Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ЗНАКИ  ВЕТРА


Публика перед вечером
Публика перед вечером

Фаина Колодная, Алекс Гельман и Владимир Тарасов
Фаина Колодная, Алекс Гельман
и Владимир Тарасов

Марина Генкина заливает водку в чайник
Марина Генкина заливает водку в чайник

Вадим Мескин и Боб Юрочкин
Вадим Мескин и Боб Юрочкин

Эдуард Семенов
Эдуард Семенов

Петя Птах
Петя Птах

Птах читает стихи из журнала
Птах читает стихи из журнала

Тарасов читает стихи
Тарасов читает стихи

В студии "Скицца" Анатолия и Марины Шелест в Доме Ремесел, прямо напротив Сионской горы, готовится поэтическое пиршество. Эдуард Семенов по прозвищу Пчёл, бородатый толстяк с огненными глазами Пана, расставляет стулья, озабоченный Тарасов шумно руководит процессом, зло и скорбно поджатый подбородок резко старит его. На стенах, как фон, живопись Анатолия Шелеста и других участников будущей выставки. Я пытаюсь помочь со стульями, даю ненужные никому советы, брожу неприкаянно.

Фаина Колодная, куратор проекта, стройная, в свободном платье и сапогах, вместе с Мариной Генкиной готовят "стол": скатерть, бумажные стаканчики, Марина Генкина заливает в цилиндр электрического чайника попеременно то бутылку водки, то бутылку белого сухого и идет за следующей порцией. "Это что, такой глинтвейн?" - спрашиваю. "А ты не пробовал?" - Генкина сочувственно удивляется. Постепенно подтягиваются участники: у Алекса Гельмана цветная рубашка, он еще трезв, но уже слишком язвителен, колонча Птах, не потеряв лысины, отрастил бороду с усами и стал похож на дедушку Ленина, композитор Боб Юрочкин в кожаном пиджаке цвета беж настраивает электрическую гитару по электрической скрипке, что-то наигрывает авангардное. Вадим Мескин подстраивается с флейтой, он в сапогах, в тельняшке и берете десантника, на спине выцветшей джинсовой куртки нашивка "Jerusalem".

Да, все это довольно странно, даже нелепо напротив стен Старого города, но я невольно ощущаю и предвосхищаю атмосферу празднества, почти тревожащую...

А вот и первые зрители, как первые редкие капли дождя в пустыне...

На столике пробный бумажный выпуск "Знаков ветра" (пока существование было только виртуальным), две узкие книжки. Открываю первую и читаю:

"От куратора проекта"

"Энергия слов огромна. И её не остановить, как не остановить ветер. Мы фиксируем знаки, подаваемые этим ветром. Поэтические сборники "Знаки Ветра" - это еще одно пространство для взаимодействия с вечностью".

И рядом:

          медленная радость
          ускользающего излучения поводов
          у отвоёванного искусства

- проба пера куратора?

Но не будем придираться. Посмотрим, в чем заява главного теоретика, славного генератора поэтических жестов Владимира Тарасова.

Оказывается, все дело в "поэтике", как "главной креативной, и потому репрезентативной идеи, сопутствующей индивидуальному (и не только индивидуальному) творчеству", "Поэтика - основа и хребет". Окей. Я, правда, не понял, при чем тут постмодернизм ("самым важным достижением постмодернизма стало восстановление преимущественных прав парадигмы поэтики"), дескать, постмодернизм разрушил поэтику, а нам приходится восстанавливать? Но у постмодернизма своя поэтика, от которой и представленные авторы черпают немало... Хорошо, поэтика "концептуализирует пространство", "ограждает от невольного произвола при обращении с ресурсами словаря", и делает еще много замечательных вещей, она - "заданная система координат", "перпетуум мобиле"... Что ж, поэтика - понятие сложное, и объяснение не из худших: поэтика, если я правильно понял Тарасова, это некая система поэтического высказывания, которая все выстраивает и формирует. Но такие системы существуют и в рамках культурных эпох и эстетических направлений (романтическая, символистская, реалистическая, футуристская поэтика и т.д.), и в рамках индивидуальных авторских особенностей (так поэтика футуриста Пастернака отличается от поэтики футуриста Маяковского) - не плохо бы уточнить, какова так сказать "поэтика" участников представленного сборника? Ведь вступление - своего рода манифест новой группы, претендующей, по крайней мере, на какие-то групповые эстетические особенности. Сборники названы "зоной присутствия Иерусалимской школы синтетизма", с кокетливым замечанием: это, мол, её "герметическое ответвление". Заявлен и другой "филиал" этой школы: "дискурсивный синтетизм". Хорошо, название (названия) есть, но есть ли поэтика? Кстати, забегу вперед, и скажу, что больше всего мне понравилось выступление пары Вадим Мескин и Боб Юрочкин, когда Мескин читал свои стихи и играл на флейте, а Юрочкин подыгрывал то на скрипке, то на гитаре. Это был "синтетизм", это завораживало птичьей какофонией, будто попал в девственный лес, хотя ни одного слова из стихов понять было невозможно (птичий язык!) - поэт читал очень тихо и неразборчиво, кажется, волновался. Однако поэзию с музыкой не вчера начали "соединять", в самом таком соединении еще нет никакой особой "поэтики". И потом "на бумаге", увы, гитары и скрипки немеют, остается (если была, конечно) только музыка слов, да и то "во внутренней тьме" ...

Собственно я пытаюсь выявить логику высказывания Тарасова (это же все-таки манифест, не стихи), если она есть.

"Вообще говоря, современности, в своём воплощении на пространстве словесности, видимо, не удастся отмежеваться от накопленного традицией (ями) художественного письма. Тем не менее, свежий взгляд на вещи необходим /ну ещё бы!/. Как минимум, необходим язык новой аутентичности, который идентифицируется с эпохой (не забудем, Начало века на дворе). С другой стороны, ожидания литературы особых подарков в виде налетевшей, откуда ни возьмись, новой эстетики чрезмерны /весьма здраво и самокритично/, а лучше так - будут чрезмерны, при условии отсутствия чётко артикулированной в данных образцах, снабжённой некой постижимой кодировкой поэтики (что в свою очередь является важнейшим индикатором). ... Если такой (т.е. чётко артикулированной, с недвусмысленным обозначением магистральных направлений) поэтики сочинитель не в силах предъявить, то ему уже верится с трудом".

Ну вот и я об этом, о чётко артикулированной в данных образцах, снабжённой некой постижимой кодировкой поэтике. В предисловии Тарасова я не нашел, кроме "современности" и "верочувствования", других указаний на такую "постижимую кодировку". "Поэзия - акт веры, направленный на язык. <...> И он (автор) не скрывает, что аспект верочувствования занимает центральное место в его поэтике"? Что такое "верочувствование"? Что такое "современность" в поэзии? Что ж, поищем в самих текстах.

Вот Алекс Гельман.

          УТРО СТРЕЛЪЦА
          (фрагменты)

          3
          течение. одни.

          в канальной тяжести движения фигур
          не раз творимого осадка
                                                 город принял
          печати рук

          наутро предложив росы
                                               цветного кирпича
          проход

          молитвы застеколье

          cловокуплений наших...
                                          драпировка
          стены облизывает холст (забота старых мастеров)
          включая рамы
                                             отсвет водянистый

          формой контакта обтекаем
          что выделяет близость
                                              из толпы
          повсюду двух.

          в кустах розария -
                                          ни капли нашей крови.

Общий смысл неясен. Возможно, его и нет (возможно, он и не нужен). Есть обрывки, обрезки смыслов, и они мне нравятся: "течение. одни." - уже картина, уже рассказ, уже стихотворение, в общем-то, этого достаточно; "словокупленья" - прекрасная игра слов. Возможно, здесь - рассказ о любви?

В других стихах смысл уловить еще труднее, но в полосках смысла (такие полоски когда-то клеили на телеграммы) незаурядная метафорическая насыщенность, и ритмическая изощренность, ловлю налету улётное: "сосудом луч завис...", "миньян из муз", "колен иного блуда", "радость длинных шей"...

Поэтика раздробленного смысла?

Петя Птах, наш местный "архангел-тяжелоступ", представлен "Стихами разных лет". Как он сказал на выступлении: стихи старые, он теперь пишет только на иврите (в Тель-Авиве есть любопытная группа молодых поэтов, "сменивших язык" с русского на иврит, время от времени они участвуют в поэтических концертов израильских авангардистов).

          СЧАСТЪЕ

          П.

          1.
          свет не смотрит назад
          представляешь, смеётся над нами
          когда за глаза
          но зато устилает себя вблизи
          золотыми телами

          по стеблям скользит
          не поверишь, как он умеет:
          руками возьми -
          проницает пустую душу
          прозрачным змеем

          стекла не нарушив
          сверлит чудесный кочан
          и ты не нарушь
          в ожидании данный обет
          "тихий час"

          долго глядя на свет
          не заденешь его тончайшую
          стебель-ветвь
          не отпустишь нечаянно нить
          стоя в чаще

Тоже о свете, здесь он "тончайшая стебель-ветвь" (у Гельмана "завис сосудом").

(Ощущаю, что над этим сообществом "веет" Тарасов, мистик света, вообще - мистик. И "Знаки ветра" - его жест, у него был цикл "Чаша ветра", и на обложке сборников фирменный знак - воронка ветра, похожая на розу - роза ветров, она же чаша ветра... Невольно вспомнишь: "Скажи мне, чертежник пустыни, арабских песков геометр, ужели безудержность линий сильнее, чем дующий ветр?" )

У Птаха стихи почти традиционные, почти рифмованные, держит нить видения, не прерывает, но нарочито скручивает её, путает, сплетает, так что видение мнится туманом, сном, полубредом. Пожалуй, чересчур многословен, как длинный, длинный выдох, будто не в силах оборвать поток истекающий (что делать, если в легких так много воздуха?)...

Эдуард Семенов. "Соль камня".

          Удар солнца в ночь лунного света
          а монотонность ли звуков
          случилась сонная

          горе гомон с издательством ломаных дней
          странное свойство календаря
          к слову владей

          если придётся

Увы, я не понял. И не увлекло ни ритмом (каким-то вихлявым), ни "звуковой дорожкой" - сухо, отрывисто... Действительно похоже на телеграмму, в которой пропущены не только точки и запятые, но целые слова и даже фразы, так что текст становится нрзб.

Завершает первый сборник Тарасов, "Пятерня". Со стихотворения Тарасова "Памяти Михаила Генделева" сборник и начинается,

          Все-таки ты ушел.
          Правильно сделал...
          Избегнув вязкости смирения пред заботой
          чуть-чуть хлебнув - ушел.
          И хорошо.
          Последнее наверно подношенье нам -
          Вовремя уйти -
          Хоть запросто, а
          не дается
          просто
          не выпустив когтей (не будем о коллегах) -
          я ведь вижу жизнь.

(Говорить об "уходе" "Правильно сделал", "И хорошо", "вовремя" - слишком двусмысленно. Тут какая-то нечувствительность...)

          ........
          Ты честью гонор искупил
          Ты честью оправдал Искусство -
          А это Круто
          (пусть и по-хасидски).

"Честью оправдал Искусство"? Искусство с большой буквы ни в каком, и уж тем более ни чьем, оправдании не нуждается. "По-хасидски"? Чего тут хасидского? И все это вместе с "Круто" - ножом по сковородке.

Не понравилось мне стихотворение.

Но перейдем к "Пятерне".

          Огонь
          это фибры звуков
          подрагивающих за нас
          в любом
          На этот другой
          наслаивается огонь
          зарождается вздох (ну скажи: говорилось)

          Ты пьян от вздоха
          Вздох дальше дали
          вздох:
          зачерпывание
          высвобождение из переплетений ткани События
          руками пламени
          вы-хва-ты-ва-ни-е
          изломов ясных
          в глазах за паутиной взвеси

          Мир - тот один
          Один и весь
          Он тайну затаил в своём дыханье
          недаром этот день
          недаром шёпот ночи
          не даром жизнь, а - дар,
          за смысл за-вёр-ты-ва-ни-е
          бесценное
          бессмертия касанье

Если у Гельмана стихи - "поток сознания" (вернее - его "капель"), то в стихах Тарасова, по большей части есть "темы" (пусть и "эмпирические"), с этой точки зрения можно сказать, что он "смысловик". Но и они даются пунктиром. Это, если угодно, поэтика пунктира. И еще - в жесте - изломанность. Как будто его ломает. Это хорошо видно во время "живого" чтения с эстрады: Тарасов вьется, гнется и скручивается, как кобра перед флейтой. Он настраивается на поэтический укус. Но есть ли яд?

Из тарасовских тем сквозит одна: невыразимое. Вечная тема несказанности души, невыразимости в словах ее трепетной жизни!

"О если б без слов /Сказаться душой было можно" (Фет); "Когда б лучами, не речами/ Мы говорили..." (Вячеслав Иванов); "Мысль изреченная есть ложь./Взрывая возмутишь ключи:/Питайся ими и молчи!" (Тютчев); "И слово в музыку вернись" (Мандельштам). А как чудесно у Лермонтова:

          Случится ли тебе в заветный чудный миг
          Открыть в душе давно безмолвной
          Еще неведомый и девственный родник,
          Простых и сладких звуков полный, -
          Не вслушивайся в них, не предавайся им,
          Набрось на них покров забвенья:
          Стихом размеренным и словом ледяным
          Не передашь ты их значенья.

Возможно, именно это разочарование в значениях слов, эти надежды на музыку слов, на форму их написания, даже на форму написания букв и привело к футуризму, к слому всех канонов выражения и записи, к тому, что мы называем "современной поэзией", главная особенность которой - непонятность? Еще Крученых назвал кандалами подчиненность слова смыслу, "Слово (и составляющие его - звуки) не только куцая мысль, не только логика, но главным образом, заумное (иррациональные части, мистические, эстетические)..." /"Новые пути слова"/.

Но Тарасов, повторю, - смысловик, нравится ему это или нет. И он с маниакальным упорством ищет невыразимому врата словесного исхода, метафору. Он пишет о свете, о ветре, о звуке, хлебе, льде, меде, подыскивая сосуды для невыразимого, это своего рода символизм, мистический символизм...

          ЭПОХЕ

          Медленно расставляет акценты МЕДЬ,
          гибкою кровью своей образует формы.
          Бесповоротна явь и бесподобна смерть.
          Мёда вознаграждение - золото кармы.

          Дальняя, перетоптанная не волнуется более пыль,
          медленно оседает, ложится телом.
          Альтом вооружённый, препоясанный шмель,
          вот оно, превращение, предстаёт в облачении белом.

          Талые, окоченевшие вздохи за слогом слог,
          ломтики чувства, признания закоулок.
          Мантия неземная, сладость нездешних благ
          (мы обойдёмся без ниток и адмиралтейских иголок).

          Дольнее эхо парит на крыльях лавины в горах -
          стелется, ищет, льнёт, проникая в прорехи.
          Перечеканкою образов, там, в голубых облаках
          занят окрепший вихрь - неудержимый, верхний.

В этом стихотворении мне не нравится только заглавие: "Эпохе". В этом вызове что-то мальчишеское...

Во втором сборнике я прежде всего открыл Вадима Мескина (уж очень понравилась музыка к его стихам, не знаю, правда, кто ее сочинил, Мескин, или Юрочкин, скорее всего импровизация). Понравились некоторые фрагменты стихов:

          бьется под сердцем
          пепел отца
          ...
          бьёт о бедро
          настырная сума
          товарищ за спиной
          как мокрая шинель

иногда удачны стихи-афоризмы:

          под камнем сморщилась физиономия воды

Остальное проскользнуло, но подборка маленькая, трудно судить.

Новое лицо в сборнике: Гарик Ковальский, "Из книги "Новый Диоген".

          Ветер дышит в воздухе

          Облако
                    Большое
          И еще одно
              И все это настоящее,
              И сверху, и снизу,
              Сделанное из твердой материи,
              Живой на ощупь.
              И все это есть, и все это есть работа,
              И всякая работа приносит плоды.
              Выполни свою работу, как плуг,
              Бык или ветер, как грачи или земля.
              Для того ведь идешь ты
              За плугом от края поля,
              И пот застилает тебе глаза.
                                                         Грачей
                                                         Двое
                                             Или трое

          Бык тащит             Человек идет за ним.
                             плуг.

Сразу понравилось, расслабился, вернувшись на родную землю "понятности". [Когда читаешь "непонятное" все время мучает мысль: то ли ты дурак, то ли автор, это напрягает. Один из зрителей бросил "в кулуарах": прикольно! Вот и не поймешь, это поэзия, или прикол? Хотя, в каком-то "высшем (постмодернистском) смысле" прикол - тоже поэзия... Разве Пригов... Чем не прикольно?] У Ковальского сочетание (для меня отрадное) притчеобразности (и ее мудрость невымучена) и обыденности житейских картин. Так и должно быть - настоящий дзен. "Мозаика блюза".

          Ashland, MA (Lasting)
          оставишь ли след на воде

          подними руку

          жил ни в чём себе не отказывая
          ничего себе не позволяя
          не откладывал на чёрный день
          не откладывал в долгий ящик

          дым вверх
          дым вниз
          вверх ногами
          ногами вперёд

          ненужное нельзя вычеркнуть

          косой по камню писано

Эдуард Семенов представлен здесь более удачно "Уклоном луны".

          Укради подноготную, стань
          посеребрённым вмиг остриём!

          Можем всё, но хотим ли?
          Пусть оккультное тлеет в углу -
          не бездействуй у врат
          не задерживай топот к лицу
          коли встречи хотел

          Был восторгом уже опален -
          готов раствориться
          Но листва шебуршала
          и осень просила ещё, дай ещё!

          Перед входом недолгая степь
          И метель в колесо.

Хороши "шквал журавлей" "и дождей ремесло/ с необузданных арок".

В подборке Гельмана ("Портрет до востребования") отметил для себя, "лунный бубен", "пульс-собеседник".

Хороша подборка Анны Горенко "Из неопубликованного". Каждый раз с удивлением и досадой (что в свое время не оценил, не выделил из потока болтовни, вечеринок-пьянок, истерик) открываешь для себя почти классическую поступь большого поэта:

          дарам причастное стыда
          томительно оно стекало
          стекало зеркало куда
          ещё не заглянула сила

          ах, эта сцена на двоих! -
          нам тоже на двоих хватало
          занятий медленных как стих
          горячих как огонь и шалых

          день длился полон торжества
          предчувствий мгла забилась в угол
          а горизонт делил на два
          волшебник взявший мел и уголь

Тарасов представлен все той же "Пятерней", но подборка большая и разнообразная.

У Тарасова мне часто мешает многозначительная громогласность, которая легко сбивается в напыщенность, рассыпается дробью повторяющихся метафор: ущелья, ветры, когти и лучи (так что сам по себе неплохой "коготь мерцанья" - превращается в тарасовщину). А вот рисунок "обыденности" ему удается, и она высветляется, промывается Светом, от которого в этих стихах все равно никуда не денешься.

Вот, например, как чудно (это об Илье Бокштейне):

          а попугаи длиннохвостые поблизости от церкви
          из пальмы оглашали тишину
          пред панихидой по ушедшему коллеге.
          Стыл тихий серый день -
          скорее необычный чем простой
          для города на побережье.
          Тропические красочные птицы
          раскачивались на султане пальмы
          на нас косились сверху
          опять взлетали чтоб усесться крепче. Моросило.
          Их чёрствый говор - грубый перескрип -
          не разбавлял тоски.

          Архив покойного снесли на свалку позже.
          Вот кто из певчих был.

А всплески вроде - "о, этот ветер новых горизонтов!", "тысячи солнц удар!", "Слезы стихов выжгло ядерное пламя", я и называю многозначительной громогласностью. (И "коллеге" - здесь неуместно, выглядит, как попытка, пардон, примазаться, да и вообще лишнее слово, я бы убрал).

А вот это цельно-прочно и славно:

          ГАМЛА

          Орлы катаются расправив крылья в пропасть
          с воздушной горки вниз
          с присвистом вихря
          Ручей
          едва живой на дне
          и скоро солнцем будет выпит
          слизан
          с блюдца

          Жарко у подошвы кряжа

          Город
          над ручьём
          разрушенный
          Останки крепостной стены
          Намёк на угловую башню

          Засыпан покорённый

          Захоронен

          Тишина

Хороши стихи о любви: "Веер", "Молитва".

Все же стоит (на мой вкус) просеивать слова вроде "сокровенности", "забвения", "желанья", "призрачности", "алчности". При частом употреблении они вызывают ощущение перенасыщенности поэтического зелья, вычурности.

Когда я читаю стихи Тарасова, рука тянется к ножу: хочется их выскабливать. Обидно за каждую шероховатость. Возвышенность требует безукоризненности.

Тем более что та себя являет.

          слов недосказанная вера...
          давнее письмо...

          потоком радуг пятится стекло витрин
          врезки реплик
          (повисли версией, пунктиром отношений)
          сирен мелькает скорость
          (визгливые штрихи столицы)
          знакомая действительность -
          афиша
          заквашенная временем погоды,
          чужая ностальгия

          письма действительность? -
          мечется вера саламандрой там
          расцвечивая пламени язык
          палитрой ветра

Решил позвонить Тарасову, спросить, что это за "дискурсивный синтетизм" такой, заодно и пожаловаться на обрывки смысла: если Мандельштам (не зря он мне на язык просился) писал "пропущенными звеньями", то вы, говорю, зачастую пишите просто дырками от бубликов.

Тарасов был разгневан моей непонятливостью: "синтетизм", это легитимация неправомочных сочетаний! Он обнаруживает жизнеспособность таких сочетаний и утверждает её!

- Но так любой бред можно объявить "синтезом" и...

- Наум, это мое поэтическое право, право на несопоставимость. Это мой поэтический принцип.

Что ж, так тому и быть, против поэтической воли не попрешь.

И все же, не смотря на все мои претензии и сомнения, и от вечера, и от чтения текстов возникло какое-то приподнятое настроение: что здесь варится, быть может таинственное и важное. Не знаю, как насчет синтетизма, но "зона присутствия поэзии" ощущалась. И что еще важно: содружество текстов. Никто здесь не взят на буксир, все - поэты.

На вечере было человек сорок. А после стихов пили глинтвейн, но в электросамоваре оказался обыкновенный чай: меня надули, как испанцев в битве под Картахеной - в бутылках из под водки и вина Марина носила обыкновенную воду...





© Наум Вайман, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Словесность