РЫБЫ
Чудесное было время - лето на даче. Днем мне всё время хотелось кушать, читать и валяться в тени абрикоса. Вечером, когда спадала жара и от лежания на раскладушке болела спина, я надевал рубашку, кепку с козырьком, садился на велосипед и уезжал к Алику, дачному другу, живущему на соседней улице. Дачные дети - свободные дети и по-хорошему одинокие. Я был таким ребёнком. Я это знаю. Чаще всего мы ездили через луга на Днепр, а после - накатавшись, уставшие и довольные друг другом, сидели у Алика в винограднике под окнами спальни его мамы, и шепотом разговаривали обо всём на свете. Особенно запомнилось мне, как в то самое лето, на дальних лугах, в кустах лозы, мы нашли чёрный плащ из свиной кожи, а в нём огромный кухонный нож. Мы очень испугались тогда и долго просидели в сторонке, наблюдая за этим кустом. Нам хотелось узнать, кто придёт забирать нож. Алик уверял меня, что придут бандиты, я думал - коровьи пастухи. Дождавшись лишь высокой луны в небе, ничего не взяв себе, мы ушли и больше уже никогда не ездили к озеру у кирпичного завода. Мало ли кто там бывает, когда вокруг безлюдье и тишина.
На рассвете я бросил камушек в окно своего дяди. Вчера мы договорились с ним порыбачить на Днепре. Камушек отскочил от стекла и упал в георгины. В угловой комнате дома зажегся свет. Генка выглянул в окно, махнул мне рукой, и я стал ждать его, сидя на стульчике в цветнике. Через пять минут Генка вышел на крыльцо.
- Доброе утро, Солнце! - сказал он мне, улыбаясь и потягиваясь: - Тесто не забыл?
- Пошли?
- Смотри, как красиво!
- Да, вижу...
Туман над озером, видимым с нашего участка, напоминал свернувшееся в банке кислое молоко. Из такого молока сельские тётки делают творог, а боги таким туманом пачкают у земли утреннее небо. Макушки тучек от восходящего солнышка светлели. Птички повсюду просыпались и чирикали. Петухи пели по усадьбам и дачам в округе.
- Коси, коса, пока роса! - Гена, широко шагая по улице, кричал песенку.
- Нет! Коси-коси, ножка, где твоя дорожка!?
Мы идём по дачной улице, смеёмся и болтаем, а тем временем на флоксах уже греются дневные мухи, окоченевшие от ночной прохлады, и муравьи, соорудив живую дорожку, на спинах тащат зелёного кузнеца, умершего вчера в гладиолусе! Проснувшиеся соседи зевают, б-ррр, как это увлекательно наблюдать! Бабушки, ещё не расчесавши свои волосы, заворачивают в салфетки пчёл, утонувших ночью в чашках с остатками сладкого чая, кладут свёртки на уголок стола, а потом, поставив чайники на газовые плитки, будят внуков, чтобы умыть их, причесать и накормить завтраком. Ломтями мягкого батона, намазанными сливочным маслом, сваренными всмятку яйцами и собранными с вечера ягодами из сада.
- Ба, с какой стороны яйцо ложкой бить? - загорелый мальчик вертит яйцо в руках, как камушек, и хитро смотрит бабушке в переносицу.
- Сколько раз повторять тебе? - бабушка отбирает у внука яйцо и кладёт перед собой:
- Запомни, тупое дитя, повторяю в сотый раз: яйцо бей с тупой стороны, с тупой стороны в яйце комнатка для воздуха! Усвоил, прелесть моя? Повтори.
- Я - тупой. Бить яйцо с тупой стороны! Усвоил.
- Молодец! Хлебушек кусай.
Через полчаса мы спустились с горки и вышли на безлюдный пляж. Днепр блестел и хлюпал о песок зеленоватой от водорослей водой. С моторок уже рыбачили. Кулики ходили по берегу парами, ковыряя носами ил и уносились с криками прочь, касаясь брюшками воды, если к ним близко подлетали чайки. Пахло смоленым днищем лодки, оставленной у причала, привязанного к дереву канатом. Сегодня мы решили забросить снасти с пристани.
