Хильда Домин, урождённая Лёвенштайн, по мужу - Пальм (27 июля 1909, Кёльн - 22 февраля 2006, Гейдельберг) - немецкая писательница, один из крупнейших лириков Германии второй половины ХХ века. Дочь еврейского адвоката. В 1932 вместе с мужем бежала от нарастающего в Германии антисемитизма в Италию, а затем в Доминиканскую республику. После смерти матери начала писать стихи, публиковала их под псевдонимом, выбранным в честь города Санто-Доминго. С 1961 до кончины жила в Гейдельберге. Лауреат премий Дросте, Хросвиты, Рильке, Нелли Закс.
Лишь две двери
всегда заперты.
Все остальные приглашают
тебя войти и поддаются
легчайшему напору
твоего любопытства.
Но как бы ты ни старался
у тебя никогда не хватит сил
открыть эти двери.
И не найдется столяра, что смог бы
отпилить их или смазать
неподатливые засовы.
Дверь, что позади тебя
захлопнулась,
и ты снаружи.
Дверь, что пред тобой,
закрылась
и ты внутри.
Поцелуй лепестков роз,
все новые крохотные мягкие
листики раскрывающихся цветков.
Совсем не тот недостаток пространства
между Брать и Отдавать
на шкале желания.
Ты так бережно
поднимаешь надо мной одеяло,
будто боишься разбудить ребенка
или так, будто я
очень хрупкая, такая,
какой я и являюсь.
Я стала не более естественной,
чем какое-нибудь стихотворение
или какой-нибудь сон
или облако
под другим облаком.
Но все же, когда ты меня покидаешь,
у меня возникает легкое сомнение:
Насколько уютно
мужчине
спать с облаком?
Нужно уметь уходить прочь
и быть при этом будто дерево:
будто корни остались в земле,
будто пейзаж отодвинулся, а мы твердо стоим.
Нужно уметь задерживать дыхание,
до тех. пор пока ветер не стихнет
и нездешний воздух не начнет кружиться вокруг нас,
до тех. пор пока игра света и тени,
зеленого и синего,
не покажет старые картины
и мы не окажемся дома,
где бы он ни был.
И тогда мы сможем найти место,
чтобы присесть и прислониться к земле,
так, будто это могила
наших матерей.
Птицы, черные плоды
на голых ветках.
Деревья играют со мной в прятки,
я иду среди них, будто среди людей,
которые скрывают свои мысли
и спрашиваю у темных ветвей
их имена.
Я верю, что они будут цвести
-ведь внутри они зеленые-
я верю, что ты меня любишь,
но молчишь об этом.
Собственное слово,
кто забирает его обратно,
живое, едва не высказанное слово?
там, где проносится слово
засыхают травы,
желтеют листья,
падает снег.
Птица могла бы к тебе вернуться.
но не слово,
все еще негласное слово
направленное в твой рот.
Ты посылаешь ему навстречу другие слова,
слова с пестрыми, нежными перьями.
Но это слово быстрее,
черное слово,
всегда достигающее пункта назначения.
Лучше нож, чем слово.
Нож может затупиться.
Нож может пройти
мимо сердца.
Но не слово.
Мы входим вдвоем туда,
где растут весенние деревья.
Такие сверкающие, такие гладкие,
так близко друг к другу их стволы.
Светлая листва, будто облака на небе.
Ты смотришь вверх и попадаешь в ловушку.
Ты отдаляешься на несколько шагов:
три или четыре дерева
между нами.
Ты исчезаешь из виду,
так, будто был вынесен приговор.
Мы так близко и так порознь.
Мы никогда больше
не встретимся.
Горы между нами,
так много воздуха
между мной и никем.
Я одна
среди всего этого воздуха.
Бледные луга,
молочные улицы
шафрана и первоцветов,
весна.
Птицы отправляются на север
к старым гнездам.
Пчелы умирают
на первых цветах,
зимние пчелы.
Я иду по бледным лугам в долину,
жители которой ненавидят друг друга,
и вбрасываю письмо,
предназначенное для тех, кто живет в городах.
Я не могу никуда отправиться,
ни к старым гнездам
вместе с птицами.
Ни на юг,
ни на север.
Если бы я была птицей,
я бы ни к кому не прилетела.
Я смотрю на бледные цветы.
На листья минувшей осени,
и на зимних пчел.
Как бы мало было от меня пользы,
я поднимаю свой палец, и он не оставляет
в воздухе ни малейшего
следа.
Время стирает мое лицо,
уже начало это делать.
Позади моих шагов, поднимающих пыль,
дождь подобно домохозяйке
начисто вымывает улицы.
Я была здесь.
Я прохожу мимо,
не оставляя за собой следов.
Вязы, которые встречаются мне в пути,
машут мне, когда я к ним подхожу
своим зеленым, синим, золотым цветом.
Но они уже позади меня.
Я прохожу мимо -
но оставляю, должно быть,
на клочке бумаги
частицу своего голоса,
своего смеха и своих слез,
а также то, как приветствуют меня вечерние деревья.
И оставляя все это позади,
совершенно нечаянно,
я зажигаю тот или иной
фонарь
в сердце, что лежит на обочине.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]