КОЛОНКА ЧИТАТЕЛЯ
ЧИТАЕМ: Сетевая Словесность. Поэзия
Незваный гость
Эти мои пересмешки появлялись в разные годы в разных гостевых под разными никами. Администрация СС строго указала им на место в "Колонке читателя".
Здесь они (подчас слегка отредактированные) далеко не все, и, слава богу.
Хотя, разумеется, ничего личного.
У Дмитрия Ляляева
1
"Не стоит стонать, что сурова судьба
Народа в теченье столетий.
К чему быть защитником злого раба,
Которому надобны плети?
Царя бы в Москву, да покрепче узду,
Да плаху на Лобное место.
Познали б пророков своих правоту,
Живя в ожиданьи ареста".
***
Я хату покинул, пошел воевать
За чистую русскую душу,
А мне в гостевой наложили опять
Дерьма аж по самые уши.
Над русской историей плачу один
В течение стольких столетий.
Прощайте, рабы, я не ваш господин,
А вы здесь, как малые дети.
Эх, в 37-м я бы взял вас ужо
Под эти - как их?- под микитки
И в НКВД надавал бы по жо
За всяческие пережитки.
Познали бы строчек моих правоту,
Замученные диареей.
За инакомыслие в смертном поту
Болтаться вам, зэки, на рее...
2
"Я безвременно жив. Ни молитв, ни свечей,
Ни креста на холме, ни холма у реки.
.............................................
Но потом - берегитесь живого меня!
Я до ваших обросших корою сердец,
Изостривши клыки и перо очиня
Доскребусь, дорублюсь, догрызусь, наконец!
И покуда в монархи не принял постриг,
Искажённая маска послужит лицом.
В перерезанном горле родившийся крик
Не залить и расплавленным жгучим свинцом".
***
Я безмысленно мудр. Ни словес, ни речей,
Ни царя в голове, ни колтун в волосах,
С позабытою связкою райских ключей,
Как апостол Пиотр, у себя я в гостях.
Схороните меня, положите во гроб,
Постелите под голову степь да туман,
Чтобы голос мне пел, дуб склонялся, и чтоб
Первобытно бы цвел моих строчек дурман.
Трепещите, тираны, вам скоро хана!
Достучусь я до ваших мохнатых сердец
И, оскалив клыки, словно сам Сатана,
Вашей кровью упьюсь, как последний истец.
От монаха монарха я не отличу,
Но полощется в горле свинцовая злость,
И несу я свой крест прямиком к палачу,
И торчит из груди вами кованый гвоздь.
У Марии Тарасовой
"Робко сжимая щёлочку,
Влажную от волнения...
Что там, за трепетанием,
Что за тугими створками -
Тайны ли мироздания,
Внутренние ли органы?"
***
Робко сжав твою щёлочку,
Влажный весь (от волнения),
Я на верхнюю полочку
Влез к тебе с нетерпением.
Трепетала ты створками
Сочно чмокала устрицей,
Отпылавши восторгами,
Мы устали под утрецо.
Поскрипел я щетиною,
Глянул в щелку межгубную
И банкноту картинно я
Опустил туда (крупную).
Прошептала на ухо ты:
Что, мол, делать со сдачею?
И под скрипы, под грохоты
Трахач снова мы начали...
Ах ты, жизнь, с переборами,
С семафорами, стрелками,
Тормозами, рессорами
И с зовущими целками...
Где под сочными сводами,
Под лобками покатыми
Гостевал я с восходами,
Пировал я с закатами.
У Наили Ямаковой
1
"это лето мне высушит кожу и высосет душу.
оно будет стараться, но выйдет обычная лажа".
***
слишком часто смеюсь, говорю невпопад и вприсядку,
упиваюсь прохладой фонтана из собственной речи,
вставлю парочку простеньких рифм наугад, для порядка,
обращаясь к тебе, мой единственный, мой человече.
но ты где-то в тумане, не хочешь меня почему-то,
и опять в кабаке отыщу я по койке соседа,
что костит татарву, я его оторву на минуту,
а потом оторвусь и на время забуду про беды.
