Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА
Олимп иллюзий
Санкт-Петербург
Алетейя
2018
164 стр.
ISBN: 978-5-907030-95-4
Андрей Бычков - авангардист, один из самых ярких и необычных современных русских писателей, автор нескольких книг в России и за рубежом, сценарист культового фильма "Нанкинский пейзаж". Лауреат премии "Нонконформизм", финалист премии Андрея Белого. Книга "Олимп иллюзий" - патафизический роман. Его отличительные особенности - непримиримый ницшеанский задор, раблезианский бурлеск и дерзость Артюра Рембо. Если коротко, то это история о герое и о его поисках другого героя. Лишь идеальная возлюбленная способна их примирить. Лишь смерть передает эстафету. Эта книга настаивает на вечных истинах: непокорность и бунт - движущая сила вещей.

На погребальных кострах

Отрывок из романа "Олимп иллюзий"

Раздвинув ноги и раскинув крылья, вычистив колеса на ботинках и поправив алый воротничок зари, он сел и быстро неподвижно побежал, взбалтывая кефир в левой руке, вдоль посадочной полосы, по посадочной полосе. В фюзеляже, обитом изнутри фиолетовыми рододендронами, шумно затрещали аплодисменты. Расправив крылья на ляжках, как салфетки, авиалайнер подрулил к зданию авиавокзала - яркого, белого, блестящего, одновременно матового и никелированного, где на самом верху огромными черными буквами было написано:

ШАНХАЙ.

Роман отстегнул ремни, отстегнулся и сам, освобождая запястья и щиколотки, поправляя на лодыжках бежевые носки, и побежал вдоль фюзеляжа, исполняясь каких-то вазелиновых полуобморочных наслаждений, неясных и одновременно до странности четких.

Возможно, это уже начинался тот самый, последний акт, когда ненужный прораб чистоты уже заносит мучительный нож. Возможно, начиналось в предсмертном сне, в течении и обретении костылей смыслов, жидких табуреток разума, порошкообразных подпорок рассудка. Возможно - в осознании жестокой славы бесстрастно восстающих эшафотных солнц. А, может быть - и в невидимом и уверенном обретении грустных лунных отражений, быть может - одиноких и невыспавшихся пастбищ, ну, да, те самые, предсмертные вздохи Дебюсси или ширящиеся от ужаса глазницы Эмерсона, а лучше бы - сама близкая Янцзы, со своим притоком Хуанпу, голая и невинная, соблазнительная, как Беатриче, вытанцовывающая ягодицами на карликовых, и нипельными свистящими бон-бон накачивающая в туго зажатые ноздри. Ибо буйволы радости уже приготовились петь Роману, что он скоро спустится по трапу. И что уже давно расшиты золотом траурные знамена. А Поллоковские стюарды по-прежнему нагло разбрызгивают красочную грязцу...

Ибо в сверкании времен открывается алмазный путь сознательно искалеченных, хрустящих под копытцами и ломающихся, словно шифер, пагод. И кто-то слышит глухие громы и скрип двери, и ты видишь, как появляется Люцифер - праздничное серебро и обоюдоострое золото, бронза и цианистых калиев цинк, задумчиво жужжащие вокруг пули и нервно вьющиеся веревки, голые раскаленные щипцы и заголяющиеся улыбки гильотин, звучащие на разрезанных струнах, как Брамсы, пасущиеся под ножами, как голубые глаза Дебюсси... Нет, блять, я вам докажу! Я вам выпячу зрячное! Не спать в ноздрях, а на носах стоять! Не сидеть с завязанными, а с вывернутыми молчать! С закрученными и выжатыми до чистоты, бздеть и от нагих задыхаться! Я говорю от потерь времени обморочно держать, от закрученности пространств, приказываю дуть мучительно! Я обращаюсь к вам от имени гвардии подлецов, отъявленных негодяев и педофилов, кефирных мошенников, беспричинных убийц и мраморных некрофилов! Я говорю вам, засевшим в журавлиных офисах беспросветной тоски, уставшим от своих бесцветных выделений! Вскрикиваю в узкие коридоры сосредоточения наижирнейших тел, хохочу в тесные лифты и капаю в широкие процессы! Ибо я тот, кто закрывает чакры времени и вырезает тот самый мучительный третий глаз. Приказать вам сердце, заставить трепетать его, беззащитное, чтобы горько и сладко заплакал каждый из вас, как бессмысленна и как скоротечна жизнь ваша... О, моя черная гвардия! Овеянный и-мейлами, в жажде мгновенных сообщений смерти и вожделений великой любви, я уже спускаюсь по трапу, я - ваш император Онтыяон. Как Дант молочной судьбы молочного брата. Как молочница, вечная сестра Бродвея и Ниццы. Так пусть же пучится ваш творожистый чепчик, как Набоков господин. И слизывает, как Достоевский мистер...

- Роман, молодец!

- Роман, супер!

- Роман, клади на них на всех!

- Роман, давай!

- Роман, будь!

- Роман, наслаждайся!

- Роман, рождайся!

- Роман, дари!

- Роман, гони!

- От королевской боли.

- На погребальных кострах.

- В змеиных извивах мудрого.

- Из-за досады, засады, зависти.

- От отвращения.

- От ненависти и от злобы.

- С диким плачем царя в злобных чулках.

- С гнойной нежностью и пыльным пометом священно немытой любви.

- Как свирель.

- Как исповедь.

- С оленьей истерикой.

- С колоннадой ног сахарного колосса.

- В подъездах голубой кошачьей мочи.

- С крестом посреди дождей стеклянных.

- С черной звездой в глазах.

- Прижигая миражи под пломбами скорби.

- Твердя венценосное эго.

- Освобождая радость на коре мозга.

- Завтракая в кварках.

- Прикрываясь буйволами.

- Эякулируя утренний.

- И чихая дневной.

- В разрезах глаз.

- Из портфеля аштээмэль.

- В дозах Мозиллы.

- Хакером в Гугл.

- Насылая инсульты.

- И напуская инфаркты.

- Вдохновляясь великой властью.

- Чтобы выкрасть, наконец, эту отравленную диадему под названием жизнь.

- Ибо уже кричат чайки на Хуанпу.

- И туда же отправляемся и все мы.

- А какая разница, кто он, кто ты и кто я?

- Кто гном, кто король.

- Кто мудак, кто умница?

Страница,  на  которой  Вы  сможете  купить  книгу




 Искать книгу в книжных интернет-магазинах
Название (1-3 слова)
Автор (фамилия)
Доставка в регион



Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА