вот идет человек огорчённый
всею жизнью своей огорчён
на погибель судьбой обречённый
освещённый последним лучом
заливается лаем собака
из породы конвойных собак
он идёт из вселенского мрака
и в такой же скрывается мрак
а навстречу ему ниоткуда
а навстречу ему в никуда
как извилистый хвост Чуда-Юда
вереницей плетутся года
молодые пустые шальные
следом зрелые полные бед
дальше немощные и больные
а счастливых практически нет
а счастливых не больше пригоршни
только месяцев даже не лет
человеку всё горше и горше
у него уже времени нет
он подумал зачем обречённо
я бреду за закатным лучом
оттого я такой огорчённый
а невзгоды мои ни при чём
и присел он у края дороги
вырвав тело из скопища тел
о душе вдруг подумал о боге
и внезапно как шарик взлетел
и летел он сверкая над миром
и смеялся на сто голосов
и смотрели вослед конвоиры
осекая рассерженных псов
Чем больше звенит на полях бубенцов,
тем твёрже и строже должно быть лицо.
Ведь нужно стремиться вести себя так,
как будто на вас не бумажный колпак,
не клоуна шляпа комичная,
а что-то вполне симпатичное.
Я с тобой в разведку не пойду.
И тебя в разведку не пущу.
Что там делать, в грёбаной разведке?
Лучше мы тобой поедем к Светке.
И, придя под вечер к ней вдвоём,
мы расскажем нашей славной Светке,
что совсем вернулись из разведки.
Навсегда. И больше не пойдём.
Человек, растворимый как кофе,
растворяется в пасмурном дне,
ему трудности трафика пофиг,
расстояния пофиг вдвойне.
Он плывёт, ко всему безучастный,
упакованный в клетки машин,
равнодушный, смертельно опасный,
словно грипп H1N1.
Он легко растворяется в нетях
виртуально-медийных миров,
его споры живут в Интернете
в отцифрованных трупиках слов.
Он повсюду: в гостиных, в прихожих,
в иллюзорных пространствах витрин.
Он легко узнаётся по роже -
человек H1N1.
Он бывает худым или пухлым,
но одет в самый модный прикид.
От него всё становится тухлым
и потом очень долго смердит.
Даже символы дедовской веры,
даже город, что с детства знаком,
начинают попахивать серо-
водородом и аммиаком.
В телеге, в пироге, на санном возу
возили уж многих, и нас отвезут
лежать вдоль обочин подкормкой для почв.
Чего же ты хочешь? Беде не помочь.
Чего же ты смотришь на пыльный закат,
как будто за кадром, упрятан под кат,
из древних пророчеств, сказаний и проч.
лежит чудный город, похожий точь-в-точь
на те города, что от святости пьян
сквозь мглу и века прозревал Иоанн,
на острове Патмос страдая впотьмах,
великий апостол, пророк и монах.
Тебе не понять просветлённой души,
ты пьян не от святости - от анаши,
твой светоч растрачен, твой разум свинцов.
Идут мертвецы хоронить мертвецов.
Михаил Ковсан: Чужие сны[Будет фейерверк: радужно весёлое многоцветье, набухающие на чёрном фоне неземные цветы, яркие нити, небо с землёй единящие...]Анна Нуждина: Литературный туризм. О модели организации стихотворения Вадима Муратханова "Путешествие"[...в наше время клипового мышления именно литературный туризм способен сосредоточить на себе истинное внимание аудитории. Это принципиально новая техника...]Александр Попов (Гинзберг): Детские стихи для читателей всех возрастов[...Но за Кругом за Полярным / Дом замшелый в землю врос: / Там живёт непопулярный - / Настоящий Дед Мороз!..]Илья Будницкий: Заморозок[И все слова, как осенью листва, / Сошли с небес и стали покрывалом, / И я ищу не с музыкой родства, / Не с общечеловеческим хоралом...]Владимир Бененсон: День, когда убили Джона Леннона[...Несмотря на сытый желудок и правильное содержание алкоголя в крови, спать не хотелось, и воспоминания о тех шести месяцах службы под Наро-Фоминском...]Надя Делаланд, Подборка стихов по материалам курса стихотерапии "Транс-формация"[Делаландия - пространство, в котором можно заниматься поэзией, живописью, музыкой, психологией, даже танцами... В общем, всеми видами искусства, только...]Наталия Прилепо: Лодка[Это твой маленький мир. Здесь твои порядки: / Дерево не обидь, не убей жука. / Розовым вспыхнул шиповник, и что-то сладкое / Медленно зреет в прозрачных...]Борис Фабрикант: Стихотворения[Пробел в пространстве залатать стихами, / заштопать строчкой, подбирая цвет, / не наглухо, чтоб облака мехами / дышали вслух и пропускали свет....]