суки кости мне гложут, а жизнь так воздушно-бесснежна,
что паломопикассой себе поливаю коленки,
память - это когда очень тихо и медленно-нежно
память- это столбы, провода, переулки и стенки.
Вот и лето пришло, ну я все еще не готова,
Запах строк недозрелых и мыслей перловая каша,
Я живу, как жила, но хочу я чего-то такого,
А пока, извините, выходит обычная лажа.
2
"рыжий рыжий винсент винсент
одиноким, право, не был
как быть можно одиноким:
есть абсент в шкафу на кухне
ничего, что ухо резать
...............................
желтый желтый синий синий
а гоген бежит поспешно
к африканским сочным девкам"
***
Восхищаюсь Наилею -
Ямаковой все подвластно!
Сивый сивый с ксивой бурой
Петербург опять в ненастье.
Почитаю Гайавату,
Полистаю Сомерсета,
Там Винсент полубезумный
Сумрачно глядит с портрета.
"Ну а ты меня ревнуешь?" -
Вопрошаю у Гогена,
Словно девушка с Таити,
Обнажив большие тити.
"Не-а!" - Поль мне отвечает,
Из кармана тянет трубку
Плавлюсь таю растекаюсь,
Девичью кусаю губку.
тихо тихо парко парко
быстро быстро знобко знобко
Наиля, моя дикарка,
Таитянистая попка!
А Гоген бежит из Арля,
Откусив Ван-Гогу ухо,
Будто Тайсон Холифилду,
вата вата марля марля
Лей оливковое масло
На задок аборигенки.
Хочешь? поиграем в пазлы,
Опустившись на коленки...
К африканским сочным девкам
Поль сбегает на Таити.
География в отстое,
остальное, извините,
мокро мокро сыро сыро
У Ксении Букши
"Пушок не растет на ладошке
В ладошку сгребаются крошки
Ладошкой хватаются ложки
На ней бугорочки и ямки,
Валеты, шестерки и дамки,
Судьбы повороты и лямки".
***
Пушок не растет на коленке,
На ней не увидишь ни венки,
Коленкой становятся к стенке.
На ней, по-сократовски лысой,
Живут только шишки и крысы,
Коты, синяки, компромиссы.
А ежели нужен пушок,
Подмышку, подняв локоток,
Открой... или тот же лобок.
Что, нет? Ничего, не беда!
Какие твои года...
Вырастет, ерунда...
У Евгении Чуприной
1
"Я резвилась на лужайке с кринолином,
На лужайке я была, а он - на мне
(Кринолин, конечно, не гусар) и чинно
Выражалась я, и правильно вполне".
***
На лужайке с кринолином я играла,
И не знала, на фига же он на мне?
От него мне проку, как от интеграла,
Коли муж да на чужой, на стороне.
Но сомненье не продлилось и мгновенья,
Потому что проезжавший старичок,
Положив меня куда-то на поленья,
Стрекотнул по мне, как будто бы сверчок.
Солнце заполдень упало, как яичко,
Муху в угол паучишка уволок,
Поднялась я, отряхнула ягодички,
Не поднялся только бедный старичок.
Полупьяный, проезжал на тарантасе
По дороге мимо плачущей меня
Деревенский водовоз по кличке Вася,
И всадил мне, громко ведрами звеня.
Так играла день-деньской я с кринолином,
Все старались повоспользоваться мной,
И скакали на меня с адреналином,
А потом, знай, торопилися домой.
А когда уже нахмурилися тучи,
Муж пришел, от нетерпения дрожа,
И познал меня двенадцать раз до кучи,
Поперек без кринолина положа.
2
"Я шла домой. Меня догнал
В пути чудак-сосед.
"Конфетку хочешь?" - он сказал,
Я отвечала: "Нет!""
***
Шагала как-то я домой,
Мне было десять лет,
Когда, немного чумовой,
Меня нагнал сосед.
"Конфетку хошь?" - промолвил он.
Я отвечала: "Да!"
Но он скатился под уклон
И сгинул без следа.
Домой шагала как-то я,
Мне было двадцать лет,
Когда с присвистом соловья
Меня нагнал сосед.
"Хошь?" - предложил он как всегда,
Отвел в какой-то дом...
Сказать я не успела "да" -
Он сунул в рот силком.
Опять домой под вечер шла,
Мне было тридцать лет,
Когда, такие вот дела,
Меня нагнал сосед.
Спросил он: "Хошь или не хошь?"
Ответила я: "Ну!"
И по хребту - едрена вошь! -
Как палкой садану!
Домой устало приплелась,
Мне стало тридцать два,
А мой сосед, такая мразь,
Очухавшись едва,
Опять маячит под окном
И глазки строит мне
Симпатным эдаким зверьком...
Сказать попробуй: "Не..."
3
"Вот в дверь звонят...
Ну что ж, пойду открою.
Но кто это? Размашистой гурьбою -
Козел, цыпленок, десять негритят,
Две белочки, два остреньких лисенка,
Медведь, пчела и группа саранчи.
Где тапки взять на всех? - Ну, хоть кричи.
Все распахнули шубки - обнаженка!"
***
Вот снова в дверь пронзительно звонят.
Открою что ль? Гостей веселых куча:
Два стрептококка, пять трихомонад,
Три спирохеты, злых, как камагучи.
Где напастись таблеток ото всех?
Ну, хоть кричи. И пасмурно и жутко.
Давала без резинки как на грех,
Как Златовласка или институтка.
Удрать нельзя, а только лишь убить -
Бутылкою, бачком от унитаза,
Прервать болезни вьющуюся нить,
И выкинуть, как гадость, как заразу.
Ведь мама говорила, чтоб ни в чем
Перечить я гостям своим не смела,
Поскольку можно с лечащим врачом
Решить проблемы собственного тела.
Да здравствует разврат! Виват содом!
Как сладко извозиться мне в грязюке!
Свежо предание, но верится с трудом, -
Все это сна замедленные глюки.
У Татьяны Разумовской
1
"И сквозь черные окна я чокнусь с собой"
***
Чтобы ночью избыть одиноку постель,
Распорю я подушки, устрою метель,
Пусть щекочет меня искушения пух,
Я замкну преспокойно руками свой слух.
Только мало метели - пусть лучше костер...
О, какое он звонкое пламя простер!
В нем с жестокой улыбкой своей правоты
Вижу я, как горишь, весь скукоженный, ты.
Что еще бы покруче теперь утворить?
Мне с самою собой все равно не прожить.
То ли чокнусь сама, то ли чокнусь с тобой,
То ли чокнется Анна Андревна со мной.
2
"И я память свою с трех сторон запалю,
И веселой рукой себе водки налью".
***
То ли ветер зовет, то ли лес, то ли зверь,
То ли ставня скрипит, то ли, собственно, дверь,
То ли смазать петлю, то ли в петлю залезть,
То ли вылезти вновь, если силушки есть.
Запирала тебя, словно рыцарь скупой,
А теперь верещу оскорбленной скопой.
Миловалась с тобой, как со златом Кощей,
А ты хочешь удрать вообще без вещей.
Твой портрет со стола сняв небрежной рукой,
Разобью его вдрызг я веселой ногой.
Ты получишь свое прямо в грустную бровь,
Я тебе покажу, что такое любовь.
У Максима Бородина
"Я закрываю окно в дождь, что бы иметь представление о том, что произойдет после того, как мои слова..."
***
Уходя из дому, я оставил парочку невыключенных мыслей,
но поздно возвращаться потому,
что за углом
уже включилась пожарная сирена.
***
Стоя под деревом, я лучше слышу ход
собственного одиночества и утешаюсь тем,
что он почти беззвучен,
как эта струя.
***
Он срывает меня с ветки, как яблоко, и надкусывает -
вбираю в себя хруст его зубов
и кричу от счастья,
которое ему, беззубому, не по ...
У Ивана Рассадникова
"Мне без тебя - никак...
Смейся, но это так".
***
Я без тебя ничто,
Я без тебя червяк,
Скину с себя пальто
И у порога - бряк.
Через меня шаги,
Через меня сквозняк,
Где же ты, помоги,
Мне без тебя никак.
Заледенел порог,
Заиндевел азарт,
Я без тебя продрог,
А за окошком март.
Верил, лето придет,
Вновь запоет комар,
Я без тебя не тот,
Мне без тебя кошмар.
Ну а тебе-то как,
Ежели без меня?
Что-то совсем размяк,
Да и ваще муйня.
У Лены Элтанг
"Здесь заговор. И вы - его главарь.
Врёт киноварь, и к пальцам льнут белила
Лукавые. Колотится январь -
Химерами истрёпан - что есть силы
В силках холста. Замедлен календарь,
И в нем осоловевшая сивилла
Пересыпает бисерный песок
Оплошностей. Еще темны стихи нам".
***
Что пишет Элтанг, не понять никак.
Рассыпан бисер, отдает стрихнином.
В строках осоловевший Пастернак
Колотится. Еще темны стихи нам.
Лукавит смысл - поди-ка отгадай.
Лапша оплошностей похожа на белила.
Нет, не стихом, Елена, так и знай,
А декольтом меня ты пидманила.
У Георгия Жердева
1
"С разбегу кидаюсь в волну,
Как раньше в красотку одну:
Соленая влага,
Слепая отвага
И тяга ко дну".
***
С разбегу ныряю в одну -
Катну ее, переверну -
Соленые брызги,
Стенания, визги,
О, Господи! Щас коротну!
***
Наяду любил как-то раз.
Печален, увы, мой рассказ:
Явилась наяда,
Сказала: "На яда!"
Я выпил, и разум погас.
2
"Я так разнообразно, вроде, жил
И спуску не давал воображенью,
Но сколько же я в жизни совершил
Возвратно-поступательных движений!
Исполнив отработанный обряд,
Наутро вспоминал я сквозь зевоту,
Что жизнь так и прошла: вперед-назад,
Наощупь, в темноте, в одни ворота".
***
Был светел и взыскателен мой гений,
Хрустально-чист, как горная вода,
Возвратно-поступательных движений
Не совершал он прежде никогда.
Но, в желтую теперь окрашен краску,
Никесс встречает в желтой гостевой,
Где с каждой незаметно сдернет маску
И платье задерет над головой.
У Бориса Панкина
1
"можно сказать, шарман.
побудка, поебка, душ.
вялый такой роман,
пока не вернется муж".
* * *
Пока ее муж-мариман
На клотике ночью бдит,
Любви открываю кран,
Какой-никакой пиит.
В доме ее тип-топ,
Герань, попугай, камин,
Муж в истанбул уеб -
Жене его ставлю клин.
Какой-никакой рассвет,
Постненький, без затей,
Хотел от герлы минет,
Да нет головы у ней,
Один только чемодан
С дыркою для ключа,
Такой вот у нас роман,
Третьего слива моча.
2
"Настанет день, когда, в конце-концов,
Ваш муж домой вернется из похода".
***
Придется мне уйти в КОНЦЕ КОНЦОВ,
Фуй, как дефис, в карман убрав пугливо,
Когда ваш муж, от ревности пунцов,
Или, скорей, от трех бутылок пива,
В свою квартиру грозно постучит...
Я с горестно-язвительною мордой
Шмыгну в окно, как истинный пиит,
И шлепнусь, как калач потертый.
Не плачьте, не стучите каблуком,
Пишите письма на деревню дяде,
Но более я с вами незнаком...
Весь мир бардак, а бабы бляди.
У Сергея Зхуса
зХУсЕВИНЫ
"Ударит ночь дубиной по глазам".
***
В моей ширинке маленькая тля -
Она всю ночь шлет комплименты...
Кому? В отдельные моменты
Я понимаю. Смеха для
Ей подмигну, как импотенты,
Но вдруг взбешусь, как конопля.
***
Кузнечик в бархатном кафтане
Стручит из голубой травы,
Но в насекомых дружном стане,
Ах, не сносить ему главы,
Когда пернатый бог поляны,
Где жизни пир и торжество,
Уставит взгляд в него стеклянный,
В нем видя пищи тождество.
***
Я бодрствую - Луизы надо мной
Вдоль потолка уныло хороводят.
Жизелей клин, как комариный рой,
За край болот задумчиво уходит.
И принцы вечереющих принцесс
За кончики выносят на просушку...
И превращений маленький процесс
Беру я, как очки, за дужку.
***
Что до сосков любимой тети Вали,
Они меня затронули едва ли.
Душа одна, поверьте мне, одна,
Предчувствием лирическим полна,
Сминая в спешке робкие конфеты,
Тонка, бледна, подобьем спирохеты
Внимает фиолетовым словам,
Которые затем я не отдам,
Что дороги они мне, как корзины,
Цветов, которые у тети Зины,
Для тети Вали мирно умыкал,
Груди лаская сдвоенный овал,
И пропуская меж ее ладоней
Тушканчиков своих ночных агоний.
***
То рыжая лиса губою в супе,
То вдруг леса на фоне голубом,
То Бабою-Ягою в ступе
Гремит полдневный гром.
Вдохнет медведь, в бору букварь надыбав,
И проплывет средь водорослей рысь, -
И впечатлений плавленые рыбы
Зовут - кысь, кысь!
***
Нахлебник косокожий умбо-юмбо,
Я собираюсь в медленный остой,
И поступи задумчивые тумбы
Неторопясь идут за мной.
Наряженный, как уши аксолотля,
Мне хризопраз коронкой золотой
Сверкает издалека, дескать - вот я,
Но мир еще значительно больной.
***
Старушки ползают по елке
Передниками шебуршат,
И осыпаются иголки,
Как головастики в ушат,
Но если подползти поближе,
То слышно, как по потолку
То громче, то немного тише
Кого-то прибыло в полку.
***
Играет музыка на полке,
Плывет портянка, как Муму,
Хлопушка корчится на елке,
Как новый оползень в Крыму.
Роняя спелые дукаты,
И, распахнув вторую грудь,
Я первой, словно воздух сжатый,
Вдруг да бабахну что-нибудь.
У Дмитрия Быкова
Запах смоченной пыли
***
Город. Зимнее небо.
Тьма. Пролеты ворот.
У Бориса и Глеба
Свет, и служба идет.
.......................................
В третий раз разведенец,
И, дожив до седин,
Жизнь своих современниц
Оправдал он один.
Б.Пастернак. Вакханалия.
***
...............................
Запах смоченной пыли,
Терпкий ток по стволам...
Пастернак, pater noster,
Этим метром певал,
И Васильевский остров
Им прославлен бывал
В утешение девам,
И убитый в бою
Подо Ржевом, на левом...
Вот и я подпою.
Д. Быков
Призывник (маленькая поэма)
***
Помню, в сорок девятом
Как-то раз собрались
Меж забором и складом
Дима, я и Борис.
Две столичных полбанки,
Банка шпрот на троих...
Мужики на гулянке,
Воздух жизни под дых.
Помню голос и запах
Отгремевшей войны,
Немчуру на этапах
И пайковые сны,
Хохоток непритворный
Веселящихся шкур
И на танцах (в уборной)
Шелупонистых дур.
Помню съезды, газеты
И усищи вождя,
На руке крови меты
(От в заборе гвоздя),
Жизнь со смертью в союзе,
Скырк непуганых крыс,
И как пили до зюзей
Дима, я и Борис.
Как-то, хряпнув картинно
У двора на виду,
Стали мы заедино
Звать к застолью халду.
Пусть кости нерабочей,
Пусть оторва и блядь,
Захотелось уж очень
Ей стихи почитать.
Что анапест двустопный
Что трехстопный хорей -
Чем размер допотопней,
Тем душе веселей.
Нет ни зрелищ, ни хлеба,
Но не вымер народ,
У Бориса и Глеба
Свет, и служба идет.
Сколько в женщине дури...
Только Муза притом,
Только ей, местной шкуре,
Нас послушать не в лом,
Только этой шалаве,
Одеяло к груди,
И готовить нас к славе
Далеко впереди.
Но за Борей лишь Дима
Оказался мастак,
Мне сказавши: Иди, мол,
Хоть куда просто так.
Сдался я, словно немец,
Пусть дожил до седин,
Нынче жизнь современниц
Дима пишет один.
Запах смоченной пыли
У забора с угла,
Мы бутылки разбили
На осколки стекла...
Только память-обуза
Бередит натощак,
Как общались мы с Музой -
Быков, я, Пастернак.