|
Кладбище балалаек285 стр.ISBN: 5-94663-217-5"После" и "До" - два мира, описанные автором настолько пластично, что обнаружить границу не всегда удается. Да и нет, наверное, в повестях Хургина этой границы. Нет и "кладбищенских" настроений. И нет, конечно же, никаких балалаек. Есть музыка первоклассной прозы, где все, что было в жизни человеческой "До", оказывается по духу и смыслу тем, что будет "После".Бег и голод
По утрам Дима Сёмыч бегает, а каждый понедельник голодает. Потому что он пристально следит за своим здоровьем. Куда деваться? У него молодая жена. То есть она давно уже не молодая, но по-прежнему на двадцать лет младше Димы Сёмыча. Поневоле будешь за собой следить. Иначе придётся следить за ней. Да и общему их сыну всего двенадцать лет. Надо его вырастить при жизни или не надо? А на молодую жену какие надежды? На молодую жену никаких надежд нет и быть не может.
Поэтому он и бегает в свои шестьдесят. Поэтому и голодает. Жена над ним издевается:
- Голодающий физкультурник, общество "Трудовые резервы".
Но Дима Сёмыч кладёт на жену с прибором, продолжая бегать и голодать. Бегать - каждый день, а голодать, конечно, нет. Голодать - каждый понедельник. Всё равно понедельник - день тяжёлый. Хотя, тут понедельники ничем не отличаются от вторников или суббот. Он выбрал днём здорового голода понедельник. Так ему, может быть, захотелось.
И чтобы голодать было легче и веселее, Дима Сёмыч ходит в парк. Он ходит туда сидеть. Обычно он сидит там со Львом. Лев - это имя, а ни отчеством своим, ни фамилией Лев с окружающими не делится. Он считает, что в объединённой Европе человеку достаточно имени.
- Зачем вам моя фамилия? - говорит Лев новым знакомым, если таковые у него откуда-нибудь появляются. - Я же не во всесоюзном розыске.
Диме Сёмычу тоже не нужна его фамилия. Потому как он не новый знакомый, а старый. Они ещё в Киеве жили в одном подъезде, на одном этаже. И двери у них были напротив - глазок в глазок. Так что Дима Сёмыч называет Льва по старинке Лёвкой и знает, что фамилия Лёвки "якобы Шахиран". Когда-то, очень давно, у Лёвки была паспортистка. В порыве страсти она подправила его фамилию. После чего Лёвка из нормального Шахермана с Подола превратился в загадочного, как ему казалось, Шахирана. И поступил в КГБ.
Здесь Лёвка и Дима Сёмыч не живут в одном подъезде, они живут в разных домах. Хотя и в одном районе. И ходят сидеть на скамейке в один парк.
- А помнишь, - говорит Дима Сёмыч, - как мы соседствовали на улице Некрасовской? - Хорошо бы и тут жить вместе, в смысле, рядом.
- А чего хорошего? - говорит Лёвка. - Я тебя как соседа и в Киеве терпеть не мог. Чуял, что ты сволочь.
- Классовым чутьём? - говорит Дима Сёмыч.
- Нюхом, - говорит Лёвка.
Да, нюх Лёвка имел тонкий. Не зря он в КГБ состоял на хорошем счету. К счастью, его оттуда выгнали без права служить социалистической родине где бы то ни было. И Лёвка, уважаемый человек, капитан органов в отставке, стал вынужденно торговать. Дефицитными тогда книгами. И валютой. Расстрельная статья Лёвку не останавливала.
- Нас, чекистов, ничем не остановишь, - говорил он. И торговал валютой направо и налево.
И книгами тоже торговал. Он же был из интеллигентной семьи. Его мама заведовала Домом культполитпросвета. Она имела среднее музыкальное образование и могла сказать, какой костюм носил на себе Пётр Ильич во время работы над первым концертом Чайковского для фортепиано с оркестром.
А сейчас и Лёвка, и Дима Сёмыч сидят в парке. Среди стариков и детей. Дима Сёмыч при этом ещё и голодает. Потому что у него молодая жена. Сегодня с ними, на краешке их скамейки, сидит какой-то тип. Сидит и прислушивается. Делая вид, что кормит птиц, которые благодарно гадят на него, на Лёвку и на Диму Сёмыча.
- Эх, то ли дело в Киеве, - думает Дима Сёмыч. - В Киеве птицы так себя не ведут.
Лёвка думает примерно то же.
Они думают и молчат.
В Киеве Дима Сёмыч работал прорабом. Работал много и, конечно, сильно воровал. Он сам себе удивлялся - как сильно он ворует. Поскольку в сущности был честным и порядочным человеком. Его даже приглашали к одному настоящему вору в законе - очень большому авторитету в преступных и милицейских кругах - на праздничный чифир. Подчинённые вора, понимая, что чифир в чистом виде покажется Диме Сёмычу слишком горьким, нажарили для него картошки. И всё это в знак уважения к честности и порядочности Димы Сёмыча, оказавшего вору неоценимую услугу градостроительного свойства.
Да, Дима Сёмыч очень сильно воровал, занимая ответственный пост прораба. Но со временем он вырос до начальника филиала стройтреста. И стал воровать ещё сильнее - соответствуя занимаемой должности. А Лёвка в это время торговал уже книгами в особо крупных размерах. И валютой. Позоря своей преступной деятельностью честное имя бывшего чекиста.
И вот, как-то во сне начальник филиала стройтреста Дима Сёмыч услышал звонок в дверь. Кто мог в те старые добрые времена звонить посреди ночи в дверь к сильно ворующему человеку? Только советская милиция. Дима Сёмыч прокрался в чём был к двери и посмотрел в глазок.
За дверью стояли они. Все в фуражках, все сжимая подмышками дерматиновые папки. И рожи у всех - в высшей степени ментовские.
- Кто там? - Дима Сёмыч задал самый идиотский вопрос, какой только смог.
- Товарищ Лифшиц! Когда в последний раз вы видели гражданина Шахирана? - ответили вопросом на вопрос менты, намекнув, мол, здесь, на лестнице, вопросы задаём мы.
Трудно передать, как обрадовался Дима Сёмыч этому их вопросу. Он закричал в замочную скважину:
- Шаха Ирана?! Я никогда не видел шаха Ирана!
- Гражданин Лифшиц, - пригрозили менты, - не надо шутить с органами при исполнении служебных обязанностей. Когда вы видели вашего соседа Шахирана Л.Ю.?
- Ах, Л.Ю.! Я видел этого паразита две недели назад!
Тогда менты тоже нагнулись к скважине и задали более интимный вопрос:
- Товарищ Лифшиц, - спросили они, - вы советский человек?
- Дайте мне ваш телефон, - ответил им в скважину Дима Сёмыч, - и я вам это лишний раз докажу.
Менты посовещались и пошли на хитрость:
- Откройте, - сказали они. - Мы запишем вам номер.
- Суньте его в щель, - сказал Дима Сёмыч. - Я не могу предстать перед лицом уважаемых органов в одних трусах.
Короче, менты ушли не солоно хлебавши и оставив торчать в двери бумажку с телефоном 02.
- А помнишь нашу незабываемую встречу в лагере? - говорит Дима Сёмыч.
- Встреча как встреча, - говорит Лёвка. Но тут он не прав.
Месяца через три после визита ментов трест Димы Сёмыча выполнял в пионерлагере завода "Ленiнська кузня" строительные работы. Дима Сёмыч приехал проконтролировать их ход, а заодно на шару отдохнуть. И кого же он там увидел в кресле начальника лагеря? Он увидел там Лёвку, воспитывающего детей советских корабелов в духе преданности идеалам.
- Что ты здесь делаешь? - зашипел Дима Сёмыч. - Тебя же менты ищут по всему Киеву.
- Я здесь от них скрываюсь, - сказал тогда Лёвка.
А сейчас он говорит:
- Этот ариец следит за нами.
- Тебе надо бегать по утрам и раз в неделю голодать, - говорит Дима Сёмыч. - У тебя мания преследования.
Лёвка не любит советов и диагнозов.
- Мало я голодал на родине!? - кричит он.
- Ты голодал на родине?! - говорит Дима Сёмыч.
- Да, я на ней голодал, - кричит Лёвка и: - К тому же, - кричит, - молодой жены у меня нет. Не то что у некоторых старых козлов.
Действительно, жена у Лёвки чуть ли не ровесница Октября. Ей всё равно, какая у него мания.
Дима Сёмыч успокаивает Лёвку, говоря "ладно, голодал так голодал, нет так нет", и переводит разговор на немца:
- С чего ты взял, что он за нами следит?
- У меня нюх, - говорит Лёвка.
Дима Сёмыч про Лёвкин нюх помнит, но что можно вынюхать здесь его гэбэшным нюхом? Здесь его давно нужно было потерять за ненадобностью.
- Что, сука, следишь? - говорит Дима Сёмыч немцу, будучи уверенным, что тот по-русски ни бельмеса.
Немец, треща коленными чашечками, встаёт со скамейки, делает шаг вперёд и выхватывает из кармана красную книжицу.
- Удостоверение предъявлять в развёрнутом виде! - кричит Лёвка, заранее поднимая руки вверх.
Немец раскрывает документ и суёт его Лёвке в нос. "Майор Кофман, - читает вслух Лёвка. - Управление внутренних дел, г. Киев".
- Как тебе удалось вывезти ксиву? - удивляется он и тискает майора в вялых объятиях. - А я тебя за фрица принял.
Дима Сёмыч тоже рад встрече с живым киевлянином. Он тычет его кулаком в плечо, насильно, веселясь, обнимает.
- Где-то я тебя, - говорит, - гадость, видел. Ты не в ОБХСС служил?
Майор Кофман вырывается из объятий, топает ногами, и его коленные чашечки трещат всё громче.
- Так ты, значит, невинными детьми от нас прикрылся, как щитом? - дико орёт вырвавшийся майор, и все его птицы в ужасе разлетаются. - Валютчик, отщепенец, пидор! Я б таких, как ты, расстреливал без суда и следствия. И таких, как ты, Лифшиц, - тоже.
Тут Дима Сёмыч веселиться прекращает. Он всегда прекращает веселиться, когда майоры хотят его расстреливать. А майору Кофману становится нехорошо. Он хватает себя руками за грудь и аккуратно, задом целится сесть на скамейку. Его коленные чашечки трещат уже на весь парк.
- У тебя валидол есть? - спрашивает Лёвка у Димы Сёмыча.
- Откуда у меня валидол? - говорит Дима Сёмыч. - Ты же знаешь, я по утрам бегаю, как поц, а раз в неделю я голодаю.
|