* * *
Потеряй меня в парке, у карусели, в красном пальто, по дороге в рай.
Я загляжусь на птиц, что присели на провода, а ты потеряй
Меня у киоска, где эскимо продает эскимоска,
А из кино
Шумно выходит подростков толпа, как матросики с трапа.
Я так мала, мне пять лет, я мала и глупа, я тебе не нужна,
Потеряй меня, папа.
Пусть мне останется пять, пусть меня унесет бабай,
В красном пальто, по дороге в страну бай-бай,
Я не буду плакать, не буду капризничать, падать на пол,
Потеряй меня у карусели, папа.
Потеряй - у тебя еще останутся дети -
Мальчик и девочка, брат и сестра, разве мало?..
Потеряй меня, добрый мой папа, как лишний билетик,
Чтобы я тебя
Чтобы я тебя
не теряла.
_^_
ВЕРТОГРАД
1
...ну, достань мое яблоко -
подпрыгни, достань!
Некоторые считают до трех, некоторые - до ста.
Я - до пяти.
Прости.
Раз, два, три, четыре, пять - я иду искать.
Я иду искать - и не нахожу.
Господи, дай мне капельку куражу.
Господи, дай мне поверить, что дотянусь, смогу...
Я не знаю, в чем -
но
какая разница, в чем я тебе солгу.
2
Доброе утро, Догвиль, мусорный город грез.
Кинь свои кости псам, чтобы выпала Грейс.
Возделывай камни, камни, камни,
Меняй подштанники, ставь силки.
Смыть этот алый сок руками -
Руки коротки у реки.
3
Господи Боже, зачем ты нас так слепил!..
Как нам лелеять сад свой,
Чтоб хоть кто-нибудь нас любил?
Божьи куколки бьются о камни
На счет девяносто пять.
Дайте мне заступ, покажите мне, где копать.
Заступитесь кто-нибудь за незваных своих гостей -
Я обещаю не красть у ваших собак костей.
4
Господи, что ты сделал,
Посмотри, посмотри на нас!
Мы - садовые куколки, раскрашенные напоказ.
Одну половину месили с глиной, вторую - ебли.
А мы ничегошеньки не просили, кроме - любви.
5
Некоторые считают до одна тысяча девятьсот девяносто три.
Господи, сколько на свете луковиц!.. - Пожалуйста, собери.
Хватит, наверное, накормить всех страждущих буратин.
А ты один.
И я одна, - посчитай, сколько будет вместе, - садись, два.
Бесполезная арифметика, садовая голова,
Спасибо за сад, вертоградарь, - пожалуйста, переведи:
Кровь моих пальцев стучит на твоей груди.
_^_
* * *
некоторые люди любят стихи и прозу,
некоторые уверены, что до свадьбы не заболит.
если я тебя поцелую - ты превратишься в розу,
такую отчаянно-алую, что хочется забелить.
прекрасное мое чучело, мы живы, пока мы лживы,
пока набиваем соломой раскрашенный наш камзол.
когда мы умрем, окажется, что прежде - мы были живы,
и это было не худшее из многих возможных зол.
поэтому мы выплясываем отчаянные мазурки,
в горящем саду, во гневе, в огне, в золотой пыли.
если ты меня поцелуешь - я превращусь в сумерки -
сумерки, сумерки, сумерки - отсюда до самой земли.
ну, что - полетели? тает небесное покрывало,
живучая осень корчится, сдирая окраску роз.
и совершенно не важно, что я тебя не целовала -
ты все равно превратился в розу и под окном пророс.
_^_
* * *
Вас ожидает в аэропорту
Ласточка с драхмой дареной во рту.
Спит на лету.
Путаясь под самолетным крылом,
Спящих летящих за толстым стеклом
Видит в салоне, мелькая во сне
Темною тенью на круглом окне.
Хмурый архангел с пентаклем во лбу
Меж облаков затевает пальбу.
Спи в комфортабельном узком гробу.
Спи, вылетая в трубу.
Ласточка спит, превращается в лёд.
Милый, зачем тебе этот полет,
Грохот прощанья и шорох стыда...
Ты не вернешься назад никогда.
Ласточка спит и стареет во сне,
Не возвращаясь к весне.
_^_
ОДИССЕЙ
А я бреду - мешок на голове -
Среди шагов, затерянных в траве,
Иду к тебе, соломенной вдове,
Прости меня, мол.
