Осенью, слишком роскошной, чтобы настаивать на сравнении,
я очутился на плоской, как сказочный лес, территории
санатория имени Н.А. Семашко: явление
для стихотворца вполне рядовое (но только в теории).
Всюду дымилось и медленно гасло пожарище
листьев, сгрудившихся, словно мамаевы полчища
после побоища на куликовом (мол, сами судите, пожалуйста,
что нам грядущий готовит)... Засим многоточие.
И оживляясь помалу, как некогда Пушкин в Михайловском,
благо ни нянюшки рядом, ни озабоченной горничной,
(а увлеченье гербарием и энтомологией - ханжество,
я полагаю), расставшись с сарказмом и горечью,
я неожиданно вспомнил про вас, Свенторжицкая.
В генах которой, - я дерзко размыслил, - Стефана Батория
порох гремучий и, вместе, Богдана Хмельницкого
сладкая патока (ибо любая история
пуще водицы во облацех), - эта, с осиною талией
и голубыми глазами, светлей василька и цикория,
эта уж точно поймет мое бедное сердце усталое,
в силу, хотя бы, привычки к общенью. Тем более,
стоит мне вспомнить о ней - сердце бьется, как тремоло Гершвина,
в жилах трепещет фламенко горячей Астурии,
и холодею нутром, как баран перед гейшею,
и обмираю, как евнух в объятиях гурии.
То есть, долой суфражисток и эмансипацию!
Ибо и в мудром наследии Фрейда, и в страстных речах фарисеевых,
всюду пищит, и рычит, и визжит, и хрипит эманация
песнопений вакхических, то бишь, псалмов гименеевых.
То есть, покуда по древу былинному мысию
я растекаюсь, бумагу царапая перышком паркера,
где-нибудь в море любви, и значительно ближе Элизия
в эстуарий внедряется корпус огромного танкера.
То есть, пора, Купидон, поскорей заходить на снижение
над государством сережек и крошечных ходиков,
чтобы рука совершила простое как песня движение
вдоль среднерусских лесочков, равнинок и холмиков.
Эти глаза, которым, как звёздному небу над Иссык-Кулем,
можно доверить любую мечту и любую тайну,
эти глаза я встретил, присев покурить на стуле
в тесной клетушке газеты "На водах". "Майна!" -
смеясь, приказали глаза. И сразу же следом: "Вира!"
Стало светло, как в церкви бывает светло от Бога,
от этих глаз, которых, как воздуха над Памиром,
никогда не бывает много.
Неповторимо всё, без чего мы уже никогда не сможем.
Недостижимо всё, что само не даётся в руки.
И только мгновенья, что на два с тобой помножим,
неподвластны разлуке.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
