Девять способов жить и любить
Привет
- Привет, - сказала она и поцеловала меня в губы.
Я подумал, что оттолкнуть ее было б невежливо. Когда через какое-то время она сама отстранилась, я наконец сумел ее разглядеть: достаточно симпатичная, но - вот беда! - совершенно мне незнакомая девушка. Я понадеялся, вдруг она обозналась, но вопрос о том, как меня зовут, рассеял остатки сомнений. Смутившись, я ляпнул первое, что пришло в голову; хорошо хоть это было не женское имя. А ведь я ждал тебя. Ждал, хотя точно уже знал, что ты не придешь.
- Симпатичные очки, - сообщила она.
Правой рукой она теребила ремешок висевшей на плече сумочки, левой шарила в пространстве, пытаясь захватить мои пальцы, и при этом упорно мне смотрела в глаза. Фраза явно предполагала какую-то ответную реакцию с моей стороны.
За спиной прошумел поезд, и я только сделал вид, что сказал что-то, на самом деле не сказав ничего. Переспрашивать она постеснялась. Несколько мгновений мы молча друг друга разглядывали. Да, она была симпатичной, но глаза у тебя были темнее и волосы завивались колечками, а у нее были прямые.
- Ты знаешь, а там наверху такая погода отличная, - для вида она закатила глаза к потолку. - А ты любишь танцы? - тут же выдала она без всякого перехода.
В голове у меня мелькнула шальная мысль, что надо бы поспешить согласиться на счет хорошей погоды, пока у меня не поинтересовались, люблю ли я, например, устриц. Из кармана у нее зазвучала какая-то популярная песенка.
- Ой, подожди минутку! - сказала она, доставая телефон и отходя в сторону.
Я подумал, успела ли ты уже стереть мой номер из своей телефонной книги. Рядом стояла колонна экстренной связи - или как их там называют?.. - расставили теперь на всех станциях такие полосатые штуки.
- В чем смысл жизни? - спросил я, надавив на кнопку.
- Не в метро, - ответил мне из динамика голос девушки.
Она уже возвращалась ко мне, раскачивая телефон за шнурок. И тогда знаешь, что я сделал? Я притворился, что это ты.
Грустный человек, у которого не было ничего
В переходе играли музыку. Бог его знает, где они взяли электричество, но у них была подключена и гитара, и бас, и, кажется, что-то еще. И конечно у них была непременная девушка с кепочкой для сбора монет.
А в другом конце перехода сидел грустный человек. У него не было ног. И ему не нравилась музыка. Наверное потому, что была и правда плоха.
В переходе продавали носки. Самых разных цветов. Вязаные теплые шерстяные, хотя зима уже миновала и для девушек - капроновые, тонкие. Но грустному человеку не нужны были носки: у него не было ног, чтобы их носить, у него не было рук, чтобы их надеть.
По переходу шли люди. Утром еще сонные, вечером - усталые после рабочего дня, днем - какие-то редкие праздные граждане, иногда иностранцы. Но грустный человек не обращал на них никакого внимания, потому что у него не было глаз.
Хотя стены перехода регулярно выкрашивали, с еще большим старанием и упорством кто - никогда не известно - наносил на них надписи, чаще всего глупые или же непристойные, но изредка такие, над которыми можно было задуматься. Однако грустный человек не задумывался: для этого у него даже не было головы.
В сущности, у него вообще не было тела. У него не было совсем ничего, кроме его грусти. И поэтому он продолжал грустить - чтобы хоть что-нибудь оставалось.
Рассказ
- А у нас новый номер наконец вышел. Тебе сколько, один?
Уже по дороге, в метро она развернула, пролистала, дожевывая купленный на бегу сендвич. Проверила, не ошиблись ли с ее именем и фамилией - это как водится. Полистала еще, пока ее взгляд неизбежно не уперся в рассказ, про который редактор сказал: "Ну-у, это вообще непонятно что".
Дочитывала она уже дома, придвинув поближе настольную лампу, выкуривая одну за другой сигареты, не обращая внимания на разрывающийся телефон, который все одно сообщал только дурные новости. Текст был длинный, медленный, вязкий, пленительный. Она читала судорожно, не отрываясь. Не потому, что ее захватил сюжет - история в сущности была ни о чем, - а потому, что оказалась поражена и раз и навсегда покорена мастерством, с которым строилась каждая фраза, и которого она уж тем более не ожидала встретить в подобном журнале. Конечно, у каждого свой вкус, но это было более чем в ее.
В самом деле она не любила читать чужих текстов, она была высокого весьма (оправданно ли, неоправданно) мнения о себе, но еще не дойдя до середины, со смешанным чувством начала сознавать, что эта девушка - а автором была именно девушка - не то чтобы несомненно талантлива, а много талантливее ее.
Концовка не прибавила к ее впечатлениям ничего нового, но она еле вытерпела, проворочавшись всю ночь без сна, пока наступило утро, чтоб позвонить редактору. Для нее вдруг сделалось жизненно необходимо встретиться с этой девушкой, поговорить, просто посмотреть на нее.
Редактор по знакомству в координатах не отказал. Условились. Встретились в одном из кафе.
У девушки оказались длинные волосы, заплетенные в такие косички - дреды, как их называют. Она была тонкой и гибкой. Она училась и собиралась стать в дальнейшем художницей. Она отвечала спокойно и доброжелательно, и было ясно, что она такая со всеми; для нее это было просто любопытным знакомством, но только, не более.
Они сидели за столиком. Девушка заказала себе кофе, а она все больше курила, абсолютно завороженная своей собеседницей. Она попыталась позавидовать этой девушке: тому, что у нее есть такие дреды-косички, тому, что она так пишет, тому, что она такая непринужденная, но до того привычные к подобным чувствам струны души на этот раз не шевельнулись.
Она говорила иногда невпопад и все недоумевала, пока вдруг не поняла, что сожалеет об одном только: что она не мужчина. Тогда все встало бы на свои места. Тогда она могла бы галантно, а не просто из машинальной вежливости протягивать своей спутнице зажигалку, а после помочь ей надеть пальто, а после... А так кто она? Какая-то тетка с неустроенной жизнью и проклятым телефоном, за который в пору бы не платить - ну вот опять позвонили, сказали, что-то случилось, надо срочно подъехать.
Расстались они в общем-то ни на чем. Второй день к ряду она возвращалась в свой пустой дом, где не так уж любила бывать, со всей поспешностью и нетерпением. Сбросив туфли и расстегнув, но так и не сняв пальто, она прошла в комнату, сняла трубку, набрала номер своего бывшего - от третьих лиц она знала: у него все не лучше.
- Слушай, - выпалила она, не успев поздороваться и не поинтересовавшись, может ли он вообще говорить. - Я тут встретила такую девочку. Ты обязательно должен с ней познакомиться!
Её мужчины (дар)
Все ее мужчины обладали одним главным свойством: они исчезали. Стоило ей провести с человеком ночь - нет, она не была убежденной сторонницей свободной любви, ей всегда хотелось чего-то большего, но как иначе начать? - как он пропадал (не важно, каких планов они успевали настроить за короткий вечер, проведенный совместно); не звонил, не писал, не появлялся больше на ее горизонте. Сначала это служило поводом для беспокойства, бесконечных самокопаний, но ответа она не находила. Постепенно она начала ко всему относиться с иронией - ничего другого не оставалось.
Однажды шутки ради подружки по университету предложили ей соблазнить слишком строгого преподавателя, которому предстояло в конце семестра сдавать экзамен. Несмотря на все неудачи, она была достаточно хороша, достаточно обаятельна, чтобы преуспеть с подобной задачей; преподаватель же, несмотря на свои повадки, был еще вполне молод.
Среди десятков неповторяющихся ночей она провела довольно забавную ночь в разговорах о науке, хотя конечно не только... На ближайшую лекцию этот человек не явился. Потом пришел кто-то из деканата. Экзамен они сдавали ко всему безразличному аспиранту.
Дальше пошло по нарастающей: ей не нравились в компаниях какие-то отдельные люди, на работе кто-то претендовал на занятие той же, на какую она рассчитывала, должности. У нее появился значительный опыт, хотя любовь потеряла для нее вкладываемый в это понятие многими смысл. Вместо мужчин ее окружали многочисленные подруги, ценившие ее за способность в критической ситуации им помочь. Слыша по телевизору о пропадающих без вести, она задумывалась, не была ли случайно знакома с теми людьми.
Она была еще далеко не стара, у нее были деньги, и она держала себя в форме, когда однажды в ее населенном только кошками и миниатюрными собачками доме раздался телефонный звонок:
- Мы звоним... в общем, вы понимаете, откуда. Родине нужны ваши способности. Скажите, как вы относитесь к Соединенным штатам Америки?..
Любимая
- Любимая, ты ведь помнишь то утро? По полу были разбросаны солнечные зайчики, и какие-то спокойные люди все время наступали на них. Твоя ладошка сгребла слишком много снов, и ты уже не открыла глаза. Тебе положили простыню на лицо, но пока еще не унесли, я успел сбегать на кухню. Мне пришлось высыпать какую-то крупу прямо на пол, но, думаю, ты простишь мне это... Я схватил стеклянную банку и еще сачок, которым мы вылавливали рыбок из аквариума во время чистки. Я не готов был остаться совсем без тебя, поэтому я поймал сачком маленькую частичку твоей души и сохранил ее в банке. Ты ведь знаешь, несмотря ни на что, я люблю тебя!..
- Любимая, я до сих пор живу в нашей маленькой уютной квартирке, хотя мне одному и не так просто ее оплачивать. Честно-честно, я пылесошу ковер не реже двух раз в неделю, а на днях я даже помыл окна... После того утра... после того дня ко мне приходили какие-то твои подруги. У них у всех были красные глаза и тонкие белые пальцы. Они говорили мне слова, но я почти не понял, о чем... Потом они уходили... потом некоторые приходили вновь. Но я ни одной из них не сказал, что ты все еще здесь, со мной. Разве тебе хотелось бы их видеть теперь? Теперь, когда ты стала такой маленькой, что тебя хватит как раз только для меня... Ты ведь знаешь, я все еще люблю тебя!..
- Любимая, ты можешь мной гордиться! Вчера я получил новую должность. А сейчас я готовлю обед, потому что в честь события должна прийти моя мама. Да, я знаю, вы не очень-то ладили с ней, но я поставлю тебя в шкаф, и все будет в порядке. Правда ведь, ты не станешь на меня за это обижаться?.. Ты ведь знаешь, я же люблю тебя!..
- Любимая, представляешь, мама вчера очень хвалила мой обед! Помню, ты никогда и в рот не брала ничего из того, что я готовил. Но неужели ты не веришь, что я действительно делаю успехи?! Ты ведь знаешь, я все равно люблю тебя!..
- Любимая, вчера выпал снег. И теперь, наверное, уже зима... Ты говорила, что когда станет холодно и сугробы вырастут выше меня и выше тебя, мы не станем унывать, мы пойдем во двор и слепим самую большую снежную бабу!.. Ты простишь меня, если я не стану делать этого теперь, один?.. Ты ведь все равно знаешь, как я люблю тебя?..
- Любимая, теперь зима и дорога такая скользкая... Ты должна понять меня, я сам совсем не виноват в том, что помял крыло твоей машины. Я ничуть не виноват, это все тот толстый недоумок и... зима... скользко... извини... Ты ведь знаешь, конечно, я люблю тебя!..
- Любимая, мне очень и очень холодно! Если бы мы были вдвоем, мы могли бы согревать друг друга, но... В доме лопнула труба центрального отопления, и неизвестно, когда теперь починят... Зима, праздники, и рабочие пьяны уже с утра... Эй! Слышишь?! Я люблю тебя!..
- Друг мой, - вздыхаю - наверное, бывший. Мы никому не давали обязательств, но, так уж получилось, действительно делили с тобой все. Наверное, я была очень дурной женщиной. Не говори "нет"! Ты и не скажешь... Ты и не слышишь... Любому, кто обвинял меня в чем-то, я готова была рассмеяться в лицо. Они говорили мне много разных слов, но я почему-то запомнила только одно - "вера". Еще они пытались напугать меня. Это всегда было похоже на какое-то жаркое красное место. Только я не умела понять, чего именно надо бояться.
Разве я думала, что все закончится так?! Но, может быть, и вправду есть что-нибудь свыше?
Твоя рука... Этот дурацкий сачок... Стеклянные стены и белый пластмассовый кругляшок сверху, как мертвое солнце... И все, что снаружи, едва можно разобрать, так оно расплывается. Единственное, что мне удается различить достаточно ясно - твое лицо. И еще твой голос... и твои новости... каждый день.
А те смешные люди пугали меня своими нестрашными вещами и все время повторяли одно слово... Теперь я его вспоминаю. Ты знаешь, я плохо училась в школе, но все равно я знаю... А еще я верю.
От мороза стеклянные банки лопаются...
О грязной посуде
Ей все мыли посуду. Ее первый любовник, которого она до сих пор помнила, - впрочем, не только за это - впервые продемонстрировал ей, что мужчина может вполне заниматься хозяйством. Когда он приходил, если только сразу не валил ее на диван, то непременно отправлялся на кухню и мыл там тарелки.
В первый раз это казалось еще непривычным, но и другие от него не отставали. Какими бы разными ни были эти мужчины, все они, попадая на ее кухню, непременно мыли посуду. Не то чтобы она была от природы слишком неаккуратной, но всегда находила для себя что-то более интересное, чем занятия домашними делами, к примеру, уборкой. Зато она неплохо готовила, так что всегда можно было простимулировать приходящих гостей. Когда долго никто не бывал, грязная посуда постепенно помимо мойки начинала оккупировать ванну. Исторически как-то сложилось, что сервизов в доме имелось много.
Мать, когда приезжала ее навестить, заводя свою извечную речь о том, что нельзя же так запускать дом, принималась сама убираться. Начинала преимущественно с кухни. Она в ответ только пожимала плечами, не в состоянии выказать должной степени благодарности и предусмотрительно напоминала, что ни о чем таком не просила.
Но чем дальше, тем меньше у нее оставалось свободного времени на что бы то ни было, она все больше работала, начала более-менее зарабатывать. Однажды соседка позвонила ей прямо на службу:
- Ты знаешь, - голос у нее было не то злорадный, не то взволнованный. - Я конечно могу ошибаться, но мне кажется, у тебя там за стенкой... ну как-то шумно.
На бегу отыскивая рукава у пальто, она вылетела на улицу, не торгуясь, остановила первого же частника, с трепыхающимся в груди сердцем взбежала по лестнице, позабыв в спешке про лифт. Дверь ее квартиры была приоткрыта. Тронув безжизненно болтавщуюся ручку, она вошла внутрь. В коридоре остались следы грязных ног. Ноутбук отсутствовал. Телевизора, по счастью, она не имела. Шкатулки с украшениями - если и дорогими, то в большей степени для нее самой - тоже на месте не было. Она выдвинула ящик тумбочки, где среди всяких мелочей хранила две важные вещи: заработанные деньги и презервативы, - там было пусто. Впрочем, большая часть содержимого была разбросана по полу.
В полуобморочном уже состоянии она прошла на кухню (щелкнула выключателем, хотя было светло), чтобы увидеть там выстроившиеся на столе возле раковины перевернутые еще мокрые чашки и украшавшие плиту ослепительно чистые даже с оборотных сторон сковороды и тарелки.
Древо незнания
С десяток фонарей освещало абсолютно пустой перрон. Я поднял воротник и попытался поплотнее запахнуть куртку. С неба падал не то снег, не то дождь, ветер продувал до костей. Я приехал на эту и хотелось бы сказать, богом забытую станцию, но, ей-богу, не всевышний ее сотворил, только ради того, чтобы ты захлопнула у меня перед носом дверь, попутно захлопнув какой-то очередной том моей жизни.
Я посмотрел на часы, но ни одна из трех стрелок не вздрогнула - часы стояли. Я знал наизусть добрую треть Шекспира и на несколько томиков Бродского, но решительно не знал, что мне теперь делать и как вообще дальше жить. Я мог сказать, какой на дворе год от сотворения мира, от основания Рима, какой по иудейскому, по мусульманскому летоисчислению, но решительно не имел понятия, какой сегодня день и даже месяц, кроме того, что ночь и холодно. Я помнил имена дюжин индийских и индейских богов, но совершенно не мог вспомнить, где же забыл свой и без того пустой кошелек.
Мимо тащился товарняк, отвратительно воняя мазутом. Я даже назвал бы, пожалуй, навскидку большую часть элементов таблицы Менделеева, но едва ли бы мне от этого стало теплее. Не важно, за что человека прогнали из райского сада, прикинуть бы, где он находился, может быть на противоположной стороне света - раз все в этом мире, кроме меня разве что и носков в моем ящике, обычно имеет свою пару - растет и по сей день древо незнания?
Утро вдвоем
Меня разбудил несильный удар в плечо.
- А теперь - проваливай.
Первые лучи солнца уже пробивались сквозь опущенные занавески. Она сидела рядом со мной на кровати и, кажется, сама только проснулась. В комнате ощущался ни с чем не сравнимый запах пролитого шампанского, во рту - ставший уже привычным по утрам отвратительный привкус. Голова болела и соображать отказывалась.
Кажется, она еще что-то сказала о том, что ни слышать, ни видеть меня не хочет, ни... и так далее. Почтя за лучшее оставить ее реплики без ответа, я уныло побрел в ванную. Щелкнул выключатель, но в потолке загорелась только одна тусклая лампочка. Сколько же я здесь не был? Пару месяцев. Я открыл кран.
- Ты знаешь: я маленькая, не достаю, - она уже стояла у меня за спиной, облокотившись на дверной косяк, и многозначительно смотрела на потолок. - Ты - длинный, дотянешься и со стула.
Я открыл было рот, но она опередила меня:
- Я не сказала, что собираюсь с тобой говорить. Хватит с меня этих твоих разговоров, - и, резко развернувшись, ушла обратно в комнату, а я отправился почему-то на кухню, за стулом, попутно хлебнув воды из стоявшего там чайника.
Она принесла лампочки, я влез на стул. Сколько нужно идиотов, чтобы вкрутить лампочку?.. Голова у меня закружилась, и я поспешил схватиться за стену. Где-то мы с ней вчера случайно опять встретились. А дальше что было? Портвейн? Красное?..
Она нажала на выключатель.
- Ну теперь красота!
Спрыгнув со стула, что чуть не стоило мне потери равновесия на скользком полу, я потащился в уборную. Ручка висела на двери как-то криво и не то, что запереться, даже нормально закрыться было нельзя. Все время пребывания внутри я молил бога, что бы меня не встретили на выходе с какой-нибудь отверткой, которой я сейчас был в состоянии разве что сделать себе харакири. Но обошлось.
Пока я одевался, прозвучал монолог из серии: и не вздумай звонить мне, никаких больше начать все сначала и проч., и проч. Уже в коридоре она всучила мне какую-то книжку.
- Ты мне давал.
О том, что у меня вообще когда-то такая книга была, я помнил смутно, но это ничего не означало. Зато у меня не изгладилось почему-то из памяти, как обращаться с замками. Я открыл дверь.
- Ах да. Я там в жж написала... Прочтешь - ответишь потом.
Дверь захлопнулась. На улице шел дождь. Я надвинул капюшон почти до самого носа. Автобусы по ее улице ходили редко. Впрочем, у меня все равно не было денег на подобное удовольствие. Я сунул руки в карманы, а когда извлек их оттуда, на ладони у меня лежал ее длинный темный волос - больше, чем ничего.
Под пиво и музыку
Я заметил ее рядом с собой, только когда она, прикончив свое, принялась пить мое пиво, полубеззастенчиво, полумашинально. На мой не слишком доброжелательный взгляд - поймите меня! - она отвечала улыбкой. Ничего голливудского, но какое-то обаяние у нее определенно имелось.
Есть люди, которые могут прийти на концерт потому только, что он бесплатный. Кажется, она была из таких. Я не нашел ничего лучше, чем предложить угостить ее пивом, по всему судя, полностью оправдав ее ожидания. Вторая кружка, которая была для нее явно уже далеко не второй, заставила ее еще более расшевелиться, и вот я уже почувствовал когтистую теплую лапку на своем брючном ремне.
- В мире полно нелепых вещей, - не выдержав, сообщил я.
- Ага, представляешь, однажды я обнаружила пьяного сантехника, спавшего на полу у меня в кухне, когда я пришла домой, - не замедлила с ответом она.
Во время лучшей, пожалуй, за весь вечер песни она отправилась в уборную, точное местонахождение которой, очевидно, для нее оставалось загадкой.
Вернувшись в еще более помятом виде и несколько виноватая, она шепнула мне на ухо:
- Ты знаешь, у меня пусто на сердце, в квартире и в холодильнике.
Я был готов пообещать купить ей батон колбасы, но не знаю отчего передумал. Музыка для меня на этом закончилась. Дальше были влажные поцелуи с привкусом пива и чего-то еще далекого от романтики, пустой плохо освещенный перрон и последняя, кажется, электричка. Вместо колбасы я взял нам дешевого коньяку.
- Ничего, будет, что вспомнить, - беспрестанно твердила она, оскальзываясь в грязи по дороге от безвестной станции, когда я помогал ей подняться.
"Влюбляться - так уж без памяти", - думал я, допивая коньяк из горлышка.
© Ева Рапопорт, 2007-2024.
© Сетевая Словесность, 2007-2024.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
|
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть II [Эта книга не-прощания с тобой, мой Баку, мой сказочный Зурбаган, мой город Ветров, город осеннего Бога с голубыми глазами небес.] Яков Каунатор. В своём отечестве пророк печальный... [О жизни, времени и поэзии Никoлая Рубцова. Эссе из цикла "Пророков нет в отечестве своём..." / "Всю жизнь поэт искал свою Пристань, Обрёл он...] Рассказы участников VI Международной литературной премии "ДИАС" [Рассказы участниц казанской литературной премии "ДИАС" 2024 Любови Бакановой, Александры Дворецкой и Лилии Крамер.] Полина Орынянская. Холодная Лета, горячие берега [Следи за птицей и закрой глаза. / Ты чувствуешь, как несговорчив ветер, / как в лёгких закипает бирюза / небесных вод и канувших столетий?..] Александр Оберемок. Между строк [куда теперь? о смерти всуе не говори, мой друг-пиит, / зима, крестьянин торжествует, а мачта гнётся и скрипит, / но надо жить, не надо песен ворью...] Полина Михайлова. Света – Ора [Этот новый мир ничего не весил, и в нём не было усталости, кроме душевной...] Марина Марьяшина. Обживая временные петли (О книге Бориса Кутенкова "память so true") [В попытке высказать себя, дойти до сути ощущений, выговорить невыговариваемое, зная, что изреченное – ложь – заключается главное противоречие всей книги...] Александр Хан. Когда я слушал чтение (о стихах Юлии Закаблуковской) [Когда я слушал чтение Юлии Закаблуковской, я слушал нежное нашептывание, усугубляемое шрифтом, маленькими буквами, пунктуацией, скобками, тире...] Юлия Сафронова. Локализация взаимодействий [Встреча с поэтом и филологом Ириной Кадочниковой в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри". Тенденции развития современной поэзии Удмуртии.] Татьяна Мамаева. Игра без правил [Где нет царя, там смута и раздор, – / стрельцы зело серьёзны, даже слишком, – / Наш царь пропал, его похитил вор / немецкий мушкетер Лефорт Франтишка...] |
X |
Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |