Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА
Если никто не говорит о замечательных вещах
Москва
Гаятри
2005
296 стр.
ISBN: 5-9689-0016-4
"Если никто не говорит о замечательных вещах" - книга, замедляющая время. Шаг за шагом, почти на цыпочках она ведет читателя по событиям одного дня - последнего дня лета. От страницы к странице, от минуты к минуте, от героя к герою раскрываются живые картины из осязаемых звуков и запахов - картины обыкновенной улицы, живущей своей жизнью. Здесь у каждого персонажа есть история, и каждая история соединяется с другими в результате одного события, произошедшего на улице ближе к концу дня. Именно об этом событии несколько лет спустя будет вспоминать главная героиня, и именно оно однажды заявит о себе самым невероятным образом.
"Если никто не говорит..." - книга о богатстве, скрытом в мелочах, об уникальности, самодостаточной ценности и силе текущего момента, о немыслимой взаимосвязи людей, вещей, и всего того, что с ними происходит. Это экскурсия по берегам реки жизни, достопримечательностями которой являются капля дождя, шелест крыльев голубей, колышущаяся на ветру занавеска... и глубина человеческих переживаний.


Издательский проект "Коffейное чтиво"

Глава 1

Если прислушаться, то можно услышать.

Город - он поет.

Когда стоишь тихонечко у входа в парк, посреди улицы, на крыше дома.

Ночами яснее всего, когда звук становится более резким, рассекая поверхность вещей, когда мелодия проникает глубоко внутрь.

Чаще всего эта песня без слов, но она везде одна и та же, и любой, кто слушает ее, знает, о чем она. И звучит она громче, когда вслушиваешься в каждую ее ноту.

Тихое мерное жужжание кондиционеров, выносящее духоту и запахи магазинов, кафе и офисов, рассыпанных по городу, оно вздымается и опускается, укладывает выдохи один на другой, поет колыбельную усталым улицам.

Суета машин все еще тревожит эстакаду, даже когда темно, слышится неуемный дребезг шин, проносящихся по бетону, гул моторов, разболтанные водостоки и канализационные люки клик-кликают, словно металлические кастаньеты.

Дорожные рабочие заняты делом, выбрав время, когда им никто не мешает, разрывая холодный ночной воздух дрелями, отбойными молотками и насосами, сильно потея под беспощадным светом прожекторов, перекрикиваясь друг с другом, как барабанщики рок-группы, отбивающие ритм. Они покрывают вены города новой кожей.

Неугомонные станки мастерских и фабрик с их бесконечными сменами поворачиваются и пульсируют, и исходят паром, и разбрасывают искры, и сжимают, и катят, и плетут, и печатают; их тяжелые удары, и звон, и стук разносятся эхом в высоких стенах и улетают в ночь, так и не пройдя проверку, в отличие от бумаги, одежды, металла, хлеба - упакованных, связанных, готовых.

Грузовики дают задний ход за аркой парковки, похоже, все грузовики города пятятся назад, втискиваясь в ворота, взбираясь на пандусы, пронзительно извещая о своем присутствии, пока подъемники кружатся и суетятся вокруг, ссыпая, и складывая, и загружая.

И все сигнализации взывают о помощи, каждый район и квартал, каждая улица и двор, каждый дом на пути наполнен сигналами тревоги, которые кричат и смолкают, кричат и смолкают, разносясь молоточным звоном, как барабанной дробью, или гипнотическим звуком колокола, фальшивые и настоящие, ничуть не тише других, они выплакивают свои беды в ночь, словно безутешные сироты младенцы, пытаясь что-то сказать мрачным опекунам. Воющие сирены скользят по улицам, мелькая синим светом от одного происшествия к другому, протяжный вой переплетает безотлагательность с самым темным часом темноты, стенания уносятся вверх, повисают над крышами домов и взмывают, мерцают, увядают, увядают.

И все это непрерывно поет, станки и сирены, машины, выкрикивающие "эй" и шумящие все вместе, всхлипы и крики, ухмылки и треск, все сливается воедино, словно хор, опадая и взлетая вместе с порывами ветра, подпевка и соло, дребезжащая гармония, ожидающая прибытия новых голосов.

Прислушайся.

Вслушайся, и услышишь больше.

Дребезг упавшей на пол крышки мусорного бака. Крик и царапанье двух вздыбившихся кошек. Неожиданный грохот бутылок, сваливаемых в корзину. Хлоп-хлопанье дверей легковушки, переключение скорости, неуверенные топ-топы медленной походки прохожего домой.

Журчащее падение упавших жалюзи в ночных кафе, надтреснутый голос, выкрикивающий таксистам названия улиц, громкий возглас, который затягивается и переходит в смех, выстрел, который может быть всего лишь хлопком в двигателе старой машины, телефонная будка, призывающая к ответу, дерево, облепленное одураченными до утра птицами, свист и крик и разбитое стекло, громкий звук мягкой музыки и глухие удары басов, гавканье и ругань, и пение, и плач, и все это набирает силу, гремит и бьется, и звенит, и хлопает, весь этот шум и суета и непрерывная чудесность песни города, которую можно услышать, если слушать.

И она обрывается.

В определенный редкий и божественно вымерший час, втиснутый между поздно ложащимися спать и рано встающими, приходит волшебство тишины.

Все замирает.

И падает на город из ночи тишина, кратчайший миг тишины, как пауза между ударами сердца, как темнота между морганиями. Тайно такой миг присутствует всегда, неожиданная задержка, колебание, когда один день сменяется другим.

Глоток воздуха, после которого легкие газиметра начинают делать медленные выдохи. Звон в ушах после того, как прерывается движение вентилятора.

Эти моменты существуют всегда, но их редко замечают и они редко длятся дольше, чем вспышка мысли. Мы находимся в одном из них сейчас: опустилась тишина, и весь город затих.

Старые фабрики с высокими окнами выстроились вдоль линии неба и замерли, они держат свои видения и мысли при себе.

Слепо отражая туманность и сияние ночи, застыли офисы с достающими до земли затемненными стеклами. Скоро они вновь начнут осторожно перешептываться нулями и единицами по оптоволоконным сетям, но сейчас, на короткий миг, они успокоились. В ожидании нового дня притихли автобусы в парке, их металлические тела отдыхают и принимают прежние формы, выравниваясь и остывая после восемнадцати часов жары и шума, восемнадцати часов мотаний по городу, подобно шерстяным нитям в прядильном станке.

И в центре города опустели клубы, остались липкие и помятые от ночного веселья танцполы, огни все еще кружатся и мерцают, потерянные башмаки, кошельки и ключи свалены в кучу.

И вдоль канала расположились ночные рыбаки, они прислушиваются к песне своих лесок в воде, они молчат, находясь на расстоянии метра друг от друга, наблюдая за светящимися, словно запертые в банке светлячки, поплавками, зависшими в ночи, они ждут погружения и удара, которые перенесут центр времени сюда, они ждут тишины и покоя, за которыми пришли.

Даже машины на улицах рассеялись: такси и уборочные, сменные рабочие и доставщики, даже они сдерживаются этим моментом, пойманные в ловушки светофора, который одновременно повсюду зажигает красный свет, сотни ног покоятся на педалях газа, сотни пар глаз сфокусировались на светофорных столбах, все ждут желтого, все ждут зеленого.

Весь город замер.

И эта пауза достойна наслаждения, потому что через мгновение мир снова усложнится.

Это кратчайшая из пауз, короче, чем время, нужное для того, чтобы обернуться вокруг и увидеть весь свет, выбрасываемый городом в небо, и эта пауза легко прерывается. Хлопнувшая дверь, сирена чьей-то машины, легкий отголосок музыки в полумиле отсюда, и вот уже город снова в движении, завтра уже здесь.

Из индийского ресторанчика близ футбольного поля доносится музыка, она льется из колонок, выставленных на улицу для привлечения посетителей. Ресторан почти пуст, бхинди масала - в одном углу, корма - в другом, парковка вымерла, если не считать молодую пару, стоящую с переплетенными вокруг талий друг друга руками. Они, похоже, долго не были парой, несколько дней, а может, неделю, они все еще возбуждены и нервничают от желания и предвкушения развития событий. Они заглянули потанцевать, завлеченные сюда музыкой, осмелев, и теперь стоят в смущении и нерешительности, не зная, как начать, как сделать первый шаг.

Но они начинают, и когда первые лучи просачиваются на небо с востока, в другой стороне города, по направлению к этим улицам, они высоко поднимают головы, держат прямо спины и скользят и кружатся в такт музыке. Они танцуют в манере, которая больше подходит для бальных залов, а не индийских мелодрам, но они продолжают танцевать именно так, соприкасаясь бедрами, извиваясь талиями, неотрывно глядя в глаза друг другу. Официанты подошли к окну, смеются, кричат: дядя, дядя, человеку на кухне, который наконец-то приступает к уборке после длинной ночи. Они танцуют, и он подходит к дверному проему посмотреть, вытирая руки о фартук, облизывая усталые кончики пальцев, дергая свою длинную бороду. Они танцуют, и он улыбается и кивает, думая о своей жене, которая спит дома, и еще он думает о том времени, когда они были молодыми и занимались тем же.

Повсюду, во всем городе, день начинается с суматохи и криков, торопящегося завывания офисных пылесосов, запирающихся хлопков дверей грузовиков, спешащих начать работу утренних смен.

Но здесь, пока рассвет незаметно крадется в последний день лета и пока человек с усталыми руками наблюдает за молодой, танцующей на ресторанной парковке парой, существует только это: сияющие глаза, размазанная помада, увядающий свет звезд, шорох ботинок по гравию, смех и медленные шаги домой.





 Искать книгу в книжных интернет-магазинах
Название (1-3 слова)
Автор (фамилия)
Доставка в регион



Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА