Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



   Эдвард Филд (род. в 1924 г.) - ветеран Второй мировой войны, на счету которого 25 боевых вылетов в качестве штурмана бомбардировщика Б-17 ("летающая крепость").
Перед отправкой в лётную школу представитель Красного Креста вручил ему вместе с мылом и зубной щёткой популярную поэтическую антологию, которую он прочёл по дороге, в поезде. Это определило его дальнейшую судьбу.
Стихи, которые пишет Филд, называют "easy" poetry - разновидность поэзии, которую легко читать, но не легко написать. Эдвард Филд - автор многих поэтических сборников, лауреат нескольких престижных литературных премий.
Несмотря на то, что Филд входит в группу нью-йоркских поэтов, его считают предтечей калифорнийского андеграунда.



ОСЛЫ

Они не безмолвны, как рабочие лошади,
равнодушно влекущие телегу или плуг.
Ослы не покоряются просто так
и денно стенают под своею ношею,
ибо они - чувствительны.
Да, они тонко организованные животные,
хотя и не настолько разумны,
чтобы считать деньги
или спорить на религиозные темы.

Смейтесь над ними, когда они орут,
но знайте, что они - рыдают,
когда издают этот звук,
так похожий на нечто среднее
между хлюпаньем водяной помпы
и завыванием судовой сирены.

И когда я слушаю их рыдания,
я внезапно замечаю
их грустные глаза и нелепые уши,
их недоразвитые туловища,
будто они никогда не выросли,
а остались детьми, что по сути так и есть;
и будучи не поняты как дети,
принуждены идти в гору,
неся на своих спинах людей и поклажу.

Как-то я рад, что они не покоряются без протеста,
хотя их вопли никогда не были услышаны,
ибо их погонщики - одни из самых глухих.

Я уверен, что ослы знают, какою должна быть жизнь,
но, увы, они не принадлежат себе;
была бы их воля, я не сомневаюсь, -
они проводили бы время в поле, среди цветов,
целуясь друг с другом, и, быть может,
даже пригласили бы нас составить им компанию.

Ибо никогда не дадут они нам забыть,
что им известен (как известен каждому,
кто сохранил детскую наивность) -
намного лучший способ жизни;
вы можете быть уверены в этом,
когда они останавливаются на своём пути
и трубят, и трубят, и трубят...

И если я попытаюсь объяснить им,
что труд не только необходим, но и полезен,
я боюсь - они не согласятся и лягнут меня
своими задними копытами
в качестве комментария к моему глубокомыслию.

Так что они пребывают вопиющими и несчастными,
а их погонщики, которые равным образом
убеждены в своей правоте,
стегают их и - ничего не слышат.

_^_




ФРАНКЕНШТЕЙН

Монстр бежит из темницы, в которую заточил его Барон,
создавший чудовище с грубыми стежками и кнопками
по обе стороны шеи, в тех местах,
где голова одного трупа была пришита к туловищу - другого.

Его преследует толпа невежественных поселян,
которая считает его злым и опасным чудовищем,
так как он уродлив и издаёт уродливые звуки.
Они размахивают дубинами, головнями и граблями,
но он спасается от них и видит хижину, крытую соломой,
убежище старого слепца, играющего на скрипке
"Весеннюю песню" Мендельсона.

Услышав приближение чудовища,
слепец приветствует пришельца и берёт его за руку:
"Входи, приятель! Ты, должно быть, устал".
И сажает его за стол. Он давно мечтал о ком-либо,
кто мог бы разделить его одиночество.

Монстр, который никогда не встречал ласку
(Барон был жестоким), каким-то образом воспринимает её,
к тому же, не имея враждебных инстинктов,
он и не смог бы нанести урона старику,
ибо, несмотря на чудовищный вид, обладал нежным сердцем:
кто знает, чьё сердце билось у него в груди?..

Старик протянул ему горбушку хлеба: "Ешь, приятель!"
Но монстр в ужасе отпрянул, рыча.
"Не бойся, приятель! Есть - хорошо-о-о".
И слепец показал ему, как надо есть.
Успокоенный монстр стал есть и произнёс:
"Есть - хорошо-о-о", пробуя слова на слух и найдя,
что и слова звучат - хорошо...

Старик предложил ему стакан вина:
"Пей, приятель! Пить - хорошо-о-о".
Монстр с громким шумом втянул жидкость и произнёс
своим низким, безумным голосом: "Пить - хорошо-о-о".
И улыбнулся, быть может, в первый раз в своей жизни.

Затем слепец вставил монстру в рот сигару
и поднёс зажжённую спичку, которая осветила его лицо.
Монстр, помня факелы поселян,
в страхе отшатнулся и замычал.
"Не бойся, приятель! Курить - хорошо-о-о".
И старик продемонстрировал ему свою сигару.
Монстр сделал пробную затяжку, пыхнул дымом
и с широкою улыбкой произнёс: "Курить - хорошо-о-о".
Затем откинулся на стуле, как банкир, попыхивая сигарой.

Старик снова заиграл на скрипке
"Весеннюю песню" Мендельсона, и слёзы выступили
в печальных глазах монстра, пока он размышлял о камнях,
брошенных в него из толпы, об удовольствии застолья,
о чудесных новых словах, которые он усвоил,
и свыше всего - о друге, которого он приобрёл.

В то же время он не в состоянии предвидеть,
будучи простаком, который верит только в сиюминутное,
что толпа отыщет его и будет преследовать до конца
его неестественной жизни, пока, настигнутый у края бездны,
он не сорвётся в пучину, навстречу своей гибели.

_^_




ВОЗВРАЩЕНИЕ  ФРАНКЕНШТЕЙНА

Он не погиб в пучине, у мельницы,
куда сорвался, преследуемый
дикой толпой поселян.

Каким-то образом он уцепился за выступ скалы
и ждал, пока поселяне уйдут прочь.

И когда он выбрался наверх, он навсегда стал иным:
его мягкое сердце ожесточилось,
и он, в действительности, был теперь - монстр.

Он возвратился, чтобы мстить им,
чтобы швырнуть ложь о братской любви
в их ясные христианские лица.

Не была ли его плоть прежде
плотью самых злых преступников,
каких только смог отыскать Барон?

Ведь любовь не обязательно присуща человеческой плоти:
их ненависть теперь стала его ненавистью,

так что он начинает новую карьеру,
его прежняя состояла в том, чтобы быть жертвой,
добрым существом, который подвергнут страданиям.

Теперь, более не преследуемый, а преследующий,
он стал хозяином своей судьбы
и знает, как быть искусным и хладнокровным,

утратив даже искру воспоминания
о старом, слепом музыканте,
который однажды по-братски приютил его.

Его идея - если его миссия имела какую-либо идею -
дать им почувствовать, каково быть преследуемым,
наводить на них ужас,
уничтожать их повсюду.

Может быть, тогда проснётся в них
толика любви и милосердия к постороннему.

Лишь страдающие имеют склонность к добродетели.

_^_




ОПЦИЯ  БУКОВСКИ

памяти Чарлза Буковски

У старика - два выбора:
опция Буковски,
которая позволяет излить все ваши злобные импульсы
и послать весь мир на... -
это путь Чистоты, богемный Идеал,
который поклялся никогда не продаваться.
С другой стороны, независимо от того продажны вы или нет,
можно попробовать в вашем преклонном возрасте
выбрать Достоинство,
что создаёт дополнительные трудности,
если вам надо помочиться
и в окне каждого ресторана выставлено объявление:
"Туалет только для клиентов".

Я прожил почти всю свою жизнь как фрик,
что выразилось в моём неприятии
капиталистической системы.
Напоследок всё же я выбрал Достоинство
в качестве защиты и замены
моих разбитых мечтаний,
идеалов, в которые я еще верю.

Но я спрашиваю себя:
неужели ты не желаешь больше быть повстанцем,
примером для юношей?
Да, но я слишком обескуражен
этим истощённым лицом в зеркале
и слишком тщеславен,
чтобы выглядеть так,
как будто у меня грязное бельё
и намокшая штанина.
Даже Бук не выращивал бороду,
которая помогла бы ему сэкономить ежедневно
пять минут, затраченных впустую на бритьё,
и даже прикрыть свои шрамы от прыщей,
пьянства и времени.
Но вся красота его была в том,
что он предпочитал выставить
свою уродливую рожу вам в пику,
что было крайне развлекательно, спору нет,
и он знал об этом,
даже когда брюзжал на весь мир.

Мог ли я выбрать опцию Буковски, хотел бы я знать,
и не превратиться в развалину?
Как бы это выглядело, хотел бы я знать,
жить среди хлама, прокуривать лёгкие, пьянствовать
и питатья в забегаловках.
Я для этого слишком мнительный.
В определённом случае, может быть,
если нечего терять.
Как всегда говорила моя мама:
"Если тебе надо выпить, значит тебе надо выпить".
Такая необходимось случалась довольно часто.

Опция Достоинства, возможно, означает -
быть не на виду,
может быть, жить на даче,
хотя это скучно,
и с больной спиной
садоводство исключено.
Мой знакомый композитор, человек безликий,
выходил из дому только по ночам
для долгой поездки на автобусе
по безлюдным кварталам.
Что ещё, к чертям, оставалось ему делать?
Достоинство - хороший способ исчезнуть,
так что даже на публике
тебя никто не заметит.
Все они будут только благодарны,
что старая развалина
никого не беспокоит.

Но даже будучи Достойным Господином,
вы постоянно сражаетесь,
чтобы не выглядеть мерзким,
так как не надо быть Буковски,
чтобы носить в себе ненависть и отвращение
к миру.
Хотя, в отличие от него, я признаюсь
в слабости к любчикам-голубчикам.
И всё же я дивлюсь богемным старикашкам
с их редкими волосами и ясными глазами,
играющих хихикающих китайских мудрецов,
как будто старость - мишень для смеха.
Они либо нашли что-то, чего не смог я,
либо - мошенники.
Я полагаю - последнее.

Съёжившись, вспоминаю библиотекаршу,
которая однажды ворковала
с моим сморщенным, античным отцом,
и он кивал в ответ, участвуя в её игре. Позор!
Лучше быть мерзким
и громко пукнуть, например,
в тишине читального зала.
Кассирша супермаркета,
которая автоматически укладывает в две корзинки
продукты для меня,
пока, как мне кажется, я стараюсь выглядеть Достойно
знает всё про старческий простатит,
как бы хорошо я не играл свою роль.
Оставить на полу лужу
было бы достаточной пощёчиной ей
за то, что она видит меня насквозь,
и облегченьем перед долгой дорогой домой
даже с мокрой, шлёпающей по ноге, штаниной.

Моя жалоба в том,
что каждая собака в любое время
вольна присесть на корточки
или задрать ногу и помочиться,

и на улице Буковски
или любой нормальный фрик
просто подошёл бы к стене
и с удовольствием облегчился,

что иногда предполагает -
моей худшей ошибкой
был выбор
Достоинства.

Ты победил,
Буковски!

_^_



© Семен Беньяминов, переводы, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.




Словесность