Я хотел бы умереть как Брендон Ли - в идиотском гриме, на съемках какого-нибудь "Ворона", от случайной пули партнера (вот ведь влип), с героином и водкой в венах поровну. Потому что пока тебе прет карта, пока у судьбы не начались ломки, важно вовремя свалить из осточертевшего кадра, но при этом навсегда остаться на 35-миллиметровой пленке молодым и красивым, естественно, а как еще, и чтобы в обеих руках по раскаленной волыне, чтобы все девочки вытирали влагу с покрасневших щек, а все мальчики удавились от зависти и уныния. А кому охота в старости лысиной сверкать, трястись в поисках насущного молока и хлеба и каждое утро кормить собой маленького зверька, который уже выел большущую дыру слева? Нарисуй на моей роже клоунский лик, поцелуй в разбитые губы на ветру пронизывающем. Я хотел умереть как Брендон Ли, только поздно и незачем.
Хищная машина неизвестной масти
попыталась убить собаку и скрыться,
и этим ранила меня в самое сердце.
Юная и прекрасная женщина ругается грязно,
волоча по ступеням детскую коляску,
и ранит меня в самое сердце.
(Любая мелочь способна убить,
когда живешь на поверхности светлой кожи.)
Каждое утро я хочу разучиться дышать,
но вот что я вижу снова и снова:
маленькая человеческая ладонь раскрывается
как цветок или бабочка,
и тут же со скатерти взлетают все чашки и блюдца
из тонкого, полупрозрачного, саксонского ли, китайского разве фарфора -
и виснут в нагретом воздухе чужого утра.
(Потом, разумеется,
надо будет придумать себе новое имя и другой способ жизни,
вырастить, например, жабры, хитиновый панцирь, алмазные жвала,
написать "Большую элегию",
воскресить лучшего друга,
сына, любовь, кого-то еще, неважно.)
А сейчас - нет дороже этого жеста,
милый мой Тим Талер.
Завести разве себе кота - здоровенного, сибирского, наглого, чтобы на колени мягко прыгал, когда рядом нет ни друга, ни бабы, ни даже завалящего ангела. Чтобы когти впускал-выпускал, урча, равнодушно наклонял башку широколобую, чем-то своим промышлял по ночам и за несуществующими мышами скакал галопом. Я бы, наверное, стал меньше употреблять алкоголь, а тратил деньги на печенку и специальные кошачьи консервы. Не бросался б как бешеная собака ни на кого, вообще подлечил бы голову и нервы. Завести себе кота, а потом он умрет от старости, или его пацаны во дворе замучают. Нет, пожалуй, пока подожду с котом до другого лета и подходящего случая.
На мертвом перекрестке разминулись
с нестарой женщиной в плаще осеннем.
Она брела, неузнанная всеми,
по коридорам предрассветных улиц,
молилась проводам, афишным тумбам,
читала вывески и объявленья,
как будто вне себя от изумленья
от здешней жизни, пестрой и доступной.
Она была, наверно, полоумной
(иначе что за глупые капризы),
из тех, кого выводит полнолунье
под локоток на шаткие карнизы,
но я-то знал, когда закроют небо
стада крикливых серых бумерангов,
мы встретимся тогда еще раз с нею
за миг до осени, до умиранья,
на краешке полуденного сна.
Это не твоя голова болит, это тебе только кажется. Вместо твоей головы вообще уже давно - липкий полип, теплая кашица. Это ничего, что пьяный друг не зашел, проебался где-то с твоей кагбе, но тоже пьяной бабой. Ты опять не сдох этой ночью, это уже хорошо, это совсем, говорю тебе, не слабо. Правильный Володя Фролов сказал бы: это у тебя совесть нессученная зудит, нехорошая Лена посмеялась бы: тебя, хоречек мой, просто пучит. Не суди, говорю я, никого никогда ни по какому поводу не суди, да не судим будешь. Допустим, я сейчас опять начну расшатывать судьбу, как мертвый зуб во рту, улыбаясь обезьянам из-за добровольной решетки, а потом еще сто пятьдесят вотру, это дело кагбе решенное.
У поэта все не как у людей все другое
голова у поэта набита алмазной трухою
вместо сердца сломанный фронтовой репродуктор
а вместо хребта бамбуковая дудка
(эта дудка еще называется Божьей)
от таких делов поэт как правило упоротый и борзый
в общем ты не трать на него придурка
ни любви ни денег ни ценных продуктов
Среднестатистический поэт - тот же терминатор
как его ни целуй хмурится и шлет нахер
а в одну распрекрасную ночь за то что
ты его кормил-поил-смазывал он тебе заточку
сунет в бок когда у него микросхемы поедут
в общем если встретишь поэта убей поэта
(как минимум нассы в бесстыжие зенки)
(лучше всего парни если вас будет двое-трое)
(а еще лучше обойди стороной вдоль стенки
авось не тронет)
В тот год нас всех сослали на галеры. В тот год леса последние горели,
и жировоском плавилась Москва, и копошилось червие в мозгах,
и даже дети грезили о смерти, и не смолкала в городах пальба -
и вот посередине зыбкой тверди разверзлась, словно рана, Шибальба.
Мы думали - она за облаками, и три реки к ней преграждают путь.
Одна полна по локоть пауками, другая кровью девичьей - по грудь.
И третья та, что молоком совиным по горлышко, полнехоньким-полна.
Открой врата железные свои нам, заветная червивая страна.
Судите нас, безрадостные боги, за то, что мы бледны и кривобоки,
за то, что у врагов крадем свой хлеб, за то, что путь живых лежит во мгле,
и за Того, кто из раскисшей глины тела и души слабые лепил,
но вылепил всего до половины - и бросил, не обжег, не возлюбил.
Прошу, пусть будет приговор суров, чудовище с десятком медных ртов,
что так знакомо множат свой оскал в провалах занавешенных зеркал.
Вынь уголек волшебный изо лба и дивных потрохов моих соцветья,
и пусть на миг над изумленной твердью взойдет светило мертвых - Шибальба.
* Шибальбá - преисподняя, подземный мир у индейцев майя.
Двадцать последнее августа, ветер, как судебный пристав, ломится в дверь. Все, когда-либо сказанное мной по любому поводу, в гуглояндексе сохранится. Раньше я мог выпить одну бутылку водки, теперь могу выпить две без каких-то явных последствий для организма. На данный момент это все достижения, или вот еще - мне не нравится, когда от моих стихов люди плачут или начинают бить собаку. Наверное, это можно поставить мне в счет, а впрочем, как-то совершенно похуй.
Сегодня утром кто-то
разлил на асфальте перед домом
голубую краску. Такой краской
у людей принято окрашивать
стены в казенных учреждениях,
сварные металлоконструкции,
словом, все то, что не жалко.
Яркие химические кляксы - дальтоник
увидел бы здесь кровь человека или животного,
я увидел, как убивали инопланетянина,
азартно и долго. А потом
мне сказали, что в другом городе
умер писатель. Я его не читал,
не знал, просто запомню это:
смерть от любви или цирроза,
голубая инопланетная кровь,
которой мы пачкаем здесь бумагу,
новые рубахи, стильные обои, казенные предметы,
все, что не жалко.
как бы уже не лето как бы еще не осень
как бы в желудке воет серенький бля волчок
(как говорил Гэ Лектер если хочется очень
многое дозволено
но об этом молчок)
как сказал один снайпер
(впрочем больше для понта)
в доме до чёрта комнат с кучей разных людей
а мотылек знает а мотылек помнит
как сперва был наколот а потом улетел
в Конго бля дети дохнут
последний грызут початок
мертвые чтут Дартвейдера киборги вновь в строю
как уточнил доктор (не снимая перчаток)
она еще вертится
вот как может так вертится
крутитсябеднаявертится
на заводном хую
"13 июля 1941 года в боях в районе города Кишинёв, при доставке боеприпасов в свою роту возле местечка Песец ездовой пулемётной роты 389-го стрелкового полка 176-й стрелковой дивизии 9-й армии Южного фронта красноармеец Д Р.Овчаренко был окружён отрядом солдат и офицеров противника численностью 50 человек. При этом противнику удалось завладеть его винтовкой. Однако Д.Р.Овчаренко не растерялся и, выхватив из повозки топор, отрубил допрашивавшему его офицеру голову, бросил в солдат противника 3 гранаты, уничтожив 21 солдата. Остальные в панике разбежались". (ru.wikipedia.org)
1.
Летят календарные даты,
но в памяти наших сердец
тот подвиг простого солдата
в районе местечка Песец.
Он был рядовой неприметный,
такой же, как я или ты,
ходил по траве непримятой
и дев обонял, как цветы.
Охальником слыл, балагуром,
гармошку и баньку любил
и бестиям, бля, белокурым
без жалости бошки рубил.
Те годы великие вспомнят
седые отцы под хмельком,
и добрую песню исполнят,
и снимет кино Михалков.
И мы не забудем тот подвиг
в районе местечка Песец,
когда конквистадорам подлым
пришел хендехох и капут.
2.
Отбивался от лихих врагов,
крыл их полновесными херами.
Словно бы река из берегов,
хлынула любовь к Отчизне-маме.
Не пропустим блядских упырей,
захлебнутся кровушкой, как брагой!
Звездный луч блеснул на топоре -
и башка фашистская в овраге.
3.
Не из глупой забавы
иль вражды бытовой
(например, из-за бабы)
стал я скорбен главой,
не бандитской заточкой
и не ржавым пером -
я убит топором:
хрясь в лобешник - и точка.
С горизонтом сливаясь,
без усилья, на раз,
мне мужчина славянский
зарядил между глаз.
Так меня загасили.
Что-то сперло в груди.
Про Альфредо Гарсию
расскажите другим.
Будто пыльная буря
пронеслася в мозгу:
"Неужели, mein Führer,
не удержим Москву?"
Бородатый, нечистый
был тот страшный мужик...
Сколько наших мальчишек
по России лежит!
То не тучей сбиралось
воронье на погосте -
шли полки über alles,
перли танки nach Osten.
Мы в бою не зассали,
хоть и приняли муки.
Вот такая засада,
просто еб твою Mutter.
Говоря по-немецки,
как вола ни крути,
до свидания, Mädchen,
мне, по ходу, кранты. Эпилог.
"...Затем он догнал второго офицера и также отрубил ему голову. Третьему офицеру удалось сбежать. После чего собрал у убитых документы и карты и вместе с грузом прибыл в роту".
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]