РЕЖИССЕР

Театр начинается с буфета, мой начался с телефонного звонка.

- Слушаю.

- Мсье Владимиров?

Я решительным тоном заявил:

- Спасибо, но я не намерен прерывать мой контракт...

Трубка прервала меня удивленным вопросом:

- Какой контракт?

- Ну, вы же сейчас начнете меня агитировать перейти в вашу телефонную компанию.

- Нет, что вы, - хохотнула трубка, - с чего вы так решили?

- Потому что никто другой... кроме всяческих компаний... мне не звонит.

Это была святая правда. При своей привлекательной внешности я практически одинок.

- Я звоню вам, - трубка придала своему тембру значительности, - по вопросу театра.

- Не понял.

- Поясняю. Я хочу пригласить вас в театр.

- В качестве?

- Актерском, - трубка сделала паузу и, перейдя на французский, поинтересовалась, - Comment aimez-vous mon preposison?

- Предложение интересное, - ответил я, - но дело в том, что в данную минуту... я стою возле зеркала... и нахожу в нем довольно невзрачное отражение. Уж точно не артистическое.

Трубка выразила решительное несогласие.

- Разрешите с вами не согласиться. Напротив, очень даже артистическое.

- А вы что же, меня видели?

- Да, видел. На видео у Веры Яковлевны. Вы играете там поющего солдата.

Я тут же вспомнил новогодний вечер в эмигрантской компании.

- Ах, вот вы о чем. Да, такое дело имело место.

- Ну, вот и договорились. Жду-с вас, скажем, в воскресенье. После обеда.

- А вы позвольте... поинтересоваться... кто?

Трубка представительно замолчала и затем внушительно представилась:

- Режиссер.

Мое отражение в зеркале удивленно вздыбило бровь. Своим тембром и шепелявеньем голос мог в лучшем принадлежать театральному буфетчику, но никак не режиссеру.

Я согласился. В воскресенье, в назначенное время, в новом костюме и начищенных туфлях я прибыл на встречу с режиссером. Теплый ясный день переходил в бодрящие сумерки. На внушительном крыльце серого дома меня ждал человек.

Белый пиджак, накрахмаленная рубашка с бабочкой, набриолиненный пробор и переброшенный на манер полотенца летний плащ (ни взять, ни отнять буфетчик провинциального, торгующего осетриной второй свежести, ресторана).

- Андрей Дмитриевич, - представился человек и добавил, - засуха.

- Да, - согласился я, - жарковато для такой поры.

- Я говорю... фамилия моя... Засуха.

- Ах, простите.

- Ничего, ничего. Давай без этих ахивоков, а по-простому... по театральному... Андрюха.

Пахло от А.Д.Засухи пеной для бритья и "ершом".

- Владислав Максимов. - Отрекомендовался я.

- Здорово, Влад! Как ваше ничего?

- Могло быть и побольше.

- И потолще.

- Я бы сказал, объемнее.

- Сработаемся, Влад, - режиссер дружески толкнул меня в бок, - прошу вперед... в наши... Мельпомены.

Мы вошли в здание.

- Иди прямо, - сказал мне Андрей Федорович, - а я пока... отольюсь. Вчера усугубился пивком. Догоняешь?

Режиссер заговорщицки подмигнул. Я понимающе кивнул и пошел длинным узким коридором. Вскоре меня догнал Засуха. Мы прошли с ним сотню шагов и остановились у стеклянной двери. Режиссер толкнул ее и барским жестом пригласил меня войти. Я переступил порог и оказался в небольшом интимно освещенном догорающим солнцем зале. На стенах зала висели портреты неизвестных мне лиц, бородами и пронзительными взглядами, однако же, походившими на актеров мхатовцев старой школы, что придавало залу театральную презентабельность. В мягких креслах сидели люди. В центре зала расположился уставленный кушаньями стол: колбасы, сыры, котлеты, пирожки...

- Знакомься, Влад, это наши актеры! Саша. Толя. Артур. Надя. Юля и, наконец, Гоша. Андрей Дмитриевич дружески потрепал собаку.

- Ну, что... за знакомство?!

А.Д.Засуха ловко извлек из кармана вместительную фляжку.

Выпив, мы взялись за закуски. Послышалось чавканье, причмокивание, прихлюпывание - и не только за столом, но и, как мне показалось, на портретах, висевших над ним.

- Не кислит-с? - интересовался режиссер, как только я проглатывал очередной, имевший непременно какое-нибудь экзотическое название, салат.

- Не горчит? Кислоты довольно?

За закусками наступила очередь горячих блюд: пирожки, беляши, кулебяки, чахохбили. Наконец, режиссер сытно икнул и, вытерев салфеткой жирные губы, торжественно вымолвил:

- Ну, а теперь от бренного... перейдем к вечному!

Андрей Дмитриевич вытащил из кармана пиджака мятые листы и подвинул их ко мне.

- Пир. Пьеса, - прочел я и, глядя на опустевший стол, горько произнес, - а реквизит-то мы уже съели.

- Не волнуйся, Влад, - успокоил меня Андрей Дмитриевич, - с реквизитом проблем не будет.

...Начались репетиции "Пира".

- Алекс! Алекс, - горячился Засуха, - разве так поднимают рюмку? Дорогой мой, разве так пьют? Где твой посыл!

В Андрее Дмитриевиче явно чувствовалась таганская школа! Хотя посыл из шепелявящих уст режиссера больше напоминал "рассол"

- Рассол. Где рассол, я тебя спрашиваю!

Оставив в покое актера, Андрей Дмитриевич бросался на актрису.

- Наденька! Надя! Надюшенька. К сожалению, мы вынуждены вас огорчить. По правилам этикета птицу было принято есть руками до тех пор, пока не появились вилки.

- Артур! Артур! Разве тебе дан нож, чтобы ты ковырял им в зубах? Что ты этим хочешь донести до зрителя? Каков твой посыл... рассол! Какова сверхзадача? Не знаешь. Так, стоп! Довольно! Сделаем небольшой антракт.

В антрактах мы набрасывались на разносолы: чавкали, чмокали, хрустели, икали, ковырялись в зубах, рвали курицу руками...

Самым деликатным из нас в эти минуты являлся пес Андрея Дмитриевича Гоша...

Дождливым воскресным днем я пришел на очередную репетицию. Возле стеклянных дверей репетиционного зала стоял внушительных форм работник службы безопасности.

Возле него толпились актеры.

- Не велено, - говорил им дядька, - ваш руководитель уже два месяца не платит за аренду зала. Как заплатит, тогда пущу, а сейчас расходитесь! Go home!

Мы вышли во двор, выкурили по сигарете, выразили всеобщее сожаление о не съеденном, как обычно, реквизите пьесы "Пир" и разошлись по домам.

Через несколько дней ко мне позвонил актер Артур:

- Ты знаешь, какой есть наш режиссер?

Артур относился к представителю народа, который в средней полосе России называют лица кавказкой национальности, поэтому говорил несколько своеобразно.

- Какой такой?

- Совсем шакал. Вот какой.

- И в чем это проявилось?

- Помнишь еду, которую приносил?

- Да.

- Так вот, шакалил он ее... совсем... это... в ресторанах, в которых работал развозчиком. Еще и двести баксов... вавайбай... у хорошего человека... моего земляка... слушай... зашакалил... шайтан такой, а я за него мазу держал... мне теперь его долги нужно будет отдавать... маму я его имел! Найду, слушай, сделаю из него... этот... брытанский флаг... совсем...

- Ну, зачем уж так, - попытался я успокоить Артура, - может быть... он... все... же вернет. Он же человек искусства, нравственности, культуры. Режиссер!

- Какой рэжиссер, слушай. Он в Москве в театре буфетчиком работал. Там его за растрату повязавлэ. Рэжиссер! Имел я таких рэжиссеров в двадцать одно!

...так и не осуществив постановку пьесы, театр перестал существовать. Ходили слухи, что обремененный долгами режиссер бежал из провинции. Не знаю, но точно могу сказать, что и сегодня нет-нет, а вспоминается мне краденный А.Д.Засухой из ресторанов реквизит пьесы "Пир"

© Владимир Савич, 2014-2021.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2021.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Айдар Сахибзадинов: Казанская рапсодия [Кто жил на нашей улице в пору моего детства, их уже нет. Как несметная стая птиц, поднявшаяся от старых тополей, их имена-образы зависли над памятью,...] Алексей Сомов: "Грубей и небесней". Стенограмма презентации [В Культурном центре академика Д.С. Лихачёва 15 июня 2021 проект "Вселенная" в рамках цикла "Уйти. Остаться. Жить" представил сборник стихотворений и эссе...] Артём Козлов: Стансы на краю земли [Здесь земля не круглая, а плоская, / Что не поцелуй, то сцена Оскара. / Каждое молчание загадочно, / В книге мы - бумажные закладочки...] Татьяна Житлина (1952-1999): Школьная тетрадка [Мы жили с ливнем, как соседи. / Я довела его до слез. / Умчался на велосипеде, / Мелькая спицами колес...] Ростислав Клубков: Приживальщик. К образу помещика Максимова из романа "Братья Карамазовы" [Как воздействует (да и воздействует ли) на человека невидимое: неосознаваемое им, скрытое и ускользающее от его сознания - и что изменяет (да и изменяет...] Юрий Тубольцев: Абсурдософские рассказы [Создание безошибочных схем - это еще не творчество, творчество начинается именно с ошибки...] Евгений Орлов: Четыре стены [И поэтому - имеющий уши да развесит их, имеющий глаза - да развесит и их. Перед вами - "Четыре стены", дорогой мой читатель..] Катерина Ремина: Каждому, кто - без дна [острова собираются в стаи, ломая камни / о течение вод, отражающих бесконечность: / наклонилась и шью по ее васильковой ткани / письма иглами по...] Читайте также: Ксения Август: До столкновенья | Николай Архангельский: Стихотворения | Стихи Николая Архангельского рецензируют Надя Делаланд, Ирина Кадочникова, Александр Григорьев, Алексей Колесниченко | Татьяна Горохова: С болью о человеке. Встреча с Борисом Шапиро | Михаил Ковсан: Колобок - Жил и Был | Николай Милешкин: "Толпой неграмотных с иллюзией высшего образования даже легче управлять, чем просто неграмотной толпой" | Алёна Овсянникова: Хочется хэппи-энда | Андрей Першин: Стихотворения | Стихи Андрея Першина рецензируют Надя Делаланд, Александр Григорьев, Алексей Колесниченко | Андрей Прокофьев: Снимать тёлок | Елена Севрюгина: Рефрены времени | Максим Жуков: Тет-а-тет и визави | Юлия Самородова: Планета взрослых | Сергей Сущий: Надежда в сорок ватт | Александр Хан: Уравнение длиною в жизнь