- Хорошо-то как! - Генка громко задышал открытым ртом и стал раздеваться.
Я снял рюкзак и расстегнул рубашку. Генка улыбнулся:
- Рассупонивайся, я окунусь, и приступим. У пристани яму выкопали, чтобы катера, причаливая, дна не касались. В яме рыба. Понял?
- Угу, давай быстрее...
Первого леща я поймал в шесть часов ровно и заорал. Я орал и думал о сердце; я с детства прислушиваюсь к сердцу. Колотилось сердце бешено! Вот чёрт, думал я, накручивая леску в катушке, оно точно сейчас остановится, и тогда - на кой мне эта рыба?!
- Генка! Иди же!!! - продолжал я звать дядьку.
Гена подошел:
- Чего ты орешь?
- Сорвётся!
Он подвёл под леща сачок, нагнулся и вытащил рыбу на пристань. Лещ блестел на солнце, как кусок золотой доски! Я был счастлив! Мы сняли леща с крючка и чуть не уронили в воду. Я придавил его ногой.
- Погоди... - Гена достал из рюкзака топорик и протянул его мне.
- Давай ты.
- Ты поймал, ты и стукай.
Пришлось.
Второй лещ клюнул сразу же за первым, на тот же крючок. На этот раз я не кричал. Генка сам прибежал ко мне с берега и помог достать из воды второго. Потом клевать перестало. Однообразный прибой, от которого причал покачивало, нагнал дремоту и лень.
- Давай отдохнём? - спросил я Генку и намочил волосы.
- Действуй.
На полу я расстелил полотенце и смотал спиннинги. Первый катер из города отпустил на берег пассажиров. Мы прилегли на полотенца, подложив под голову рюкзаки, и закрыли глаза. Хорошо бы опять забросить, думал я, но было неохота двигаться.
- Тесто подсохло и рассыпается, - пробормотал я.
- Намочи.
Гена с закрытыми глазами еле шевелил губами.
- Чуть-чуть намочи, - повторил он ещё раз и повернулся на бок.
- Ты спишь?
Он не ответил.
Миновал час. Железный пол причала от солнца нагрелся так, что лежать на нём сделалось невозможно. Генка проснулся, попил из фляжки воды, а потом искупался.
- Может, пойдём? - спросил я его, когда, охая, на цыпочках, он подбежал ко мне.
- Пошли. Сегодня ничего больше не будет.
Мы собрали вещи и, посмотрев друг другу в глаза, засмеялись.
- Ничего не забыли? - спросил я Гену.
- Да вроде... всё с нами...
Буксир, тянувший баржу, груженную брёвнами, закрыл собой противоположный берег.
- Хорошо как! Смотри, чайки на брёвнах сидят, - сказал я ему, жмурясь от солнца, - все они смотрят в сторону Киева.
- И чего туда смотреть?
- А куда смотреть?
- На воду лучше смотри.
- Зачем?
- Блестит она и красивая...
Генка надел рюкзак, взял нанизанную на ветку рыбу и подтолкнул меня в спину:
- Шнеля! Биттэ! Шнеля!
Мы спустились с причала по трапу на берег, закатали по колени штаны и зашагали друг за дружкой вдоль дачных заборов, как гномы в мультфильме.
У меня с Геной разница в возрасте тридцать лет, но он, с самого моего раннего детства, настаивает на том, чтобы я говорил ему "ты". Это Гена прозвал меня "Солнцем" за моё круглое лицо, купил "взрослый" велосипед и подарил на день рождения Ингу, мою первую собаку. Мальчиком Генка был разведчиком у партизан. После войны приехал из Немирова в Киев. Поступил в консерваторию, пел басом. Женился на тёте Ане, у них родилась Ленка, моя старшая двоюродная сестра. Бросил консерваторию, развёлся, поступил в художественный институт, на живописное отделение. Женился во второй раз на тёте Вале. Бросил художественный институт и начал работать на заводе, зарабатывать деньги. Как высококлассный слесарь, он владеет личным клеймом для своих изделий.
Когда мы вдвоём, Генка обожает развлекать меня историями из книжки, которую (он клянётся, что это правда) пишет. Вот и сейчас, пыля босыми ногами по уличной тропинке, он вынул из коробка спичку, всунул её в рот, надкусил и, хитровато прищурившись, приступил к рассказу "О Спичке, которая мыслила себя Человеком".
- Солнце, слушай правду! Жил дядька, похожий на такую вот обыкновенную спичку. Второй дядька, похожий на сельскую печку, в которой всегда сгорает такая вот обыкновенная спичка, говорит дядьке, похожему на эту спичку: "Поезжай на север, там холодно, люди на севере несчастливые, ты должен помочь, ты - спичка".
Я прервал его:
- Почему Печка командует?
- Почему, почему - потому, не перебивай, слушай дальше. Спичка дал слово Печке плыть в лодке на север, но уплыл на юг. На юге солнце горячее горячей печки, подумал Спичка и решил слукавить, обмануть. Печка, знавший всё-всё о спичках, улыбнулся: "Ещё пожалеешь, дурачок!", он отломал веточку от куста и стал резать её ножиком. Спичка утонул у берега, далеко не уплыв на юг, и его проглотила Рыба. "Умираю!" - сказал себе Спичка, теряя сознание во рту у Рыбы. Но не так всё оказалось просто. Внутренности Рыбы шевелились и "звучали".
Гена поднял лещей над головой:
- Думаю, вот эта наша, которая побольше, и съела спичку.
Я остановился.
- А звуки в кишках рыбы на что похожи?
Генка оторвал лист лопуха и прикрыл им голову от солнца.
- В рыбе звучит музыка Петра Ильича Чайковского! За это ручаюсь, не перебивай, - и он продолжил: - Спичка не умер, по главной кишочке он дошел до рыбьей головы, спустился по лесенке вниз и, открыв дверь, вошёл в рыбью голову, в которой глаза оказались круглыми, большими окнами. И стало всё так хорошо видно, что делается под водой, через эти окна. А там такое! Там грязи много и мути... там раки плавают такие... Женчик, тебе этого лучше не знать, что там! Короче, Рыба выплюнула Спичку на берег, где Печка уже целый час стругал прутик, сидя на песочке. "А? Ты уже вернулся?" - он нисколько не удивился встрече. "Что ты здесь делаешь, Печка?" - Спичка почувствовал опасность. "Палочку обрабатываю". - "Зачем?". - "Это мой секрет". - "А я теперь как?" - "А ты мне больше не интересен". Взял Печка Спичку двумя пальцами и швырнул просто так, куда бог пошлёт. От спички, найденной на подоконнике в парадном дома на улице Саксаганского, прикурил сигарету друг моего друга, грузинский художник. Рассматривая на ладони останки того, что считало себя человеком, грузин хмыкнул и мелом нарисовал на стене очертания голой тётки, докурил сигарету и пошёл домой смотреть по телевизору футбол. Это всё. Вопросы?
- А что бы случилось, если бы Спичка выполнил просьбу Печки?
Гена отложил лопух в сторону:
- Тогда бы Спичка понял: нет ничего хуже в жизни, чем случайные знакомства. Ты понял?
Я махнул рукой, ничего не поняв:
- Давай передохнём.
Генка хлопнул в ладоши и остановился:
- Минуточку, я сейчас. Солнце, смотри, это тебе сюрприз.
Мы сложили на землю рюкзаки, сачок, рыбу, спиннинги. Я присел на корточки и стал ждать. Генка расставил ноги, выпрямил спину, поднял руки над головой и проделал передо мной гимнастические упражнения из фильмов фашистской немки Лени Рифеншталь. У него это классно получилось! Генка на руках прошёлся по кругу, высунув язык от напряжения; потом встал на ноги, запустил руку в волосы и заорал:
- Скво будут довольны нашей добычей! Рыбы хорошая добыча! Да?!
Я подпрыгнул от счастья, как щенок!
- Да! Скво будут просто счастливы от нашей добычи! Но откуда ты знаешь такую гимнастику?
- С Валькой в Доме кино запрещённый фильм смотрели, но это тайна, никому не говори. Классная гимнастика - душа отдыхает.
Генка снял рубашку и замахал руками:
- Сон рассказываю. Представь себе: Космос - это жидкое тесто. Представил? Если Бога представить похожим на человека, что абсолютно запросто, так написано в Библии, то, что станет делать Бог, взяв в руки тесто?
- Мять, что же ещё?
Генка с удовольствием понюхал свои руки:
- Правильно, и что тогда получится?
- Или ничего, или шар.
- Правильно! Все планеты вокруг нас круглые. Почему? А потому, что их кто-то вначале мял. Вопрос: Кто? Ответ: Бог. Планеты круглые от рук Бога. Вопрос: Бог, значит, есть? Ответ: получается, что - да!
- Потрясающе!
- Мне это приснилось на пристани.
- Потрясающе!
- Ага, мне тоже нравится!
Когда мы пришли домой, на даче все ещё спали, кроме отца. Папа брился в пристройке к туалету допотопным бритвенным станком, глядя в зеркальце и переминаясь с ноги на ногу. Бритву, металлическую пластину, каждый раз нужно было точить в гранёном стакане, елозя бритвой по стенкам. Папа нас не заметил, он слушал радио и надувал щёки, стараясь не порезаться. Радио шептало папе о космосе. Генка, отдав рыб, пожал мне руку и ушёл к себе. Паутинка, слетевшая с крыши дома, пощекотала лицо и плечи. Я улыбнулся и сказал себе: "Как же это всё замечательно, суслик ты мой милый, когда утро, рыбы и лето". Я люблю называть себя сусликом, когда хорошо на душе!
На веранде я попил воды из ведра. Инга улыбнулась мне, высунув большой язык. "Дрыхнут?" - спросил я овчарку. "Да", - ударом хвоста об пол ответила Инга. На Генкином крыльце появилась полусонная тётя Валя в полотенце, накрученном на голову. Вышла из беседки заспанная Буня, поздоровалась с Валей и попросила воды. Валя сходила в дом и принесла ей полный стакан воды. Они о чём-то поговорили. Мама вместе с Юликом спустилась по лестнице во двор; зевая, мама расчёсывала волосы на голове моего брата. Я сказал маме:
- Ма, две рыбы! Больши-ие!
- Хорошо, - сказала она и закрылась в уборной.
Я ушёл в дом. Уснуть не получалось. Я слез с кровати, отжался от пола и вышел во двор на воздух. Мама в миске чистила лещей.
- Помочь?
- Иди, ради бога. Позову, когда надо будет.
От нечего делать, я пополз на четвереньках за Ингой во двор к Музыкам (фамилия Генки). Тётя Валя, слушая "Маяк", варила на газовой плиточке кофе. Запах подгоревшего кофе перебивал аромат Буниных цветов. На соседних участках стучали молотками. С тётей Валей мы потёрлись носами. "Мурр", - прошептала она мне. "Мяу-у", - ответил я ей, изображая кота. Мы так играем.
Кусты сирени, разросшиеся за лето, закрывали ветками веранду.
- Как дела?
- Мы рыб поймали.
- Знаю, молодцы.
Из погреба, прямо перед окном, торчала черная вентиляционная труба, на которой Юлик мелом написал слово "волос".
- Солнце, принеси воды! - крикнула мне мама с нашего участка.
Взяв у тёти Вали печенье из тарелочки, я поплёлся на свою дачу.
Мама что-то внимательно рассматривала в рыбьей голове.
- Смотри - в жабрах пиявка. Неси воду. Живее!
- Только не надо орать!
- Иди уже.
- Иду.
За питьевой водой нужно было идти к соседу Копенгагену. Он всё лето живёт на даче с пуделихой Ладой и имеет колодец, а не колонку, как все мы. Вода из колодца вкуснее, она не отдает железом. Родители Мишу называют "Копенгагеном", потому что Миша мечтает эмигрировать в Данию и не скрывает этого. За честность Мишу родители уважают и часто приглашают на обед. Копенгаген гинеколог; он перенёс два инфаркта, он курит, он пьёт водку. Миша очень хороший человек.
Соседа дома не оказалось; я набрал ведро воды, закрыл крышку колодца и наступил на ветку крыжовника. Было очень больно, я даже попрыгал на одной ножке, чтобы боль чуть отпустила. Возвращаясь домой, я хромал и чертыхался.
Поставив на табуретку ведро, я получил от мамы белый рыбий пузырь и поцелуйчик. День сегодня будет долгим, к вечеру и не вспомнишь, каким было это утро на речке, думал я, но рыбий пузырь изменил ход моих мыслей.
- Зачем он мне? - спросил я маму.
- Брось в корыто. Понаблюдай. Пузыри не тонут.
- Ты что, забыла, сколько мне лет?
- Пузырь твой! И надень обувь. Не ходи босиком.
- Слушаюсь! - я не стал продолжать бессмысленный разговор.
Мама, забрав миску с порезанными на куски рыбами, ушла на кухню.
- Жарко, - сказала Буня, она сидела на стульчике в нашей кухне, рядом с открытым окном, - хоть бы дождик пошёл.
Моя мама улыбнулась своей маме. Они помолчали.
- Ладно, пойду к себе.
Буня поправила платок.
- Обедаем вместе. Генке с Валей скажи.
- Посмотрим.
- Не посмотрим. Рыбы вон сколько! Что с ней делать?
- Посмотрим, говорю.
- Ты чем-то расстроена?
- Ты знаешь, кто на чердаке со вчерашнего дня спит?
Мама вытерла руки о фартук.
- Кто?
- Любаша.
- Хутор-баба?
- Он её ночью на такси привёз.
- Так Валька же дома.
- А ты ему скажи об этом, может, тебя послушает. Совсем совесть потерял.
Я всё это подслушивал, ковыряясь иголкой в пятке, доставая колючку крыжовника.
Из чердачного окна заспанный Генка крикнул в нашу сторону.
- Ма, ну что ты хочешь, а? - он не боялся, что его услышат. - Ну что ты хочешь?! Что ты ей всё это говоришь? Мама, иди домой!
- Она сестра твоя! Некому больше говорить!
Буня, пройдя мимо, даже не глянула в его сторону. Я тоже вышел на улицу из кухни. Инга лежала под деревом, и её уши, как цветы в вазе с широким горлышком, торчали в разные стороны.
- Ма, а о ком это вы с Буней сейчас разговаривали?
Я погладил Ингу и убрал "козявки" из уголков её глаз.
- Займись пузырём и не встревай.
- Что, спросить нельзя?
- Нельзя!
Я хмыкнул. Можно подумать, я не знаю, все это знают: у Генки есть любовница, директор общественной столовой, которую он прячет на чердаке по выходным, даже когда Валя на даче. Ещё я знаю, что эта женщина называет себя не "хутор-баба", а "хутор-дура", и пора уже понимать и маме и бабушке, какая это большая разница.
Так я подумал, а Инге сказал:
- Пошли уже! Хватит валяться!
И мы пошли, с моей замечательной собачьей сестрой, по нашей улице пошли, искать йод у соседей для расковырянной, чёрт возьми, лично моей пятки.
© Евгений Вишневский, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
