а в Москве моей ночь уже так давно
как зима длинная длинная
словно кадры ложатся фантомы снов
в одну сюжетную линию
может стану мудрее еще на фильм
там за титрами Сталкер Тарковский
шестикрыло взмахнет скрипач Серафим
и заплачет хрусталь отголосков
здесь так много историй в одну срослось
километры немого кино
наматывает зима на земную ось
отстраненно... ей все равно
"и мертвые любят", - сигару ко рту
поднося, задумчиво скажет Иосиф...
человек человеку - Овидий, Катулл
или небо, которое, вечность набросив,
как плащ нетленный, пространству на плечи,
пронизано светом, и время любовь
притупляет до бога в тебе, но не лечит,
и ты, просыпающийся в любой
ипостаси: животное? камень? растенье?
слышишь, как гулко саднит у ребра...
и безмолвно на свет, перемешанный с тенью,
глядит в уголке запыленный Рембрандт.
он в лимбе рисует поэтов, в обитель
их каждую ночь в лучах серебра
спускаются ангелы, с ними Креститель-
Иешуа, Понтий, эт сэтэра...
"и мертвые любят", промолвив чуть слышно,
тысячеруко поправит пенсне,
и вдруг обернется в младенца Вишну,
досматривающего сон во сне.
Небо слабеет, данью
туч обложенное со всех сторон.
Проводами связаны зданья,
будто кровными узами. "Старо,
как мир..." - запнется на цитате
дождь, в насмешку словно,
так некстати,
так остро, кратко, так условно,
по скользкой крыше босиком,
по серой штукатурке стен...
О ком ты думаешь, броском
одним мир этот связывая с тем?
Не говори об этом, пусть
твое молчанье льется в реки,
и строфы уплывают в путь
из варяг в греки.
а когда наступило утро обрушился ливень
стали реками улицы рыбами люди
и глядели боги на все свысока лениво
и листая прошлое страшно скучали судьи
а потом раскололась земля как чаша
и от боли ее было некуда деться
убаюкивал Бог на руках качая
колыбельную пел будто младенцу
он ее завернул в плащаницу дождей
расщеплялся на атомы мир до предела осенний
и осталась лишь грусть и осталось лишь свыкнуться с ней
бытиё... день седьмой... воскресенье...
Сергей Петров: Эпидемия[Любая эпидемия, как и война, застаёт людей врасплох и пробуждает самые низменные инстинкты. Так получилось и в этот раз: холеру встретили испуганные,...]Белла Верникова: Композитор-авангардист Артур Лурье[В 1914 г. в Петербурге вышел манифест русских футуристов, синтетически объединивший модернистские поиски в литературе, живописи и музыке - "Мы и Запад...]Михаил Фельдман (1952 – 1988): Дерево тёмного лика[мой пейзаж / это дерево тёмного лика / это сонное облако / скрывшее звёзды / и усталые руки / и закрытая книга]Татьяна Щербанова: Стихотворения[На этом олимпе сидят золотые тельцы, / сосущие млеко из звездно-зернистой дороги, / их путь устилают сраженные единороги, / Гомеровы боги и даже...]Питер Джаггс: Три рассказа из книги "От бомжа до бабочки"[Сборник рассказов "От бомжа до бабочки", по мнению многих, является лучшей книгой о Паттайе. Он включает двадцать пять историй от первого лица, рассказанных...]Сергей Сутулов-Катеринич: Попытка number 3, или Верстальщица судьбы[дозволь спросонья преклонить главу / к твоим коленям, муза-хохотунья, / верстальщица, волшебница, шалунья, / сразившая зануду-школяра / метафорой...]Роман Смирнов: Следующая станция[Века уходят, астроном, / когда ты ходишь в гастроном, / но столько чая в пятизвёздном, / и столько хлеба в остальном...]Сергей Слепухин: Карантин[Ах, огненная гусеница вербы, / Накаливанья нить пушистой лампы, / Светильник в старом храме изваяний / В конце пути - там где-то, где-то там...]
