МОСКОВСКИЙ  ЭНСОР

(О стихах Игоря Караулова)

Христос въезжает в Брюссель. "Транзитный голубь с тяжестью гагары / проносит в клюве каменный цветок". Торжественную процессию возглавляет военный оркестр. Толпа несет лозунги, флаги, транспаранты, хоругви. Администраторы из мэрии, с шарфами и нагрудными лентами, стоят на трибуне. Вверху растяжка "VIVA LA SOCIALE". Электорат с искаженными, оскаленными лицами-масками. "Гомо гомини люпус тамбовский эст". Овации. "Улыбки до ушей". Монстры, вооруженные зонтиками и метлами, дерутся из-за трупа повешенного... "Начинается спектакль домашний..."

Там мотыльки знамен, сизый простудный чад, пестрые тумбы, мёрзнущие ничком. Там пистолетной песней костры звучат под ветровым смычком.

(Папарацци)

вьюгой вылепленный воск прорастет младенцем в колбе а вокруг - surround dolby кроет эхом сотни вёрст

(Dead Morose)

Что это? - "Безумные нулевые", "Roaring Zero". Въезд Христа в...? Иерусалим? Брюссель? Нет, - "в приподнятой стране - наверное, в Китае, / Где души воробьев образовали стаи, / В сосуде радужном (свинцовое стекло) / Мы время плавили - и время протекло"...

Христос? Нет, но, бесспорно, Гарант и Мессия. По старинной традиции автор помещает себя с краю, среди участников шествия. Приглядимся. Джеймс Энсор * ? Нет - Игорь Караулов, московский "продавец пряностей".

Я серый волк, я отморозил хвост, Меня из леса выгнали в окопы. Жизнь не прошла, но превратилась в пост- Авангардизм, в шагающий погост И главку в геологии Европы.

(Финское)

Такие "мультики", такой ампир во время чумы. Новый век, "гламурный" и "шедевральный", в своей красе и славе... "Только глянуть вослед и позвать наугад.../ Время - Аушвиц, время - Освенцим".

Я чувствую себя Незнайкой на Луне В скафандре с блестками и по уши в говне. Сквозь толстое стекло пытаюсь докричаться, А жители спешат, довольные вполне. Я так хотел попасть на остров дураков Покушать пряников и сладких бураков. Я снова полюбил премудрую Цирцею И снова вижу хлев, а метил-то в альков. На острове ее дурак на дураке, Кто с древком в заднице, кто с черепом в руке. Сквозь жидкое стекло меня не замечают, И я не говорю на лунном языке.

(Мультики, I)

События наших дней, протекающие перед взором поэта Игоря Караулова, не рождают в нем быстрого, конкретного отклика - они медленно отстаиваются и наслаиваются, концентрируясь в скорби и человечности: "об отечестве моем плачу / как в детстве о некупленном луноходе".

При обнаружении бесхозных вещей на станции - карманной библии, черепа, топора - самое время опомниться, задержаться и подумать, не их ли видел еще вчера. За всем ведь не уследишь, ибо сектор поиска расширился, а взгляд еще простоват. Сегодня уже не страшно отстать от поезда, вот только поезд не собирается отставать. Он будет злиться, гнаться, сверкая жвалами - Лярва, личинка чартерной стрекозы - тоннелями, виадуками, водоканалами. Обалденные ставки, сказочные призы.

(Еще про метро)

В поэзии Караулова сочетаются витражная звучность и тлеющая глухость распадающихся серых тонов.

Меня научил Церетели, Хозяин плавильных печей, Вливать не мочу - цинандали В пространство белесых ночей. И серого сплава громады, Сопя за моею спиной, Моей ожидают команды К походу за перцем и хной.

(Italiano Vero)

В пространстве его стихов - неуютные московские пригороды и их обитатели, подземка, спальные районы столицы, пустые улицы первопрестольной, залитые лунным светом, глухие стены домов с черными проемами окон, небоскребы и фабричные трубы, упирающиеся в небо.

какой-то человек, служивший на таможне танцует во дворе и ходит по воде бирюлькой ветровой, хлопушкой новогодней на нем его пальто и белый пух везде глазеют на него и тлеют мимоходом коричневый старик с посудой в рюкзаке на леске ползунки и липы хороводом и девочка, любовь несущая к реке и самая река, где башенные краны приколоты к холму смирительным лучом где святый себастьян промасливает раны и заливает кровь почтовым сургучом и гордый внук славян, повешенный на рее и сын шотландских гор в кокетливом юбце проходят мимо глаз в прозрачной галерее еще бы знать, кого покажут нам в конце назавтра новый год - не ждать же, в самом деле что превратится в лед вся дольняя вода когда мы так легко, так близко, так у цели как в этой памяти не будем никогда

(не по сезону)

Композиции стихов Игоря Караулова тяготеют к обобщенному портрету города и страны. Он нередко повторяет одни и те же мотивы в поисках единственно верной экспрессии, без страха сорваться в вызывающую яркость, создание зловещей пародии на человечество.

много было кистеперых пескоструйных гад морских кремневевших в тайных порах и навскидку неживых я храню в своем защечье сорок тысяч хромосом стрекот там идет рабочий шорох кружев невесом

(много было провожатых)

порхают лица так же как и фары мучнистокрылы бабочки-фарфале роятся флаги тещиным бельем где листопадный варится бульон в огне плывут рекламные хоругви и стекловозный парусник ли, струг ли и облако, как будто сена воз срывается с расплавленных колес /.../ а может, это бегство прокаженных жуков пожарных, веком обожженных и колокольчик в воздухе на бис небесный пепел стряхивает вниз

(дорога на бутово)

Персонажи стихов поэта - обезличенные "фигурки лобзиком": одушевленные вещи, "картонное зверье из студии Диснея", рекламные логотипы, фигуры речи. "Войско тысячи мелочей, / овладевшее головой". А есть ли живые люди? - Встречаются, нечасто. Более вероятно - их следы, тени, рисунок движения - побега:

вот только легкие не сдались бы не стерлось горло в осенний дым... но не человек уже - ворох листьев одними тапками различим

(побег)

Деньги, ключи, несчастливый билет, книги, журналы... А человека вчерашнего - нет, как не бывало.

(К вечеру снова падает снег...)

Люди покидают пространство жизни - "маршрут обкатан уже вполне". "Из песочницы вытекают большие реки", "слева гудит там-там и пули свистят дум-дум", "бегут в закатный край бизоны и слоны", "двери закрываются, поезд идет в Тибет, / а мы сделаем вид, что поезд идет в депо".

это брендинг и ребрендинг ангел мой нижний новгород назвали костромой волгу-матушку сослали в туркестан стоп машина, малолетний капитан

(ребрендинг)

"Следующая станция - Тартарары", - / объявляет актер. Наверное, Лановой". Начинается разнузданное актерское веселье, парад масок, карнавал, маскарад, "le peinture des masques" - мир необузданных человеческих страстей, порождения причудливой фантазии.

ледокол по прозвищу челюскин человеков ловит, как моллюсков острым килем человечий домик разрезает, словно свежий томик

(креветколов)

"Кукольный домик, фанерные гаражи, / пластмассовая тойота" - жизнь? - нет, существование. Человека? - нет, куклы Барби, с "нулевым iq". "По небу летает добрый Бэтмэн / и дарит солдатиков малышам". "А здесь живет кораблик-мизераблик / из спичек набранный бухгалтером как хобби". "А жуки по небу носятся и строчат, / как машинки зингер / на одной из своих регат".

Резиновую бабу завернули в целлофан и продали матросу за четырнадцать рублей, а он ее до света ласкал и целовал. Резиновую девушку, матросик, пожалей. У ней потерты локти, рубцы на животе, засаленные волосы как флотская лапша. И третий раз, и пятый раз ты был на высоте, а из ее кармашка чуть не выпала душа. А как ей было хорошо в резиновой стране! Повсюду были гибкие и мягкие - свои. Бывало, отражаясь в бензоловом вине, виниловое солнце ей пело о любви. Ступай себе на камбуз, наешься в три горла, пока несет на скалы корабль сторожевой, пока твоя подружка еще не родила резинового пупсика с твоею головой.

(резиновая зина strikes back)

Беспорядочное движение пятен, контрасты света и тени, произвольное смешение речей и жестов, диссонанс и гротескное преувеличение. Отчаяние перед некрасотой мира, излом и горькая ирония. Караулов творит сурово:

я отшельник, для меня шумит ольшаник в голове моей творится обезьянник мне не перекричать своих макак я их унять не знаю как

(я отшельник, для меня шумит ольшаник...)

Поэт осознает значительность момента, значительность трагедии несправедливости, насилия, лжи, времени Pseudo. Его символы-маски выступают из тьмы кровавыми пятнами и озаряют пространство тревогой и чувством безжалостной непоправимости.

выходит он поющ, свистящ и полный разных трубочек и склер канальцев, устьиц полных насекомых которые поют, свистят нахальными трещотками трещат и цокают, и шебуршат крылами и хоботками делают вот так и выдвигают яйцеклады ах, рабби-рабби, что же ты наделал

(Голем)

Поэт убеждает нас, что рядом с человеком происходит нечто, не поддающееся разуму - "в алхимии, увы, привычны неполадки":

зайдешь с другой стороны магазина а там не вина, а антивина и штабелями антигорошек и мышь преследует стаю кошек

(антимиры)

и менеджера, и визионера одна из мира выгребет холера им в форточки влетают по ночам агенты четырех первоначал сорочьим лётом, ловким и проворным о, длинный дом в каштановых свечах! о, люди в черном!

(бессонница)

На шутовском человеческом маскараде частой гостьей оказывается насмешница Смерть, прячущаяся под различными масками, зловещий образ быстротечности жизни.

Так что спляшем, Пэгги, сквозь мокрый снег Наобум летящий в медвежий мех. На пуантах, цыпочках, на носках, Как пингвины ватные в облаках. /.../ Так что спляшем рэгги, разбудим дом, Перемелем стены в муку со льдом. Пусть озябший город летит с винтов, Пусть соседи зовут ментов.

(Так что спляшем, Пэгги...)

Смерть в стихах И.Караулова "под подушкой слиплась от пахлавы". Это пока еще только боль, от "долгого несения креста", "отложение солей мертвого моря". Это пустота и одиночество, это осознание, что "хэппи-энд отличается от хенде-хох / только порядком чужих неприятных букв". Это ощущение потери себя и неверие в "вечное Рождество":

мы теперь простые электроны, от высоких судеб далеки. вероятно, к новому сиону мы уйдем сквозь ваши проводки.

(Новогодние отрывки, III)

Смятение и дезориентация, испытываемые моим поколением, ощущение от "безумных нулевых", невозможность разобраться, что есть Добро и Зло, Спаситель и Дьявол, горечь людского лицедейства - все эти симптомы концентрируются в стихах Караулова:

Но в день, когда под талой стекловатой По всей Москве дороги развезло, Когда Гекуба, сделавшись Гекатой, Искала в нас ответчиков за зло, В поту, в бегах, в чужом автомобиле Мне молвил демон нежным голоском: "Как жмут сапожки! Милый мой, не ты ли Мне раздвоил копытца языком?"

Оригинальные, полные импульсивной нервной энергии стихи Игоря Караулова в высшей степени экспрессивны, в них находят выражение драматизм его мироощущения, его гнев и печаль, разлад с окружающим миром, но, вместе с тем, и огромное желание обрести в этом мире гармонию. Это удивительно правдивая и честная поэзия:

Как жаль, что я природою лишен Той смелости, что - истинное зренье, Что мой рисунок груб или смешон И блекнет от чужого подозренья. Как жалко, что в безверии моем Мне не дано на радость эрмитажью Щеголевато выстрелить пером И голых баб раскрашивать гуашью.

(Сотворение Евы)

ПРИМЕЧАНИЕ:

* Джеймс Энсор - бельгийский художник конца 19 - начала 20 вв., один из предтеч экспрессионизма (наряду с Ван-Гогом и Мунком), англичанин по происхождению. Для него характерны яркий мазок, экспрессия, ёмкое философское осмысление образов-символов. Он впервые обозначил тему "масок" в европейском искусстве ХХ века, понимая под этим человеческие страсти и грехи. В этом он наследовал другим фламандским мастерам - Босху и Брейгелю.

en.wikipedia.org/wiki/James_Ensor
www.artcyclopedia.com/artists/ensor_james.html

© Сергей Слепухин, 2006-2025.
© Сетевая Словесность, 2006-2025.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Ашот Наданян. Подстриженные мысли [Когда он сказал: "Держу пари!", – она бросилась к нему на руки и согласно воскликнула: "Держи, парю!"] Владимир Буев. "Бог его знает, что несешь, стоя с утра под душем..." [Репортаж с творческого вечера Родиона Белецкого в Булгаковском доме в литературном салоне Андрея Коровина.] Людмила Свирская. Я успела в последний вагон [Я успела в последний вагон, / Задыхаясь, стою на подножке. / Позади расставания звон, / Поцелуев прилипшие крошки...] Ольга Андреева. Ищу, на что бы опереться [Что ты нахмурилось, лето? Гляди веселей – / рябью запуганной тихой реки-недотроги, / ровным пробором лимонно-зелёных полей, / схваченных узкой серебряной...] Елена Ханова. Разновеликие цветы [...и я распахну тебе настежь вчера. / Останься, такие теперь вечера, / что время густеет, а воздух сластит. / И кажется, можно любого спасти...] Айдар Сахибзадинов. Синёва: и Осенний сон. Два рассказа [Однажды в скорбный миг пролетают в мозгу человека все события жизни, мерцают лица, лица, – и память выбирает кого-то значимого, чистого, обычно из непорочного...] Яков Каунатор. Времена не выбирают [О поэзии и пророчествах Булата Окуджавы. Эссе из цикла "Пророков нет в отечестве своём...".] Николай Милешкин. "Самый главный процесс – отделение тьмы от света..." [Многие считают группу "Тёплая Трасса" культовой. Кто-то говорит, что в её песнях слишком много Егора Летова и Романа Неумоева. С основателем и лидером...] Дмитрий Гвоздецкий. Мой сын напишет не хуже [однажды твоим именем / назовут литературную премию / ни один лауреат которой не прочитает / ни одной твоей строки] Георгий Жердев. Четыре четверти [кто словом / овладел / / наплодит / словечек] Читайте также: Дмитрий Аникин. Царь Эдип | Илья Будницкий. После оттепели | Владимир Буев. Обнять не обнятое | Андрей Бычков. Человек знака | Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" | Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" | Александр Заев. Акварели | Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях | Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте | Лана Яснова. Из прошлого в настоящее | Владимир Буев. Пять рассказов о судьбах крымских татар в обрамлении прелюдий и ноктюрнов | Зина Виноградова. Одна сплошная исповедь | Екатерина Вольховская. Чёрный пёс и другие | Валерий Горюнов. Пиратская летопись о времени и себе (О книге Матвея Цапко "Экранка") | Елизавета Григ. Сима