НА ПЕРЕКРЕСТКЕ
КОМСОМОЛЬСКОЙ И ФАСТФУДНОЙ
* * *
Поглотит клокочущая тьма
Дух борьбы, что в печени и в желчи.
Вот тебе и горе от ума.
Вот тебе: глаголом будешь жечь ты.
Спотыкаясь, замедляет шаг
Метроном просроченного сердца.
А остаться хочется хоть как -
Волоском, чешуйкой, заусенцем!
Смерти нет, - сказал Он и воскрес,
Зная наперед, что так и будет.
Ну а ты-то, ты куда полез?
На рожон судьбы цыплячьей грудью...
Думал: совесть спиртом залечу,
А она пустила метастазы.
Ни попу, ни бабке, ни врачу
Не управиться с такой заразой.
И твердишь, как будто виноват:
Мол, скупей в желаньях стал теперь я.
Тапочки, пижама и халат...
Смерти нет? А вон она за дверью.
_^_
* * *
С чего вдруг такое знахарство -
помазать слепому глаза.
Помазать убийцу на царство -
И ликом точится слеза.
Но камень подточится каплей,
и чаша наполнится всклинь.
Так чтó основал Ты на камне?
Так "следуй за мной" или "сгинь"?
Ответь! А ответом молчанье,
и прутьями вербы во сне,
хлещу, будто веником в бане,
по крестной, кровавой спине.
Ссыхается вера без пищи,
свечу задувает сквозняк.
Раздай чудеса свои нищим,
а я как-нибудь натощак.
Подернувшись матовой пленкой,
замрет обесточенный глаз.
Прольется слезинка ребенка
и кровью забрызгает нас.
_^_
* * *
На перекрестке Комсомольской и Фастфудной,
как раз за памятником Бродскому,
я встретил вас, раскосо-рыже-безрассудную,
такую плотскую.
И через час, мешая Хармса с макаронами,
приняв с достоинством букет Абхазии,
вы сняли круговую оборону,
я снял антагонизм Европа-Азия.
И в мутном зеркале на дверце шифоньера,
я видел тóполя заломленные плечи.
А вы во сне посапывали мерно,
обнявши вечер.
_^_
ДЕЛЬФИНАРИЙ
Посвящается авторам фильма "Бухта"
Бросает масляные блики на скользкий бок тебе вода.
Пловец во лжи, бедняга Флиппер, как занесло тебя сюда?
Еще недавно в резвой стае гонял ты пó морю сардин
И вряд ли мог себе представить, что жив останешься один,
Что ночью вас загонят в бухту под залпами прожекторов,
И зазвучат аккорды глухо ножей, багров и топоров.
И кровью сделается море, и в ней умоется луна,
Когда живот подруге вспорют, и, бьясь в агонии, она
Увидит, как ее ребенка живьем нарежут на бифштекс,
Чтоб луноликие японки отведали деликатес...
Кровавой лунною дорожкой, ты, переживши холокост,
До нас добрался понемножку, кривляясь за селедкин хвост.
И в надувном амфитеатре, герой аляпистых афиш,
На радость детям ихтиандришь и потихонечку хандришь.
Квадрат малюешь - ну, Малевич! - зажавши кисточку в зубах,
А сам, наверное, лелеешь мечту о радужных волнах.
И глади водной гладиатор - измучен, сломан, приручен, -
Свистишь своим дельфиньим матом: "Мы вам покажем, что почем!
Когда глобально потеплеет, растопит лед, затопит вас,
Когда полмира околеет, быть может, мой настанет час".
Тогда, дофин короны нашей, не упусти, дружище, шанс:
Пусть Хомо Сапиенс попляшет за рыбью голову брейк-данс.
Пускай поплавает синхронно, прищепкой защемивши нос,
Чтоб беззаботный дельфиненок мог оттянуться в полный рост,
Глазея на потешных тварей, профукавших такую жизнь...
Вот это будет дельфинарий! Быть может... А пока держись,
Дерзай, морзверь, зуди морзянкой, свою рапсодию труби.
А мы... Поеживаясь зябко, мы выбываем из борьбы.
_^_
12.12.12
Двенадцать-двенадцать-двенадцать:
недолго барахтаться, братцы.
Блок-схема плохого конца.
Мы молим: "Во имя Отца...",
глядим в календарики майя
и маемся, не понимая.
Как липкая манка в мозгах,
и Ванга, и Авель-монах.
Катрены зловещих прогностов -
кликуш, горлопанов, прохвостов -
то мор под наперстком, то глад,
то личности полураспад.
Да шел бы ты, брат Нострадамус!
Неужто нам мало страдалось?
Мы верим знаменьям другим:
вот пó ветру стелется дым,
вот птицы кружатся над хатой,
сменяется лысым лохматый,
густеет кофейная муть,
и брезжит надежда чуть-чуть:
найдется туннель в конце света,
сойдутся, как рельсы, приметы -
и дождик прольет четвергом,
и рак на горé со свистком.
_^_
ИВАН Д.
Плесните плесени, я стать хочу как вы,
слететь с катушек нитью Ари... ладно!
Укрыться колким зеркалом Невы,
из праха встав, проставиться в парадном.
Изнанкой глаза нагло взрезать сталь небес,
зубами взять обугленное слово,
переверстать ветшающий реестр
свидетелей по делу Иеговы.
|
(Я к счету сущностей себя приставлю сам. Не-тем-психозом заболев душе-е-вно, забрежу, и забрезжат голоса, вливая в уши олово решений. И, крýгом /голову /порочным /очертя, герметиком пройдясь по Трисмегисту, открою, как крылатое дитя играет в гранях, уровнях и смыслах.)
|
Но, сосчитав из тыщи до девятисот,
разбить кристалл, послать Еноха [махом],
и оземь хряпну... грянуться с высот
обритым махаянистым монахом.
А дальше проще все: набравши мантры в рот,
пижонить с желтым зонтиком, как с флагом,
да миской риса, взятой у сирот,
делиться с приблудившейся дворнягой.
_^_
НОЯБРЬСКИЙ РОМАНС
Не фурычит совсем конфорка средь туч осенних.
По-английски ноябрь, и вдогонку по лестницам Вы.
Впору формировать комитеты спасения,
Громоздить баррикады из жухлой лежалой листвы.
Нынче день расставанья, пусть мы давно не вместе.
Просто это сегодня сложилось, как "иже еси".
Мы с горою гора, мы разные рельсы в Бресте,
Никаким Лобачевским не светит нас где-то свести.
Шеф, давай в травмопункт, там вправят мне вывих сердца,
Там пропишут грамм двести лекарства от внутренних ран.
Вас теперь не догнать, ну что ж, хотя бы согреться,
Раздышать диафрагму вразрыв, будто старый баян...
Не согреть Вас теперь, так что же, ну хоть догнаться,
Отыграться на пиках, прорвать энтропии плеву.
Между днями, как пальцы, стрелки срослись в двенадцать.
Меж булыжными днями я рыжей травою живу.
_^_
|
