РЕЖИССЕР

Театр начинается с буфета, мой начался с телефонного звонка.

- Слушаю.

- Мсье Владимиров?

Я решительным тоном заявил:

- Спасибо, но я не намерен прерывать мой контракт...

Трубка прервала меня удивленным вопросом:

- Какой контракт?

- Ну, вы же сейчас начнете меня агитировать перейти в вашу телефонную компанию.

- Нет, что вы, - хохотнула трубка, - с чего вы так решили?

- Потому что никто другой... кроме всяческих компаний... мне не звонит.

Это была святая правда. При своей привлекательной внешности я практически одинок.

- Я звоню вам, - трубка придала своему тембру значительности, - по вопросу театра.

- Не понял.

- Поясняю. Я хочу пригласить вас в театр.

- В качестве?

- Актерском, - трубка сделала паузу и, перейдя на французский, поинтересовалась, - Comment aimez-vous mon preposison?

- Предложение интересное, - ответил я, - но дело в том, что в данную минуту... я стою возле зеркала... и нахожу в нем довольно невзрачное отражение. Уж точно не артистическое.

Трубка выразила решительное несогласие.

- Разрешите с вами не согласиться. Напротив, очень даже артистическое.

- А вы что же, меня видели?

- Да, видел. На видео у Веры Яковлевны. Вы играете там поющего солдата.

Я тут же вспомнил новогодний вечер в эмигрантской компании.

- Ах, вот вы о чем. Да, такое дело имело место.

- Ну, вот и договорились. Жду-с вас, скажем, в воскресенье. После обеда.

- А вы позвольте... поинтересоваться... кто?

Трубка представительно замолчала и затем внушительно представилась:

- Режиссер.

Мое отражение в зеркале удивленно вздыбило бровь. Своим тембром и шепелявеньем голос мог в лучшем принадлежать театральному буфетчику, но никак не режиссеру.

Я согласился. В воскресенье, в назначенное время, в новом костюме и начищенных туфлях я прибыл на встречу с режиссером. Теплый ясный день переходил в бодрящие сумерки. На внушительном крыльце серого дома меня ждал человек.

Белый пиджак, накрахмаленная рубашка с бабочкой, набриолиненный пробор и переброшенный на манер полотенца летний плащ (ни взять, ни отнять буфетчик провинциального, торгующего осетриной второй свежести, ресторана).

- Андрей Дмитриевич, - представился человек и добавил, - засуха.

- Да, - согласился я, - жарковато для такой поры.

- Я говорю... фамилия моя... Засуха.

- Ах, простите.

- Ничего, ничего. Давай без этих ахивоков, а по-простому... по театральному... Андрюха.

Пахло от А.Д.Засухи пеной для бритья и "ершом".

- Владислав Максимов. - Отрекомендовался я.

- Здорово, Влад! Как ваше ничего?

- Могло быть и побольше.

- И потолще.

- Я бы сказал, объемнее.

- Сработаемся, Влад, - режиссер дружески толкнул меня в бок, - прошу вперед... в наши... Мельпомены.

Мы вошли в здание.

- Иди прямо, - сказал мне Андрей Федорович, - а я пока... отольюсь. Вчера усугубился пивком. Догоняешь?

Режиссер заговорщицки подмигнул. Я понимающе кивнул и пошел длинным узким коридором. Вскоре меня догнал Засуха. Мы прошли с ним сотню шагов и остановились у стеклянной двери. Режиссер толкнул ее и барским жестом пригласил меня войти. Я переступил порог и оказался в небольшом интимно освещенном догорающим солнцем зале. На стенах зала висели портреты неизвестных мне лиц, бородами и пронзительными взглядами, однако же, походившими на актеров мхатовцев старой школы, что придавало залу театральную презентабельность. В мягких креслах сидели люди. В центре зала расположился уставленный кушаньями стол: колбасы, сыры, котлеты, пирожки...

- Знакомься, Влад, это наши актеры! Саша. Толя. Артур. Надя. Юля и, наконец, Гоша. Андрей Дмитриевич дружески потрепал собаку.

- Ну, что... за знакомство?!

А.Д.Засуха ловко извлек из кармана вместительную фляжку.

Выпив, мы взялись за закуски. Послышалось чавканье, причмокивание, прихлюпывание - и не только за столом, но и, как мне показалось, на портретах, висевших над ним.

- Не кислит-с? - интересовался режиссер, как только я проглатывал очередной, имевший непременно какое-нибудь экзотическое название, салат.

- Не горчит? Кислоты довольно?

За закусками наступила очередь горячих блюд: пирожки, беляши, кулебяки, чахохбили. Наконец, режиссер сытно икнул и, вытерев салфеткой жирные губы, торжественно вымолвил:

- Ну, а теперь от бренного... перейдем к вечному!

Андрей Дмитриевич вытащил из кармана пиджака мятые листы и подвинул их ко мне.

- Пир. Пьеса, - прочел я и, глядя на опустевший стол, горько произнес, - а реквизит-то мы уже съели.

- Не волнуйся, Влад, - успокоил меня Андрей Дмитриевич, - с реквизитом проблем не будет.

...Начались репетиции "Пира".

- Алекс! Алекс, - горячился Засуха, - разве так поднимают рюмку? Дорогой мой, разве так пьют? Где твой посыл!

В Андрее Дмитриевиче явно чувствовалась таганская школа! Хотя посыл из шепелявящих уст режиссера больше напоминал "рассол"

- Рассол. Где рассол, я тебя спрашиваю!

Оставив в покое актера, Андрей Дмитриевич бросался на актрису.

- Наденька! Надя! Надюшенька. К сожалению, мы вынуждены вас огорчить. По правилам этикета птицу было принято есть руками до тех пор, пока не появились вилки.

- Артур! Артур! Разве тебе дан нож, чтобы ты ковырял им в зубах? Что ты этим хочешь донести до зрителя? Каков твой посыл... рассол! Какова сверхзадача? Не знаешь. Так, стоп! Довольно! Сделаем небольшой антракт.

В антрактах мы набрасывались на разносолы: чавкали, чмокали, хрустели, икали, ковырялись в зубах, рвали курицу руками...

Самым деликатным из нас в эти минуты являлся пес Андрея Дмитриевича Гоша...

Дождливым воскресным днем я пришел на очередную репетицию. Возле стеклянных дверей репетиционного зала стоял внушительных форм работник службы безопасности.

Возле него толпились актеры.

- Не велено, - говорил им дядька, - ваш руководитель уже два месяца не платит за аренду зала. Как заплатит, тогда пущу, а сейчас расходитесь! Go home!

Мы вышли во двор, выкурили по сигарете, выразили всеобщее сожаление о не съеденном, как обычно, реквизите пьесы "Пир" и разошлись по домам.

Через несколько дней ко мне позвонил актер Артур:

- Ты знаешь, какой есть наш режиссер?

Артур относился к представителю народа, который в средней полосе России называют лица кавказкой национальности, поэтому говорил несколько своеобразно.

- Какой такой?

- Совсем шакал. Вот какой.

- И в чем это проявилось?

- Помнишь еду, которую приносил?

- Да.

- Так вот, шакалил он ее... совсем... это... в ресторанах, в которых работал развозчиком. Еще и двести баксов... вавайбай... у хорошего человека... моего земляка... слушай... зашакалил... шайтан такой, а я за него мазу держал... мне теперь его долги нужно будет отдавать... маму я его имел! Найду, слушай, сделаю из него... этот... брытанский флаг... совсем...

- Ну, зачем уж так, - попытался я успокоить Артура, - может быть... он... все... же вернет. Он же человек искусства, нравственности, культуры. Режиссер!

- Какой рэжиссер, слушай. Он в Москве в театре буфетчиком работал. Там его за растрату повязавлэ. Рэжиссер! Имел я таких рэжиссеров в двадцать одно!

...так и не осуществив постановку пьесы, театр перестал существовать. Ходили слухи, что обремененный долгами режиссер бежал из провинции. Не знаю, но точно могу сказать, что и сегодня нет-нет, а вспоминается мне краденный А.Д.Засухой из ресторанов реквизит пьесы "Пир"

© Владимир Савич, 2014-2021.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2021.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Сергей Слепухин: "Как ты там, Санёк?" [Памяти трёх Александров: Павлова, Петрушкина, Брятова. / Имя "Александр" вызывает ощущение чего-то красивого, величественного, мужественного...] Владимир Кречетов: Откуда ноги растут [...Вот так какие-то, на первый взгляд, незначительные события, даже, может быть, вполне дурацкие, способны повлиять на нашу судьбу.] Виктор Хатеновский: В прифронтовых изгибах [Прокарантинив жизнь в Электростали, / С больной душой рассорившись, давно / Вы обо мне - и думать перестали... / Вы, дверь закрыв, захлопнули окно...] Сергей Кривонос: И тихо светит мамино окошко... [Я в мысли погружался, как в трясину, / Я возвращал былые озаренья. / Мои печали все отголосили, / Воскресли все мои стихотворенья...] Бат Ноах: Бескрылое точка ком [Я всё шепчу: "сойду-ка я с ума"; / Об Небо бьётся, стать тревожась ближе, / Себя предчувствуя - ты посмотри! - наша зима / Красными лапками по мокрой...] Алексей Смирнов: Внутренние резервы: и Зимняя притча: Два рассказа [Стекло изрядно замерзло, и бородатая рожа обозначилась фрагментарно. Она качалась, заключенная то ли в бороду, то ли в маску. Дед Мороз махал рукавицами...] Катерина Груздева-Трамич: Слово ветерану труда, дочери "вольного доктора" [Пора написать хоть что-нибудь, что знаю о предках, а то не будет меня, и след совсем затеряется. И знаю-то я очень мало...] Андрей Бикетов: О своем, о женщинах, о судьбах [Тебя нежно трогает под лампой ночной неон, / И ветер стальной, неспешный несет спасенье, / Не выходи после двенадцати на балкон - / Там тени!] Леонид Яковлев: Бог не подвинется [жизнь на этой планете смертельно опасна / впрочем неудивительно / ведь создана тем кто вражду положил / и прахом питаться рекомендовал] Марк Шехтман: Адам и Ева в Аду [Душа как первый снег, как недотрога, / Как девушка, пришедшая во тьму, - / Такая, что захочется быть богом / И рядом засветиться самому...] Читайте также: Владимир Алейников: Силуэты и тени | Надежда Жандр: Даже если не... | Борис Кутенков: Важен идеал, ради которого ты готов терпеть несвободу | Юлия Пикалова: Песни ветра | Елена Севрюгина: L - файлы | Хелена Томассон: По осенним киевским улицам | Татьяна Чеброва: Мчастье | Александр Чернов: Ирония, граничащая с цинизмом | Любовь Артюгина: На бесконечном сквозняке | Слави Арутюнян: Стихотворения | Максим Жуков: А страна цветет, расширилась... | Сергей Казьмин: Стихотворения | Людмила Табакова: Сиреневый блюз | Александр Чернов: И Леннон такой молодой, и рядом Крупнов как живой | Игорь Андреев: Горка во дворе