Кто невменяем, тот меня поймет.
Какой там лук, какой там смертный пот,
Она меня нигде давно не ждет,
Давно сменяла.
Я для нее - никто, чужая тварь,
Ей мой апрель - давно уже январь,
А мой маршрут наскучил, как букварь,
Ей все известно.
Она меня увидит в новостях
И свой стакан уронит при гостях,
И скажет, типа, - пляски на костях, -
Моя невеста.
Я к ней приду уже без головы,
Баран-бараном, в кружеве травы,
Не узнаешь? она молчит, увы, -
Ревут соседки.
Вели хоть лук мой, что ли, со стены
Убрать!.. куда там! призраки бледны,
А речи их невнятны и темны.
Вот так-то, детки.
_^_
* * *
я не птица, нет, моя радость, не птица, нет.
птицы тоже умеют врать, притворяться, виться
над тобой, моя радость, летать и кричать, как птица,
заполярный сыч, подкидная дичь, лебедица, -
синекрылый гусь, не вмещающийся в сонет.
да какой сонет, никаких сонетов, дружок.
никаких советов, цветов, пониманий, маний.
я тебя люблю так же просто, как нож в кармане
потихоньку режет подкладку. роняешь money
с высоты и потом совершаешь смешной прыжок.
я не птица, - рыба скорей... скорей,
улетев с моста, потону и ко дну прилягу,
я тебя люблю, точно спирт прожигает флягу,
до костей грудинных, до самых твоих дверей.
да какой там спирт, да какие наши года,
я не рыба, рыбы не тонут, а я, тупица,
все тону, тону... я не птица, нет, я не птица,
я всего лишь лечу с моста - приземлиться, слиться
с чем-нибудь, хоть с чем-нибудь, навсегда.
холода у нас, моя радость, у нас холода.
_^_
ПЕСЕНКА
Бон джорно, сеньор Коллоди!
Мы завтра сбежим из школы.
Всего за четыре сольдо
Остаться босым и голым.
всего за четыре сольдо
всего за четыре сольдо
Прощай, моя радость, чао!
Я волосы крашу блюзом.
Три корочки хлеба с чаем -
Мое любимое блюдо.
всего за четыре сольдо
всего за четыре сольдо
Три корочки хлеба с солью.
Прощай, моя радость! Карта
Легла Италией к солнцу
Средь ярмарочных расцветок.
Ты помнишь нас, папа Карло,
Своих деревянных деток?
всего за четыре сольдо
всего за четыре сольдо!..
Бон джорно, - поет шарманщик, -
Под лестницей ждут подарки,
А вас ожидает слава
И деньги, бульдо и сальдо.
Прощай, деревянный мальчик,
Оставленный в горьком парке
В четвертой кабинке справа.
всего за четыре сольдо.
всего за четыре сольдо.
_^_
* * *
Какая жалость, что все проходит, -
Сказал прохожий... ах да, прохожий.
На прялку, Парка, твою похожий
По Миссисипи идет пароходик.
Колесный, тот, трехколесный, детский,
Звоночек никелированный, помнишь?
По синему небу на помощь, на помощь
Летят нарисованные индейцы.
По синему небу, по синей эмали, -
Орленок, орленок, взлети выше солнца,
Куда никогда, никогда не вздымали
Крыла придуманного японца.
По синему небу, по синим водам,
По синим, - послушайте, мистер Клеменс, -
Как пчелы летят на небесный клевер,
Как рыбы плывут на подводный клевер, -
Кто самолетом, кто пароходом.
Из одиночек свозить одиночек
Вдоль Миссисипи плывет пароходик.
Том, ты слышишь, звенит звоночек -
Никелированный славный звоночек?..
Шепот, щекочущий позвоночник:
Какая жалость, что все проходит.
_^_
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПО ПЯТНИЦАМ
седуксен реланиум нембутал
осторожно голову придержи
ничего он просто устал устал
это все небесные куражи
послезавтра вытянем воспарим
что ты там копаешься тут клади
завтра ляжет камушком на груди
камушек покатится рухнет рим
седуксен реланиум перебор
нам бы что полегче бы мимо рта
он же бог да брось ты никто не бог
умирать по пятницам красота
кап... - укрой простынкою - кап... укрой
как там этот градусник тридцать семь
тут никто не ляжет в земле сырой
да земли сырой тут и нет совсем
спи куда он денется встанет в пять
спи настанет завтра настанет рай
светлый послезавтра не умирай
дай ему поспать дай ему поспать
_^_
* * *
Бормочущий февраль сошел с ума,
Прикидываясь колыбельным мартом,
И, огибая желтые дома,
Мы - вброд и в бред, - спаси меня, зима! -
Бредем туда, по компасам и картам.
Карету мне, на дальний остров Май,
Где вьюн, дрожа, ограду обнимает.
Опять твоя-моя-не-понимай,
Да и моя-моя - не понимает.
И мы целуем воздух голубой
Обветренно и нежно, как в последний
Чудесный час, и жар почти что летний
Дрожит, струясь, меж мною и тобой.
И мы швыряем вялую судьбу
В пожар, позор, грехи и перегибы...
И нашу бесполезную погибель
Увидят одуванчики в гробу.
_^_
* * *
Прилетят коноплянки летом клевать плетень -
Не сыскать младенца ли, лебедя в лебеде...
Дураку с утра на конюшне дадут плетей,
А тебя, царевна, утопят ночью в святой воде.
Желт аир, а кипрей пурпурен, репейник ал.
Ветер травы треплет, толкает, как бес в ребро.
Не проскачут, звеня доспехом, ни гунн, ни галл,
Чтоб украсть твое последнее серебро.
Трень да брень, серебрень-бубенчики, спи, душа.
Вот придет дурачок на берег, достанет нож,
Срежет дудочку из прибрежного камыша,
Дунет - ты вдохнешь. Дунет - ты споешь:
люли люли люблю малина зову зову
спит виллиса цветет мелисса иди иди
упади в траву упади в траву упади
И тогда дурак упадет, упадет в траву.
_^_
ЖЕМЧУЖИНКА
-1-
...Что там ей в ледяное ушко
На фарси лопочет толмач?
Ширли-мырли, пойдем, подружка.
Что ты плачешь? Не плачь...не плачь...
Я сдеру с него шкуру, с гада, -
Мне все можно, что вам нельзя.
Переводит дурак: "Не надо", -
Да я-то вижу ее глаза!
Эти хрупкие побрякушки
По шелкам шелестят легко,
А жемчужинка в левом ушке -
Как застывшее молоко.
Этот зов пострашнее смерти
В жарком ворохе одеял...
Эх, споют золотые черти,
Как я голову потерял!
А толмач говорит - нельзя, мол.
Цыц, немтырь, и дружина - цыц!
А любовь говорит глазами
Из-под занавеса ресниц.
Я скормлю тебя рыбам, сука,
Астраханскому осетру,
Я тебя обломаю... ну-ка!
Ты подохнешь, и я умру.
Перси, перси... ты правда плачешь?
Глазки прячешь, коленки прячешь...
Я не страшный - гляди, гляди!
Ты ж фонариком в ночь маячишь.
Толмача ли перетолмачишь?
Я, без форсу, могу... ты плачешь?
Сам могу говорить с блядьми!
За шатром гомонит дружина,
Растворяет вино в реке.
Эх, жемчужинка, удружила, -
Плачь о пролитом молоке.
Нега, нега... светлеет небо.
Не люблю я, зоряна, утр.
Глянь, катается, глянь, по нёбу
Кровью пахнущий перламутр.
Я ее покачаю, дуру,
На коленочках. Пой, Боян.
Я ее побаючу, дуру.
Утру быть похмельну да хмуру.
Кто там! Эй!.. Натяните шкуру
Толмача на мой барабан.
-2-
Джаль-джалиль, жалельный мой, иншалла, -
Я ль тебя, шалями шурша, не звала?
Не ждала ль, последний мой, не ждала?..
Ой, покатилась головушка, кровушка потекла...
Эль-алла!..
Отомстили насильнику палачи,
Что ж я плачу, день мой, день, - ах, молчи!
Холодны на дне подкаменные ключи,
Не нужны нам больше, боль моя, толмачи.
Джаль-джалиль, мой сокол, не твой ли сок
Подкормил стрелядочку, чтоб улов удался высок?
Не мои ли камушки Волга вынесет на песок?
Не мой ли в ивах - иня, иняааа! - надрывается голосок?..
Кровь твоя согреет грудь мою, как вино.
Голова - волчком, тело грудою, глаз - окно.
Не в том ли окне облака плывут, мой волк, в занебесную черноту?
Не моя ль жемчужинка, жизнь моя, у тебя во рту?..
_^_
* * *
"- Не пей вина, Гертруда!
- Простите, сударь, но мне хочется".
(В.Шекспир "Гамлет")
Гертруда, мы умерли оба,
Мы выпили чашу сполна.
А те башмаки, что за гробом -
За лодкой колышет волна.
Коварен? Не знаю. Корыстен?
Кто нас разберет, королей.
В копытце, в корытце, в корыте
Дельфина купает Нелей.
Ты знаешь, что тленьем задеты
И зеленью тронуты все -
И мальчик, и чаша, и детство,
Летящее на колесе.
И рай отворяется, жалок,
Тому, кто ключи отыскал, -
Наш край сумасшедших весталок,
Ручьев, кораблей и русалок,
Могильщиков, роз и зеркал.
Я, видимо, скверный любовник.
Так будет отныне всегда:
Терновник, Гертруда, терновник,
Гнилая, Гертруда, вода
В крови... Отрави кавалера
Дурной приворотной травой...
Но руки твои, королева,
Как веточки над головой!
Браслеты, запястья, ключицы,
Колечки, пустырник, репей...
Гертруда, не пей из копытца -
Русалочкой станешь! Не пей!
Прогнило здесь что-то. И трудно
Смириться, и пал Камелот...
Не трогай бокала, Гертруда!
Твой берег дымится, Гертруда!
Останься со мною, Гертруда!..
- Простите, я жажду, милорд.
_^_
* * *
Наташе Бернадской
"...А нас укроет белым с головой -
каким-то шелестом, каким-то певчим пеплом.
И будет страшен ни судом, ни пеклом,
а нашей тихой песней хоровой".
(К.Рупасов)
...Укроет белым с головой,
Укроет бездной громовой,
Укроет насмерть.
Кого ты хочешь уберечь?
Ты понимаешь эту речь
Как реку, нас ведь
Не так уж много, нас пока -
На две слезы, на два глотка,
На полстраницы.
И нам, сидящим на пере,
Не отпереться... (три тире -
Три точки), снегу в январе
Не допроситься.
Укроет нас, как он сказал,
Дорога, очередь, вокзал,
Потеря слуха.
Не опереться на крыло,
Не утереться - тяжело,
Темно и глухо.
И сердце стукнет через раз,
Черным-черно укроет нас,
И канет пташкой
Душа в раскрытое окно,
Как слёзка в бедное вино,
Как в черно-белое кино
Про нас с Наташкой.
_^_
* * *
Светляки поднимаются в небо из темной травы.
Пахнет жимолость, медная лампа играет луну.
А луна из ветвей наблюдает глазами совы
За цветеньем настурций - и значит, я скоро усну.
Мне приснится луна, голова почтальона в окне,
Неожиданный шелест рассветного ливня в листве.
Неизвестный знакомец, встречаемый только во сне
И очерченный наспех в зачеркнутой третьей главе.
Он, конечно же, турок, - у турок такие зрачки.
В общем, странно, - брюнеты нисколько не мой идеал.
Прорастает настурция в ворохе из одеял,
В изголовье часы, под ресницами спят светлячки.
Бледно-желтый, лимонный, зеленый, лиловый дымок
Обещает мигрень, аритмию, кошачье нытье.
Нежный турок прекрасной любовью с утра занемог.
Голова почтальона надета в окне на копье.
Не болит голова у совы, у окна, у травы,
Не болит - у луны, у настурции, у светляка.
Наша жизнь коротка, дорогой, наша жизнь коротка...
И печальна, - сказал почтальон, не сносив головы.
* * *
Что я за воин, если боюсь сражений?
Что я за птица, если боюсь полета?
Бедность моих глаголов, надрыв спряжений -
Пыльный чердак, выцветщие полотна.
Вот на картине лужи в размокшей глине
Черная птица (тушь), колея, дорога.
А на другой картине - рассвет в пустыне,
Ты на рассвете, город в ладони Бога.
Ты на рассвете, в клочья порвав тетради,
Силишься те клочки - да к сердечным дырам.
(Уголь, белила) - спи уже, Бога ради! -
Рукописи горят, небо воняет дымом.
Кружит душа, как воробей, над телом.
(Тушь, акварель, картон), фронтовые сводки.
Тянешься отыскать в себе, угорелом,
Что-нибудь больше пули и слаще водки.
Эк занесло - точно топор над плахой!..
Тщишься проклясть все, что для смертных свято.
Бедный, сидишь, завесив лицо рубахой, -
Черный зрачок не хочет белого света.
Вроде бы, жив. Вроде бы, весел. Вроде -
Ходишь (картон, гуашь), принимаешь пищу.
А в голубой дали, в городской утробе,
Там, где (асфальт, мелки) отголоски бродят,
Дочка твоя - ангельское отродье -
Крупные закорючки в тетради пишет.
* * *
Не оживляй меня, угрюмец, слов не трать.
Мне нечем греть, увы, окончена тетрадь.
Мне нечем крыть, молва, как водится, права:
Мне нечем грех прикрыть - окончены слова.
В сухие русла глаз закапаем, стыдясь,
Химический раствор для идеальных глаз.
Неидеальных нас успеют закопать,
Нам не увидеть слез, способных закипать.
Сухие русла рук растут из дельты плеч.
Мне нечем - нежный звук, мне изменяет речь.
Вагончик мой в огне - докатимся к утру,
Сестра моя в окне протягивает ру...
Не оживляй меня, не говори слова,
Не говори - давай, не говори - а ну,
Не оживляй - дыши! - в созвучьях утону,
Мне больно говорить, не оживляй меня,
Я не хочу смотреть - давай! - на чистый лист,
Я больше не могу, не оживляй меня,
Сухие русла глаз, - а ну! - сестра в окне,
Не оживляй меня, я не умею жить.
* * *
Небо теряет синие клочья,
Перетекая с кровли на кровлю.
Звери в лесах чувствуют ночью
Запах дождя с примесью крови.
Лето влачит пестрые тряпки,
Осень ему на ухо дышит.
Чёрных цикад шумные прятки
Даже в домах спящие слышат.
Это, наверное, химия, химия:
Что ни возьми - кажется горько.
Мертвых цветов тельца сухие
Возле оград сложены горкой.
Глядя в окно, ищешь глазами
Старых примет вечного замысла:
Ласточки - в путь, лебеди - за море,
Звери - в леса, девушки - замуж.
Скоро зима лапою ласковой
Сердце ль сожмет, вскрикнет сова ли...
Не улетай, ласточка, ласточка! -
Мы тебе клетку нарисовали.
* * *
Нам, воронятам, до Лорелей - куда там!
Нам занимать места вопреки билетам.
Изредка петь стихи по трамвайным датам,
Да иногда глаза услаждать балетом.
Мы еще попытаемся - силь ву пле там,
Жди, мол, мон шер амур, я приеду летом,
Мы, мол, еще, мол, ласточкой, флажолетом,
Кабриолетом... - ах, моя радость, где там!..
Наши глаза сияют нездешним светом
Между кальяном, суши и винегретом -
Мы эклектики, стало быть. Им, Одеттам,
Мы не чета, читай: мы чета поэтам.
Книгохранилищ темные саркофаги
Наши глаза наполнят туманом влаги.
Мы не умеем чинно хранить бумаги,
Наши дороги - площади и овраги.
Но, когда ты плывешь, мон амур, по Рейну,
Или, проще, - по речке, пруду, бассейну,
Мы тебе хором, в голос, поем осанну -
Дескать, плыви, любимый, держи осанку!
И о твоем присутствии в этом мире
Будет известно тем, кто придет за нами.
Так что плыви, любимый, борись с волнами,
Вдоль горизонта, ласточкой, - три-четыре!
* * *
там неразборчиво, там непролазно почти,
как в придорожных кустах, где шуршанье и хруст,
перелистай, перепутай, затем перечти,
если не трус.
сорок четыре веселых, четыре в уме,
двадцать испуганных, - пересчитай, - двадцать два.
перечитай, - осторожно, мне больно, - к зиме
эти слова.
их там немного - пожалуй, на слабый глоток
желтой синицы, клюющей стекло поутру.
глуп мой роток, на него не накинешь платок,
даже когда я умру.
носится, носится в небе моя болтовня,
белым чертя в облаках остывающий след.
в космосе тоже осталось немного меня,
а на земле уже нет.
