Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ПОВАРА  УМИРАЮТ  ПОСЛЕДНИМИ

(между компромиссом и компроматом)


Если говорить грубо, компромисс - это прокладка, прослойка. А мягко выражаясь, - буфер, посредник.

По большому счету, компромисс - это всё. Он на каждом шагу, за каждым углом. В общем, куда не плюнь, обязательно попадешь не в молоко, а в яблочко. Не исключено, что и в - райское.

На самом деле, всё началось еще в раю. Бог тому свидетель. Достаточно вспомнить хрестоматийное: запретный плод сладок. Ну, как не надкусить его, как не съесть, как не насытиться...

Вообще-то писать о компромиссе натощак вредно для здоровья. Голодный сытому - змей-искуситель.

Так вот, после изгнания из рая человеческая жизнь смешана с едой, как с грязью. Еда стала регулярным компромиссом между физиологией и духовностью. Она передается из одной посуды в другую. Из века в век, как сквозь кухонное окошко. Кухарка правит страной, а мир стоит на трех толстяках. С каждым новым веком еда становится всё изощреннее и изощреннее. Взгляд теряет резкость и становится масляным при виде самых изысканных деликатесов. К побежденным возвращается китайский кайф в виде ритуальной обезьяны - этим страшным компромиссом между зверем и человеком. Съешь мозг обезьянки из ее же черепа и вспомни, кто ты.

Так рождается компромат на дело рук самого Создателя.

Да, у компромисса и компромата одинаковые корни и ствол. Но кроны разные. И шумят они на земном сквозняке каждый о своем. Можно подслушать, но лучше не вслушиваться. Затянет, словно в омут, не всплывешь.

Компромисс - это глубинное течение, а компромат - не тонет. Кто сказал? Все говорят. А некоторые еще и пишут. О еде. Целые книги. Короче, кушать подано, господа.

Если на минуту оторваться от тарелки и перевести сытый взгляд на полку с книгами, взор туманится так же, как и от блюд с деликатесами.

Скользить по корешкам, как по вершкам.

Например, Пушкин - это сплошной литературный компромисс ("Нет, весь я не умру... Я памятник себе... Ко мне не зарастет народная тропа..."), в отличие от Достоевского, у которого компромат на компромате и им же еще и погоняет. И не потому, что один - поэт, а другой - прозаик. Просто цели разные, а приемы и способы - это уже побочный продукт.

Но Пушкин - это давно и не характерно. Самый характерный - Набоков. У него даже биография - нескончаемый компромисс с самим собой и с читателями. Со странами - покинутой и обретенной - в конце концов. И Бродский такой же, туда же. Понасоблазняли своими ядовитыми взглядами на век вперед. Нынче, в кого ни ткни пальцем, обязательно эти двое выскочат из-за левого плеча. Да еще Мандельштам, как черт из табакерки, дразнит выставленным средним пальцем.

Да что нам эта русская тройка, с Борисом Рыжим вообще вышло нелепо. Искал компромат в литературе, а нашел компромисс в жизни. То есть, в точности повторил судьбу сказочного Колобка:

"Ты лепил меня на склоне лет, / Собирая крохи по сусекам, / На краю земли, где жизни нет/ Даже горнякам и дровосекам./ Отпусти на волю, старина, / С поля брани./ Что мне эта дикая страна?/ Что я - крайний...

Я замешан на твоей крови, / Из муки из дедовых запасов, / Но не ради муки, а - любви, / Между двух нерукотворных Спасов./ Отпусти, я всё, что мог урвал, / Ради Евы./ Что мне этот гибельный Урал?/ Что я - левый...

Оглянись: повсюду только пыль, / Пыль веков да царственные яти./ Я ушел от всех, кого любил, / Только ты не разжимал объятий./ Отпусти меня из добрых рук, / Боже, иже!/ Что мне этот Екатеринбург?/ Что я - рыжий..."

Солженицын, тот и вовсе перещеголял Достоевского по всем мыслимым и немыслимым параметрам. Мало ему компромата на родной стороне, он еще и компромисса поискал на чужбине. Но не им, блин, единым жив человек. Поэтому и вернулся, и опять за старое.

Искусство никого ничему не учит, кто бы спорил. Это всего лишь очередная попытка найти компромисс между забвением и вечностью. Чем больше соблазнишь читающих тебя, тем дольше века длится день. Так, кажется. Постойте хотя бы пять минут "над пропастью во ржи" - и вам уже никогда не захочется покоиться с миром на дне этой бездонной пропасти. Умирать не страшно, страшно умереть. Слоган, однако.

Однако у каждого свой стол. Как столб, к которому пригвождают. Как крест, который нести и нести. И кто виноват, что один садится - за письменный, а другой - за обеденный. К тому же, у каждого свой стул. Но некоторые не брезгуют усесться и между двух. Как говорится: и хек съесть, и на хер сесть. Скороговорка, однако.

Впрочем, пора опять, перекрестившись, перекусить. Типа - с Богом.

Еду от пищи можно отличить только на вкус. Постное, значит не еда. Пища дается либо по болезни, либо по вере. Рецепты пищи передаются, как правило, из уст в уста, из рук в руки. Пост сдан - пост принят.

От диеты до поста всего один шаг. Шаг вперед, два назад. Подсевшие на диету якобы становятся ближе к небу. Ощущение полета, как в отрочестве - во сне. В смысле, когда падаешь с койки на пол. И просыпаешься, с новой силой сопереживая и земное притяжение, и свой вес. Долететь до облаков не значит - дорасти.

Вот уже и поститься стало модно. Килограммы и грехи сбрасываются, как ненужный балласт. Пусти попоститься. Но диета не бывает долгой, а пост - вечным. От поста до поста - весенние версты разгула и разврата. Причем, с гаком. В конечном итоге, у еды и пищи один и тот же тракт, благодаря которому они попадают в одно и тоже место. В желудок. Но насыщение от них разное, результат поглощения тоже.

Еда, в отличие от пищи, превращается в компромат. И пусть повара умирают последними. Но мощи святых хранятся дольше. Вот вам и компромисс.

От низкого к высокому - путь долгий и трудный. Звон колоколов - медовый на вкус, но огненный на цвет. Компромисс покаяния - на все времена и на любой случай. Поэтому он и самый тяжкий, но и самый чистый. Очистительный. Чтобы согрешить и упасть, не надо прилагать никаких усилий.

А тут еще эти заигрывания со временем: то на час назад, то на час вперед. Пытаются найти компромисс между тьмой и светом. Но если "Черный квадрат" Малевича вывернуть, как наволочку, наизнанку, то он станет белым. Белоснежным. Глядишь, гусиным пухом осыплется, белым стихом останется в памяти.

Говорят, от компромиссов не умирают. Если, конечно, не брать исключительный случай с Иисусом Христом - этим всемирным компромиссом между Богом и человеком. Но физическая смерть ничто по сравнению с виртуальным возрождением. Умирают от компроматов. От жизни уйти легко, от смерти - бесполезно.

Мы всю свою короткую жизнь ищем компромисс между желудком и душой - и страдаем. А когда человек умирает, то его прирученную душу ломает между земным и небесным. Между раем и адом. Но компромиссы уже закончились. Остались одни компроматы.




© Валерий Прокошин, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность