Джеффри Хилла (р. 1932) считают лучшим современным английским поэтом, причем это мнение искушенных критиков по обе стороны океана: так полагал и нобелевский лауреат Шеймас Хини и считает известный американский критик Гарольд Блум.
Надо заметить, что поэзия Хилла сложна, насыщена аллюзиями, а смысл нередко затемнен - таково, например, большое стихотворение "Tenebrae" (что и переводится с латыни как "сумерки") - о сумеречных состояниях души, написанное в изощренной форме и с беспощадным психологизмом. Занятие это опасное: быть может, из-за подобного беспощадного вглядывания в себя Хилл заплатил долгими годами молчания и серьезной депрессией. После окончания Оксфорда он преподавал в ряде английских университетов, но после 5 книг Хилл 13 лет хранил молчание. Затем - одна за другой появились новые книги стихов. Возможно, помогла смена обстановки - Хилл переехал в США, где в течение 18 лет преподавал в Бостонском Университете не только литературу, но и сравнительную религию. И об этом следует сказать особо, так как как Хилл - человек глубоко верующий, но стихи его не столько религиозны, сколько нацелены на духовный и нравственный поиск. Так, стихотворение "Сентябрьская песня", вошедшее во множество антологий, является своего рода автоэпитафией (в подзаголовке указана дата рождения: 19.6.32, причем сам автор родился на день раньше) - поэт, сам наблюдавший в десятилетнем возрасте за бомбардировкой Англии, ставит себя на место сгинувших в лагерях смерти. О том же - стихотворение "Общественное достояние", посвященное памяти Робера Десноса (ум. в Терезинском концлагере в 1945 г., как указано в подзаголовке). Вообще, Джеффри Хилл - поэт элегический, что выражается не только в многочисленных стихотворениях памяти ушедших, будь то его современники или исторические персонажи, но в умении возвыситься над горем и смертью и осмыслить глубинные вопросы бытия. Временные рамки стихотворений Хилла раздвигаются, вбирая в себя историю, как в цикле "Погребальная музыка", посвященном памяти казненных в XV веке в Англии, войне Алой и Белой Роз, а если шире - гражданской войне, конфликту между исполнением долга и участием в братоубийственной войне). Нравственный поиск ведет поэта и в недавнее прошлое. Так стихотворение с эпиграфом из Овидия, озаглавленное "Овидий в третьем рейхе" - имеет отношение не к самому Овидию, а эпиграфу из XIV элегии третьей книги "Любовных элегий" - о тех немецких писателях и деятелях культуры, которые сотрудничали с Гитлером.
Хилл к тому же - поэт мифологический, но его стихотворения не являются иллюстрациями к мифам, скорее миф транспонирован в современную поэту реальность, как в стихотворении "Бытие", которым открывается эта подборка, в стихотворениях "Три медитации в стиле барокко" или "Доктор Фауст". В 2010 г. Хилл вернулся в Англию, где стал профессором поэзии в Оксфордском университете, своей "альма матер". Победивший молчание и депрессию, Хилл удостоен множества литературных наград, является членом американской и английской академий, а в 2012 г. был посвящен в рыцари за заслуги перед английской словесностью.
Туда сквозь плотный воздух рвусь,
Где океан влачит свой груз,
О Божьих чудесах молюсь.
И внял моим молитвам Бог:
На массу мертвую земли
Вначале морю я помог
Там опереться - расцвели
Морские волны, и лосось
Стремился свинорылый сквозь
Прибой в соленой крутизне
К холмам в надежной глубине.
II
Я видел в день второй: когтил
Добычу ястреб, полный сил,
Он кровью берег обагрил
И мощь живую обнажил.
Вскричал я в третий день: "Увы,
Хорька улыбки берегись,
Пусть вкрадчив голос у совы,
И ястреб камнем рухнул вниз,
Глаза, как лед, а сила, стать
Даны им, чтобы убивать".
III
В четвертый день отверг я плоть,
Которой грех не побороть,
Для человека сотворив
Левиафана, словно миф,
И пепел моря вдаль унес
Перчаткокрылый альбатрос,
Где Нулевую Козерог
Отметку мира пересек, -
Сие бессмертья зарожденье,
Как феникса самосожженье,
На вечном древе возрожденье.
IV
Но пламя феникса, как лед,
Бесцелен, яростен полет -
Легендой призрачной мелькнет
Над хаотичной бездной вод.
И я на пятый день к заботе
Вернулся о болезной плоти.
V
Когда к концу шестого дня,
С заданьем Бог послал меня,
Я в кровь содрал бока коня.
Мы живы кровью - весь наш род,
Он губит мир, но и спасет,
Ведь миф без крови не живет,
И кровь Христа людей спасла,
Хоть в саванах лежат тела,
Их шкурой океан покрыл,
Земля ж всей массой налегла
На кости, коим свет не мил.
Он так устал, что едва мог расслышать хотя бы ноту песни:
он чувствовал, что был заключен в холодной области,
где его мозг онемел, а дух был в изоляции.
1.
Отплати ангелу, чей
раскраснелся лик,
кто склонившись, приник
к жертве, откуда возник.
Это - бог Эрос скорбей,
кому никого не жаль,
это - боль и печаль,
Лазарь в язвах сей.
2
И ты, в чьем нежном голосе металл,
меня из сна, где я утратил путь,
ты извлекла, чтоб мог я отдохнуть
во мраке, выбранном тобой, не стал
искать пути иного, я устал
искать, тобою полн, к тебе на грудь,
утратив волю, я готов прильнуть,
и в страхе я доверье потерял.
Цветут грехи мои средь запустенья,
я полон страсти, ты однако в боль
мое желанье превратила, в чем
была бесстрастна, до самозабвенья
восторгов ложных я дошел, доколь
ты подпираешь все своим крестом.
3
Veni Redemptor 2 , но не в наше время.
Christus Resurgens 3 , но не в мире этом.
‘Ave 4 ’ - кричим, оглушены мы эхом,
Amor Carnalis 5 - этим мы живем.
4
О света свет - возвышенный восторг;
благословенье на устах - порок.
На золотых запястьях время спит,
как на насесте; роскошь - худоба.
Любовь - то, что хотели б обрести;
а вера наша в праздниках жива.
5
Тупые образы скорбящих грёз,
суккубы горя сердца льнут ко мне;
ты, кто любовь не бросит, но и не
утратит здесь, где время прервалось.
Сказать, что ты - моя, как повелось,
ты с именем ее пришла извне,
не ты и не она мои вполне.
Ужель мое дыханье прервалось
игрою бездыханных теней сна?
Да - подтверждает ада высший свет:
где ярость явлена, себе верна,
удару нанесет удар в ответ,
и правота измерит путь до дна
в клубке страстей, где чувственности нет.
6
Вот - зольник пламени лилеи,
вот - вопрошанье длительных застолий,
вот - настоящий брак в себе, с самим собой,
вот - ярость одинокого желанья,
и вот - согласий неприличный хор
и чистый голос истинной хвалы.
7
Он был восторгом поражен.
Его удел - увечья, и на нем -
корона мученика. Он -
властитель хаоса, затем
кульбитов Мастер и прыжков,
раздоров шутовских, готов
найти усладу он в гаданье
он - Плакальщик при Расставанье.
8
Не сгинет музыка, ей сфера сочинится,
Медуза, Ангел Тона, Воздуха Царица,
когда же с искренним к ней плачем подойдем,
то серебром на серебре нас тронет льдом.
Уильям де ла Поль, герцог Саффолк, обезглавлен в 1450 г. 6
Джон Типтофт, эрл Вустера, обезглавлен в 1470 г. 7
Энтони Вудвилл, эрл. Риверс, обезглавлен в 1483 г. 8
1
Процессии в пещерах образцовых,
Благословенье теней. Помфрет 9 . Лондон.
Смиреньем голос увлажнен манерным,
Уравновешенным презреньем к миру.
"In honorem Trinitas" 10 . И хрясь! Голова
В мясистом токе крови понеслась.
Собой пожертвовали эти, чтобы
В честь Троицы удар принять
То ль серафима, то ли топора,
Забрызгав смертным шлаком эшафот.
Скулят псалтерионы в эмпиреях,
И в яме полыхает яро пламя,
Отбрасывая призраки на камень,
Пустых и буйных тварей в беспокойном
Ничьем жилище на ничьей земле.
2
Дань боли наскребаем для кого -
Для ритуалов короля? О горькой
Мы размышляем тайне, умираем,
Чтоб Caritas-толстуху 11 ублажить
И эти пасти стертые камней.
(Предположи, что музыкой безмолвной
Все сглажено, представь, что нам блеснуло
Грядущее последнею наградой,
Как сталь на солнце.) И холодный Таутон 12
Припомни на рассвете в Воскресенье
То Вербное - и Вэйкфилд 13 , Тьюксбери 14 :
Визг труб сзывает толпы, и поля
Истоптаны, опалены, намокли,
Усеяны телами в странных позах.
Припомни вихрь и мрак над грязью тел.
3
Судачили о Судном дне, Суд Божий
Все ж разумея, а металл касался
Склоненного хребта. Но редко
Случается такое. Лет в пятьсот
Комета, над безмолвием вознесшись,
Людей безлично-мертвенных покажет,
И Англия, как зверь, внизу ползет.
"Все это - севера дела...", - казалось,
Так после битвы поле боя звук
Исторгло неземной - но на земле.
Слепа улитка, беззащитный крот
Все ищут что-то, мы лежим слепые,
Среди резни чувствительные души
Вскричат "Христос", покрыты брачной кровью.
4
Пусть будет ум ценней души, не сможет
Он выдюжить. Душа ведь цену знает
Себе, моля в слезах ей дать покой,
Она возможно неуничтожима.
Могу поверить, но инстинкт лишь веры
Я бы отверг. И если бы решился,
Не зарился б на власти пустоту
Ни на истории тщету. Когда бы
Язычник Аверроэс был ты прав,
Что интеллект - закон есть абсолютный,
Самодостаточная милость, наша жизнь
В миф плена превратилась бы, вошли -
Проникли бы в ненаселенный край,
Где свежий снег струится, и как факел,
Дворец пылает вечной тишиной.
5
И с факелами в ярость рождества,
Идем мы, искуплением елейным
Пьяны на тридцати пирах кровавых.
Что это как не спячка душ? Столь много
Под идеальным правосудьем спит,
Точно закон усовершенствовали трубы,
А в валерьяне - покаянья суть.
Тьму собирает небо. Мы поём
"Ora, ora pro nobis" 15 , но снисходят
Не серафимы- жаль самих себя.
Карающей десницей справедливо
На дыбе, как на ткацком стане,
Растянуты, нас тешат пыткой долгой
И страшной нежностью к их прoклятым телам:
6
Когда, сынок, ты сможешь чудесами
Повелевать без жалости, и взгляд
Усталого дракона сна снести,
Возрадуюсь, но боле, если примешь
Ты странника радушно в королевстве.
Я человечество на девственных полях
Видал, как их назвал Отец. И звери
Диковинные там паслись в тиши
Благословенной. Преступленья мира
Достигли тех краев, волненья
Далеких бурь и сплетни одиночеств,
И выдумана тайна. Все кончилось.
Одни опалены, другие слепы
Во всем кроме виденья одного -
Им нужно примирение. Я верю
В оставленность - в то, что имею.
7
"Тщеславье, доблесть, уваженье,
Казалось, мы смотрели друг на друга.
То был смертельный взгляд горгоны:
Отвлечено сознанье на себя".
Тень коршуна и коршун. "В полдень,
Как в зеркало, две армии глядят,
Друг друга не затмив. Исчезли, вспыхнув,
Осталась лишь суровая земля
Сей боли. Я не проронил ни звука,
Застыв однажды, когда в дальнем крике
Послышалось мне собственное имя.
Пустое...." Красноватый лед окрашен
Здесь камышами; проплыли плюмажи;
Стервятники сидели на доспехах.
8
Не те, кто есть, но как должны предстать,
Мы жалости должны исполнить роль;
Не как хотели б жить, как им хотелось,
Беседой вечной так учреждено.
И так свидетельствуем мы. Так дoлжно.
Не нами решено, а тем, что свыше,
Гармонии далекой сферы все
Застыли безответно. Мы страдаем
Или бахвалимся с последствиями ли
Или без оных, неизменно эхо
В подобной вечности. Тогда скажи,
Любимая, как это нас утешит -
Любой воскликнет, выхвачен из мира,
Крича в конце: "Не завершил еще".
"Покой души" 16 заданьем трудным был
домашним, как ты знаешь. Стиль, казалось,
был создан из заброшенных, как мы,
и вопиющих - хрупкие созданья
у Данте и Вергилия - чуть схватишь,
зальют и воздух кровью, гнев и плач
смешав: свои сердца растратив яро,
без милости, приюта - пища гарпий.
II
Усильем крыльев кожаных меня
уносит прочь. Плутарх же пишет, что
уносят страсти. И "Покой ума",
как Уáйeтт перевел, - отнюдь не дрёма
и не апатия. Здесь разделенье,
как пишет Уáйeтт, воздержанье нрава, что может быть двусмысленно, - прими
и рассеки, найдя кольцо златое
в нем истины, историей хранимой.
Работал также Джонсон 17 превосходно
в воздвигнутых особняках ума.
Считал он это вызовом толпе,
противники лишь раскрывали рты;
то было формою вещей, присущих миру,
в колонках с завитками на латыни
и броских, как фронтиспис Рэли 18 .
Аркады вижу я Иниго Джонса 19 ,
чернильно-водяные тучи
и декорации придворных "масок";
дерьмо, обломки, сор безумных улиц,
и экипажи цугом, дыбясь, краем
колдобины и ямы объезжают,
пожарники, мальчишки, с ветром дождь.
Солнце выползло вновь, свежи цвета
вечнозеленых и моющихся листьев лавров,
Которые, кажется, никогда не погибают,
Заслоняя собой зевы пещер и немые гроты.
С начала времен в известном мире, шелуха
Скользит, множа эхо, трутся оси, и волны
Складывают на мелководных кромках обломки
Морской гнили и мусора, принесенного ветром;
И боги, о которых иногда забывают, путают
Бессмертье свое и краткий век смертных,
Навещая благочестивых и беззащитных - тех,
Кто странствует средь опасностей, им предначертанных,
Чья судьба проста: рисковать без нужды
Лишь бы не замерзать или сгорать,
Их след на простынях океанов - зарубцевавшийся шрам -
являет им любопытнейшее из странствий.
Однажды из высокого окна
Тень в камеру падет, чтоб разделить
Её со мной. Я вижу, как слизняк
От собственной же слизи очищает
Мерцающую впадину. Я слышу
Свои же собственные вопли, после
Они восходят к Богу - боль моя,
Любовь и правда, едкий свет и грязь.
Томиться, лежа в этой странной плоти,
Пока Мученье алчное заснуло,
Нажравшись столь легко доступной пищи, -
Есть временная радость, что превыше
Мирских забот. Однако нам
Приказано восстать, чтоб из безмолвья
Свой голос в тишине я мог создать.
Люблю свою работу и детей.
Далек и сложен Бог. Случается любое.
Кровь древняя еще на дне траншей.
Невинность - ведь оружье неземное.
Я научился одному: смотрю я с давних пор
На проклятых не слишком. Их слиться вере
С божественной любовью в высшей сфере.
Земной любви я прославляю хор.
Вернулось Слово из-за рубежа,
Где загорело средь глухих болот.
Когда убийством стало очищенье,
Награда ощутима и чиста
На ощупь, и вдали от грязных оргий,
От буйных тварей да икрометанья
(Полны пробирки нежною икрой)
Ищейки и целители довольны,
Вкушая мясо. Отложив такие
Сокровища, страстями плоть уняв
Красуется душа; глаза влажны,
А те, кто совершенствуют себя
На арфе или скрипке, сладость жертвы
Вкушают благородными устами.
2
Любовь, ты в ежедневной мясорубке,
Ты отдана в залог для искупленья,
К благотворительности обратись,
Пойми, что плоть - лишь прах да нечистоты.
Распутницы и сыновья порока,
Умрите, как велит закон! Попрала
Обеты наши похоть чужаков.
Шатается по свету солдатня
И мрет в избытке. Избранные звери
Канавы сочной кровью наполняют.
Господь разит порок. Под властный зов
Священников и мучеников сонм
Идет: "Любовь, ты знаешь боль, будь зоркой,
Чтоб разглядеть порок в своих друзьях".
Мы разделенные, едины, наши раны
просты, но и таинственны. У нас
есть средства, чтобы время на земле
нам выдержать. И фантастична
выносливость - на перекрестках
машины скорой помощи стремятся
прорваться - город невыносимо en fête 23 . Мои рефлексы - скорей слова,
чем обычные вилянья и поклоны
гражданской власти. Во всем -
благословение Кассиопеи
и Орион любимец у поэтов.
Но будни между тем свое берут
как отпущенье получить не знаю,
ни что есть судьба.
2 А Славе безразлично, чьи уста
ее разносят. Пока есть рты,
которые одно и то же имя
все время повторяют, все равно.
Тому, кто ищет славы, безразлично,
он их не отличает друг от друга,
истоки этой страсти -
в манипулировании толпой. Своя толпа
у каждого из этих имен. Они жадны,
живут своею жизнью и едва ли
связаны с личностью того, кто имя носит.
3
Но слушайте: ведь то, что трудно,
то демократию и сохраняет; уваженьем
вы платите уму сограждан. Основа -
не в снисхождении. Порой тираны
бывают меценатами большими.
Заметим это и продолжим. Директивы
нередко пародируй на свой риск.
Достоинство, публичный образ не топчи.
Простого человека образ охраняй.
6 Уильям де ла Поль, герцог Саффолк (1396 - 2 мая 1450 г.) - лорд-адмирал Англии, один из главных персонажей хроник Шекспира "Генрих VI" (часть I и II), возглавлял армию Англии в столетней войне, но был обвинен в измене после того, как Англия потеряла почти все свои владения во Франции, был арестован 28 января 1450 г., но помилован и выслан во Францию на корабле, который был перехвачен (подозревают, что Ричардом, герцогом Йоркским, впоследствии Ричардом III) и обезглавлен на планширах корабля.
7 Джон Типтофт участвовал в военных действиях короля Эдуарда IV против сторонников Ланкастерской партии; был лордом-казначеем Англии, пожизненным канцлером Ирландии, лордом-констеблем Англии, в 1470 г. был назначен лордом-лейтенантом Ирландии. В том же году Джон Типтофт с большой жестокостью подавил восстание сторонников Ричарда Невилла, графа Уорика. После возвращения на королевский престол Генриха VI, был схвачен, заключен в Тауэр и 18 октября 1470 г. был казнен.
8 В начале вместе с отцом сражался на стороне Ланкастеров. В 1466 году перешёл на сторону короля Эдуарда IV после женитьбы последнего на его сестре Елизавете. Вскоре началась борьба английских феодалов во главе с Ричардом Невиллом, графом Уориком, против Эдуарда IV. После поражения последнего последовал за ним в изгнание. В 1470 году вернулся в Англию. Был назначен советником молодого принца Эдуарда, главным дворецким Англии. 9 апреля 1483 года умер король Эдуард IV, назначив перед смертью на время малолетства своего сына Эдуарда V своего брата Ричарда, герцога Глостера, будущего Ричарда III, чему воспротивились родственники королевы Елизаветы Вудвиллы и Греи, которые старались не допустить исполнения воли Эдуарда и отстранить от управления Англией Ричарда. После того, как 4 мая Ричард Глостер был утверждён лордом-протектором, Граф Риверс был обвинён в измене и 26 июня обезглавлен в замке Понтефакт. Его владения и титулы были конфискованы, но после воцарения Генриха VII в 1485 году возвращены Ричарду Вудвиллу, младшему брату Энтони. Энтони Вудвилл известен также как писатель.
9 Замок Понтефакт, который во времена королевы Елизаветы назывался Помфрет, и так же он назван в пьесе Шекспира "Ричард II" - место заключения и убийства короля Ричарда II.
11 Любовь, милосердие - одна из христианских добродетелей; любовь без основания, причины, корысти, способная покрыть любые недостатки, проступки, преступления.
12 При Таутоне произошло самое кровопролитное сражение войны Алой и Белой Розы, в котором были убиты около 28 тысяч человек в Вербное воскресенье 29 марта 1461 г. и в котором Эдвард IV Йорк одержал решительную победу над Ланкастерами.
13 В битве при Вэйкфилде 30 декабря 1460 г. ланкастерцы одержали победу в войне Алой и Белой Розы и герцог Ричард Йоркский был убит.
14 В битве при Тьюксбери 4 мая 1471 г. Эдвард IV разгромил армию ланкастерцев.
16 Труд Плутарха "О душевном покое" (De tranquilitate animi), переведенный на английский как "The Quyete Mynde" Томасом Уайeттом (1503? -1542), незаурядным поэтом и переводчиком поэзии, в частности, Петрарки.
17 Бенджамин (Бен) Джонсон (1572-1637) - выдающийся драматург, поэт, ученый современник Шекспира. В русской Википедии почему-то сказано, что Джонсон - фигура столь же загадочная, как и Шекспир, и неизвестно, где учился Джонсон, который славился своей ученостью, хотя общеизвестно, что Джонсон окончил Вестминстерскую школу, где его наставником был Уильям Кэмден (1551-1623), один из образованнейших людей своего времени, впоследствии ставший другом Джонсона, прославившeгося уже одной из первых своих комедий "Всяк в своём настроении" ("Every Man in His Humour", что можно также перевести как "На всякого мудреца довольно простоты"). Джонсон известен также как автор "масок", то есть придворных балов-маскарадов: писал к ним тексты и создавал сюжеты, в большинстве случаев с установкой на аллегорию и классические мифы. Этот жанр он довёл почти до оперы-балета.
18 Сэр Уолтер Рэли (1552 или 1554 - казнен 29 октября 1618 по приказу Якова I) - английский придворный, государственный деятель, поэт и писатель, историк, мореплаватель, фаворит королевы Елизаветы I. Он дружил с лучшими поэтами своей эпохи - Томасом Кидом, Кристофером Марло, Филипом Сидни, Уильямом Шекспиром.
19 Иниго Джонс (1573-1652) - первый выдающийся английский архитектор нового времени, применивший правила и пропорции Палладио и Витрувия в таких постройках, как Дом королевы в Гринвиче, дом банкетов, спланировал площадь Ковент-Гарден, а кроме того, как сценограф создал около 500 декораций к театральным представлениям - "маскам".
20 Кумы (греч. Ку́мē, лат. Cumae, также Cyme) - древнегреческая колония в Италии на побережье Кампании. Основана в середине 8 в. до н. э. колонистами с острова Эвбея. Кумы были главным центром распространения греческой культуры среди этрусков, римлян и др. италийских народностей. Значительного процветания и могущества достигли в начале 5 в. до н. э. Вблизи Кумы находился знаменитый грот, развалины которого сохранились, с оракулом прорицательницы Сивиллы. Кумы были главным центром греческого культурного влияния на Рим. Храм Аполлона со знаменитой кумской Сивиллой поддерживал связи с Дельфийским храмом. Известен тиран Кум Аристодем, современник Тарквиния Гордого. В 474 г. до н. э. Возможно, Хилл подразумевает эпизод истории, о котором повествует Аполлодор во II книге, описывая, как Гиерон I, придя на помощь Кумам, одержал под Кумами решающую победу над этрусками. В 421 г. до н. э. был захвачен самнитами и стал кампанским городом, в 338 г. до н. э. жители Кум получили статус римских граждан (без права участия в выборах), в 215 г. до н. э. город стал римской муниципией, а с эпохи Августа - колонией. В 338 до н. э. Кумыбыли завоёваны римлянами, получив позднее статус римского муниципия. В эпоху империи с расцветом гавани Путеол Кумы утратили своё значение. При императоре Августе (27 до н. э. - 14 н. э.) Кумы - Колония Юлия. Разрушены в 6 в. н. э. в войнах Византии с остготами (Словарь Брокгауза и Эфрона, Википедия).
21 Тот не порочен, кто свою отрицает порочность, - только признаньем вины пятнается честь. Ср.:
Та не порочна еще, кто свою отрицает порочность, -
Только признаньем вины женщин пятнается честь. (Овидий, "Любовные элегии", III, xiv; пер. С. Шервинского).
22 Книга "Толпа и власть" (Masse und Macht [1960],) нобелевского лауреата Элиаса Канетти (1905-1994), болгарина, писавшего на немецком, посвящена тому, как поведение толы (от религиозных конгрегаций до уличных толп) соотносится с повиновением государственной власти в демократических и тоталитарных государствах. Вторая часть, выделенная курсивом, является почти дословным переводом из книги.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]