* * *
вот, говорят, в аризоне тоже думали, что гроза,
а потом посреди пустыни приземлились - мне так сказали -
странные человечки, у которых одни глаза,
а рта никакого нет, и они говорят глазами.
рта никакого нет, они не умеют есть,
а как же они живут? а они не умеют жить.
умеют, наверное, плакать, потому что глаза-то есть,
а, в общем, годятся только кузнечиков сторожить.
хочешь, я посажу в саду марсианский мох?
кто говорит о любви? о любви нельзя говорить.
мне бы хотелось что-нибудь красивое им подарить,
но все, что было красивого, им уже подарил бог.
* * *
моя жгучая жадная радость
ловец жемчужных чудес
мой лучший дурак с бамбуковой
палкой наперевес
выносящий живую женщину
из тесных кафельных стен
в соленое масло моря
из тени в тень
из тесной горячей кожи
в зыбкую зелень сна
в которую кажется тоже
жжется я влюблена
...когда под босой стопой
прогибается слабый пол
храни тебя богомол
...оливковый нежный будда
нашедий лотос в болоте
глядящийся умирая
в расширенные зрачки
как хорошо что вы живы
сверчки мои дурачки
вы живы выживыживы
и никогда не умрете
* * *
когда они уходят на войну
луна в зрачке колеблется плывет
и вздрогнув окунается в луну
оборванный китайский поплавок
ловить ловить рукав держать в руках
еще минуту сбивчиво шепча
когда они уходят в облаках
с винтовками у левого плеча
дробится в стеклах пролитый зрачок
висит не дотянусь уже рука
когда внутри впивается крючок
и держит не колебля поплавка
прощание славянки для и для
труба труба труба прости тону
под нами ли земля постой земля
когда они уходят на луну
* * *
от цветенья вишен обходчик пьян
креозот мазут сотрясенье шпал
не ходи упасть головой в бурьян
кто туда упал навсегда пропал
до парижа что ли подать рукой
погляди какой выпивай налив
как нежна соломинка под щекой
разлюли покой золотой налив
золотыми кляксами под откос
одуванчики у другой щеки
ну и что что ты среди вишен рос
все равно мальчишки обманщики
не тяну не бойся не по плечу
мне тебя забыть ни за что простив
говоришь в париж говорю хочу
сто границ навылет локомотив
так июльский воздух пронзает стриж
так пронзает нас тишина звеним
не тоскуй за нами придет париж
если мы забудем прийти за ним
* * *
снова внутри от нежности мёд и лёд,
тонкая замирающая игла.
тихо помешивает над головой пилот
небо, и всё напрасно, и все дела.
тихо подвешивает над головой в дыму
снежном воронку, веер, ночной огонь.
нежность, не выносимая никому,
мерзлой пчелой жалит и жжет ладонь.
вынеси мне из своего тепла
летнего меда милость, слизни слезу.
даже под снегом, брат, даже тут, внизу,
сердце сосет мучительная пчела.
были мы ветрены, стали мы дураки
и вертопрахи, тает наш вертоград.
некому нас мёдом кормить с руки
даже под снегом. даже под снегом, брат.
* * *
Когда ты идешь один вдоль Канавки, вдоль
Летящих насквозь снежинок, небесных ос,
Я тоже иду одна, ощущая боль,
Сухую, как соль проглоченных ветром слез.
Когда ты такой, совсем молодой, такой
Совсем одинокий, съёженный, точно ёж,
Я тоже сжимаюсь, загородив рукой
От ветра горло, которым всегда поёшь.
Да ты ж не знаешь, не знаешь ты, божий чиж,
Как я умею хвалиться, петь, улыбаться, ждать...
Поэтому ты идешь один и всегда молчишь,
Ловя губами снежную благодать.
Иди, иди, никому не открыв глаза, -
Туда, туда, к ледяному порогу дня,
Где на дверях увидишь: "Сюда нельзя", -
И, оглянувшись, встретишь одну меня.
* * *
я тебя тоже забыла
можно сказать - совершенно
думаешь ты с такими глазами один на свете
между прочим в бразилии этих вот донов педро
столько что сосчитать не под силу
был тут один начал считать но сбился
был тут другой вышел купить вина и
не вернулся
я забыла их всех как тебя забуду
завтра вечером в половине седьмого
в доме напротив женского монастыря
имени дона педро
* * *
...Ах, разве это жизнь?.. За дудочкой, за лесом,
За стрелками травы, за тридевять утрат...
Держи меня, держи, мелодия, - залейся
Своей печалью, брат.
Веди меня, веди, куда бы ни глядели
Глаза твои - не так! - глаза часов, - играй
До окончанья слов, до онеменья в теле,
С корзинкой, полной крыс, -
За дверью в рай.
Играй, циничный шут, бесплотная дешевка,
Всеплощадной пасьянс оборванных афиш.
Мари-Антуаннет в оборочках из шелка, -
Молчишь?
Ступаем на песок на каблучках и лапках,
На цыпочках - цып-цып, на стрелочках - цок-цок,
В испуганных мехах и царственных заплатках, -
Ступаем на песок.
И мы идем туда, за дудочкой, - не буду,
Не пророню, не тронь, не надо, уходи...
Настанет тихий час - нас заберут оттуда,
Как сердце из груди.
А мне, гляди, идет фарфоровая плаха,
И этот серый плащ, и этот алый рот.
Терпи, не умолкай, соломенная птаха -
Пускай она поет.
Пусть будочник храпит, пусть лодочник полощет
Весло, и пусть вода подмочит нам хвосты
И шлейфы... разгляди затопленную площадь:
Там, в уголке - не ты?..
* * *
Вон по стеклам елозит щеткою
Ангел Западного Окна.
Пульса нет? я тебя вычеркиваю
И дальше буду одна.
Нас, красивых, брезгливо шамая,
Время лечит, - благодарю.
Не говори мне sorry, душа моя,
Я по-ангельски не говорю.
Не покрывай меня солью, боже мой,
Иссушающей солью волн,
Злого сердца мешочек кожаный
Точно жемчугом, болью полон.
Жемчуг розовый, бусы крашеные.
Как там бьется? - комси-комса.
Между нами три тверди страшные -
Суша, воды и небеса.
Мокрый ангел, как пьяный кровельщик,
Покачнется, держась за грудь.
Как там бьется, мое сокровище? -
Как-нибудь. Как-нибудь.
* * *
Корсеты тем и хороши, что не дают осанке гнуться,
И можно в обморок упасть в любой ответственный момент.
Дыши, душа моя, дыши, не смей любовью захлебнуться,
Пусть этот мир играет всласть, как музыкальный инструмент.
На нежных ямочках души тугой шнуровки отпечатки,
Упрятан краешек письма подальше от нескромных глаз.
Дыши, любовь моя, дыши, роняй растерянно перчатки, -
Пусть этот мир сойдет с ума и будет послан на Кавказ.
Мы все грешны, и ты греши, не забывая петь осанну,
Не забывая поднимать коней и чувства на дыбы.
Дыши, ма шер ами, дыши, держи балетную осанку,
Пусть этот мир тебя предаст - ты все равно его люби.
Живи на сущие гроши, люби внезапно и случайно,
Пусть нашу жизнь танцует тот, кто в ней не смыслит ни аза.
Дыши, мой ангелок, дыши, лишь об одном мечтая тайно -
Чтоб этот мир не отводил свои бесстыжие глаза.
* * *
Ты вернулся, Кай, ты вернулся в наши края,
В наш двухцветный, снежный, алый и белый мир.
А пока ты брёл, собирала ледышки я,
А пока ты брёл, уходили твои друзья,
Завернувшись в холод, болезни, гордость, тоску и мор.
Как там вечность, Кай? Незыблема, как скала?
Ты считал до ста, чтоб увидеть меня во сне?
Я замерзла, правда, я долго тебя ждала,
Закрывала ставни, а там - силуэт в окне.
Я топила печь, дурачок, я топила лед.
У реки, где ты никогда не топил котят,
Я пустила алые туфли по воле вод,
Я реке подарила туфли свои - и вот
Ты вернулся. Кай, а снежинки летят, летят.
Серый ветер осени дует тебе в ребро,
Ты вернулся, Кай, замороженный, как судак.
Ты, забыв дорогу, топчешься у метро,
Ты считаешь мелочь, - бедный, иди сюда.
Ты вернулся, Кай, на ресницах твоих вода,
Ты считаешь мелочь, голову опустив.
Ты бродил, а вечность тихо вошла сюда,
И сложились сами кубики изо льда
В мой любимый, алый и белый, простой мотив.
_^_
|