Авангард как нонконформизм Эссе, статьи, резензии, интервью 210 стр. ISBN: 978-5-906860-78-1 Андрей Бычков - один из ярких представителей современного русского авангарда. Автор восьми книг прозы в России и пяти книг, изданных на Западе. Лауреат и финалист нескольких литератур- ных и кинематографических премий. Фильм Валерия Рубинчика "Нанкинский пейзаж" по сценарию Бычкова по мнению авторитетных критиков вошел в дюжину лучших российских фильмов "нулевых". Одна из пьес Бычкова была поставлена на Бродвее. В эту небольшую подборку вошли избранные эссе автора о писателях, художниках и режиссерах, статьи о литературе и современном литературном процессе, а также некоторые из интервью. | |
|
"Новый русский литературный субъект"
Фрагмент эссе
Истина отбрасывает нас жить в заблуждении. Правда удобнее, правду можно разделить с другими. Искусство не говорит об истине, оно разыгрывает ее так, чтобы ее можно было угадать. Чтобы ее мог узнать не гражданин, не член сообщества, а человек. Искусство говорит человеку: повернись к себе, видишь - ты, слышишь - ты, мыслишь и выражаешь свои мысли - ты. Твоя свобода - в твоей субъективности. Ты - сам. Так начни же с себя. Искусство занято собой. Ван Гог пишет дерево так, как он его видит. Он искривляет его потому, что чувствует искривление самого мира (искривление мира "проходит" через него). Кафка знает о невозможности, о забвении, о тщете, о скрытом и непонятном законе, но он также знает и о возможности, и о надежде - и вот появляется кафкианская логика; Кафка - новый логик. Мир - в уникальностях, а не в универсалиях. Цель - раскрыть субъективность в себе, чтобы, как говорит Фуко, получить доступ к истине. А это невозможно без риска. Субъект должен рискнуть собой, чтобы раскрыть себя. Но рискнуть собой - это рискнуть и другими, своим статусом среди других, своими отношениями с другими, рискнуть общепринятыми ценностями. И субъект, прежде всего, выговаривает себе право заявить об этом. Так, например, если я пишу текст, то обращаю его к уникальности каждого из читателей, а не к тому, что их объединяет. С заботы субъекта о себе начинается забота о каждом. С заботы о каждом начнется забота и обо всех. Все это старые, сократические еще истины, с каких должна бы начинаться (и продолжаться) новая русская литература двадцать первого века, если в ней возникает (или хотя бы отражается) новый русский субъект.
Вероятно, те "все", те "мы", которые читают эти заметки, давно уже готовы напомнить мне о так называемой реальности, о тех грандиозных социальных и политических силах, перед которыми "я" каждого просто ничто. "Мы" могут посоветовать мне посмотреть телевизор или зайти в интернет. Но за каждым событием я увижу, прежде всего, конкретный, инициирующий его, персонаж. Со своего коллективистского полюса "мы" всегда хотят подчинить полюс "я". Но адепты коллективизма скрывают, что между двумя этими полюсами - разрыв принципиальный. Проникая в "я", "мы" делают вид, что никакого разрыва нет, и так навязывают "я", чтобы оно говорило от их имени, так правят поверх онтологической пропасти. И вот уже возникают иерархии, субординации, и "мы-редакторы" подсказывают мне, что я неправильно пользуюсь лексикой, что, например, писать ""мы" делают вид" - ошибочно. Но разве "я" не ищет "здесь" именно "своего" правила ("соврать по-своему" как сказано у Достоевского)?
Я не скрываю своей "террористической" деятельности, я хочу подвести под здание современной русской литературы антропологическую бомбу. И если я, Андрей Бычков, писатель, утверждаю, что "я" - мера всех вещей, то, тем самым подразумеваю, что и мой читатель - мера всех вещей. Я хочу сказать, что книга - художественная, - которую читатель берет в руки, должна быть мерой не только моего, но и его "я". Что это значит? Это значит, что художественное произведение должно обращаться не к объективности, а к субъективности. Точка отсчета - в читательском "я", в его "ядре", в его сингулярности как субъекта, а не в той или иной его оболочке - социальной, политической, конфессиональной. Не православие, самодержавие и народность, не русские против евреев (или евреи против русских), не демократия и не либерализм, а - "Я", его стихия и форма. Вот какова бы должна быть новая русская литературная антропология.