Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




*


Айбол заглянул в поставленную перед ним кружку с вином. Увидев плавающую на поверхности хлебную крошку, он горько усмехнулся, и, подцепив размокший комочек пальцем, щелчком отправил её под стол. Подавив инстинктивное желание принюхаться к жидкости, он затаил дыхание, и сделал хороший глоток. Тело содрогнулось, но Айбол стиснул зубы и подавил порыв.

- Сволочи, - процедил он, когда буря в желудке успокоилась.

- Сволочи, - произнёс он чуть позже, когда в голове возник намёк на лёгкое опьянение.

- Сволочи, - сказал уж совсем без интонации. И отхлебнул второй раз, теперь безболезненно.

Айбол закрыл глаза и привычно помечтал о Хорошем Доме несколько минут. За годы жизни в Доме он выработал три–четыре ключевые сцены, четыре ключевых сюжета о жизни в Хорошем Доме, и мысленно просматривал их, доставляя таким образом себе несказанное удовольствие. Кроме того, Айбол считал, что его мечты и фантазии уникальны, и доступны лишь ему одному. Айбол считал, что его чувство, его мироощущение неповторимо.

Айбол блаженно улыбнулся, припоминая, как он рассказывал о своих снах Чернушке, младшей дочери Мясника, и как она испуганно глядела на Айбола цепкими глазёнками, смешно прижав ручки-грабки к плоской груди. Айбола это воодушевляло необыкновенно, он с пафосом горячо шептал ей о Мечте, о Хорошем Доме, где нет крыс, нет Мясника, нет свиней, о доме, где сладкое вино и где никто не болеет. Айбол был убеждён, что при этом глаза его светятся в полутьме.

Затем Айбол брал Чернушку. Она чуть слышно попискивала и неумело пыталась обвить его шею покалеченной рукой. Айболу сильно мешало то, что она всё время смотрит на него всё тем же испуганно-почтительным взглядом, и тогда он закрывал глаза, и грезил о том, каковы могут быть женщины в Хорошем Доме.

Возвращаясь в свою комнату бесконечными коридорами, он ругал себя, что и в этот раз не смог устоять перед похотью. Он ругал себя за то, что не знает, не может знать, обижает ли он Чернушку этими свиданиями. Он ругал себя за то, что не мог понять, для чего приходит Чернушка изо дня в день, слушать о его Мечте или просто совокупляться. Он ругал себя за то, что жалел её.

Айбол сделал следующий глоток, Боров неодобрительно посмотрел на него и скорчил гримасу:

- Доктор, у тебя на сегодня есть дела. Пореже клюй.

Невежественный Боров был стукач и вор. Он крал всё, до чего могли дотянуться его лапы, но Мясник не трогал его, поскольку тот доносил на всех без исключения по любому поводу. Вернее сказать, что доносил он на тех, кто был Мяснику неугоден. Их безмолвное соглашение было выгодно обоим. Во-первых, красть особого смысла не было, мир не так уж велик. Кража – лишь перемещение предметов в пространстве, вещи всегда возвращали. Во-вторых Боров был бесконечно предан Мяснику за покровительство, готовый выполнить любую просьбу.

Айбол жалел Борова. На самом деле он был человеком по-своему добрым, и работу свою – уход за животными очень любил. С животными он был нежен и, можно сказать, предупредителен, при любом удобном случае подчёркивая их превосходство перед человеком.

- Ты видал? – сияя от гордости спрашивал Боров, тыча пальцем в Васю, своего любимца, когда тот подталкивал пятачком миску с водой своей матери, - Вот оно как, гляди-ка! Умницы вы мои...

Боров, конечно, никогда в жизни не додумался бы о Другом Доме. А тем более о другом Хорошем Доме. Казалось, ему хватает и того, что у него есть. Это и есть ЕГО хороший дом.

В сущности, Мясник тоже неплохой человек, размышлял Айбол. Для того, чтобы управлять, нужно быть злым. И про то, что Айбол путается с Чернушкой, наверняка догадывался. А если б и не догадывался, Боров бы стукнул.

Айбол отодвинул пустую кружку. Подошла Горчица и, промакнув лужицу вина, поставила на стол тарелку с дымящимся мясом. Айбол отщипнул кусочек и стал жевать, втягивая воздух, чтобы охлаждать прожёвываемое мясо. А мясо было отменным.

- Кто это? – спросил он Горчицу.

- Вкусная? Это Толя, молоденький телёночек. Ешь, Айбол, на здоровье. Только учти – вина больше не дам.

- Мгм, - отозвался Айбол, запихивая в рот следующий кусок.

А всё-таки, есть среди знакомых неглупый паренёк, думал Айбол. Ёжик. Ему, пожалуй, можно было бы растолковать про Мечту. Чернушка всё же глупенькая... А вот Ёжик – пытливец. Ему интересно было бы. Интересно, да не поймёт. Книги только я читать умею, хотя буквы все разбирать наловчились.

Айбол взял последний, остывший уже кусочек, и, топнув три раза ногой, бросил его под стол. Лариса тут же выбежала из норы и, схватив мясо, серой молнией скользнула обратно. Айбол звучно отрыгнул, в кухне захихикали.

Незаметно вытер руки о скатерть, встал из за стола и побрёл вон из трапезной. Предстоял утомительный путь в третий коридор по винтообразной лестнице. Там он должен взять свою докторскую сумку и идти лечить Крокодила, а вернее делать вид, что лечит Крокодила, поскольку тот симулировал самым незатейливым способом: объедался корней до рвоты и целыми днями не выходил из комнаты, ссылаясь на слабость. Айбол давал ему слабительное.

По пути он читал свою любимую книгу о животных. Она начиналась в трапезной, потом вдоль лестницы, уходила в первый коридор, а там обрывалась на середине. Кто-то покрасил стены во втором. Конец книги был на четвёртом этаже, но после плотного завтрака не могло быть и речи о том, чтобы забираться так высоко.

Айбол шёл вдоль стены, ведя пальцем вдоль текста, и беззвучно шевелил губами. Он никак не мог избавиться от этой привычки, потому что если всё время думать о том, чтобы не шевелить губами, то не понимаешь книгу, а когда увлекаешься чтением, забываешь о запрете шевелить губами. Айбол предпочитал второе. Книга уже старая, иногда попадались ругательства и непристойные картинки. Параллельно было ещё несколько книг, и, когда Айбол шёл этим маршрутом не совсем трезвый, он то и дело сбивался и терял мысль.

Айбол и сам делал надписи. Он записывал мысли на стенке, у которой стояла кровать. Когда он испытывал желание что-то записать, то отодвигал кровать, доставал скальпель и выцарапывал буквы на стене. Больше всего на свете Айбол боялся, что кто-нибудь найдёт его записи и прилюдно осмеёт. Самую первую надпись "Айбол был здесь", придя домой пьяным, он соскрёб, содрогаясь от её глупости. Много позже она показалась ему довольно глубокой, Айбол решил, что фактически все надписи, которые он сделал, можно было заменить одной единственной: "Айбол был здесь".

Последняя сделанная Айболом надпись гласила "За стенами Дома следует искать коридор в другой Дом, следует искать, даже если найдёшь не коридор, а грязный лаз, кишащий чудовищами."

Лень, еда и Чернушка – вот, наверное, и всё, что его удерживало здесь. Но более всего - чувство собственного превосходства. Айбол боялся найти Хороший Дом, ведь там, несомненно, живут красивые и образованные люди, которых не нужно жалеть, а потому Айбол не будет нужен там никому. И почти наверняка у них найдётся свой доктор.

На плечо легла тяжёлая рука.

- А, Айбол, иди сюда.

Айбол послушно последовал за Мясником.

Взгляд Мясника был строгим и в то же время равнодушным.

- Сядь, - произнёс он хриплым голосом и, откашлявшись, повторил, - Садись.

Айбол оглянулся вокруг и, выбрав стул попроще, робко присел на краешек. Комната Мясника была огромной, так полагалось ему по статусу, но образ жизни он вёл довольно скромный, и не позволял себе роскошествовать, хотя и мог.

Мясник постучал костяшками пальцев по грубой столешнице и спросил:

- Ну, сколько ты ещё дурака валять будешь?

Айбол пожал плечами.

- Брался бы ты за ум, Айбол. Пора уже. Работаешь ты хорошо, в доме всё необходимое у тебя есть. Я давно за тобой слежу – ты валяешь дурака. Взял бы, да и оженился. Детей бы завёл. Учеников набрал бы. А то ведь подохнешь – и с концами.

- Я... Мне не нужно, - Айбол повертел головой.

- Мне нужно! – Мясник ударил кулаком по столу, - Мне!

Он подвинул кувшин и налил в кружку вина. Сделав несколько глотков, немного успокоился, и взгляд его снова стал равнодушным.

- Я для тебя же добра хочу.

- Спасибо, - сказал Айбол, - Я тебя понимаю.

- Вобщем так. Ты путаешься с Чернушкой, не верти головой, я знаю, что путаешься. Если возьмёшь её в жёны, дам большую квартиру. Она тебе в самый раз, такая же тукнутая. Свиней дам. Сроку тебе – десять трапез. Не одумаешься, пеняй на себя. Законы знаешь. Иди.

Айбол поднялся, и, шаркая, направился к двери.

По дороге он ничего не читал, а напевал глупую песенку Гуляка:

      Бог, пьяный врач,
      Со скальпелем тупым,
      Ко мне не лезет,
      Не наносит ран,
      И не калечит.

      бог, бог, бог,
      смог, смог, смог,
      ко мне не лезть,
      бог, бог, бог,
      есть, есть, есть.





А Айбол продолжал копать лаз.





Высунул голову в образовавшееся отверстие и охнул. Дыхание стало прерывистым, сердце заметалось, как поросёнок перед убоем, страх сковал тело застывшей глиной.

На бесконечно высоком потолке, чёрном, как сажа, мерцали тысячи искр, а на стене справа, такой же далёкой, висела светящаяся рогатая морда. Ледяной воздух обжёг лёгкие, голова закружилась от ядовитого холода. Морда отсвечивала в неспокойной поверхности огромной лужи. На Айбола пахнуло смертью.

Ветер тронул волосы и Айбол беззвучно закричал. Так, крича, он судорожно пятился назад по лазу, пока, наконец, не достиг входа в лаз и, крича, заваливал его камнями. Крича, бежал по коридорам в свою комнату, где забился в угол и сидел без сна до самого подъёма.

Потом, уже спокойный, деловитый, Айбол отправился покупать чистую одежду для свадебной церемонии.



Возможные названия рассказа:

Побег
Попытка к бегству
Кот действительно ходит лапами
Два зла: большее и большее
Любовь козла
Я проверил, действительно ходит
Прочь с глаз порочный лаз
Дай, Джим, на счастье лазу мне



© Роман Губарев, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах [Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...] Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём [Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...] Алексей Смирнов. Два рассказа. [Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...] Любовь Берёзкина. Командировка на Землю [Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.] Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду [Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.] Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней. [Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...] Аркадий Паранский. Кубинский ром [...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...] Никита Николаенко. Дорога вдоль поля [Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...] Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц) [О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.] Дмитрий Аникин. Иона [Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
Словесность