|
Рассказы:
Павел Лемберский
СМЕРТЬ САМУСИСА
Сразу после обеда пошел дождь. Четверо рабочих на крыше небоскреба напротив возились с огромной буквой "А". Пестрые точки внизу темнели и увеличивались в размерах - прохожие раскрывали зонты. Он стоял у окна, держась за сердце. Ему было плохо. Начальник отдела бросил, проходя: "Отдыхаем?" Он схватился за подоконник, стал приседать. Сотрудники окружили его, кто-то побежал к телефону. На лбу у него выступили холодные капли пота. Когда-то он мечтал: "Вот окончу курс наук, женюсь и жена будет любить меня таким, какой я есть".
Он лежал на полу. Кто-то расстегивал ему ворот рубашки. Когда-то он мечтал: "Жена у меня будет хозяйкой". Кто-то залез к нему в карман и вытащил бумажник. Дыхание его участилось. Кто-то сказал: "Это приступ. Где же врач, черт бы его побрал?" Он хотел возразить, но звуки не складывались в слова. Какой-то шутник из отдела кадров расстегнул ему ширинку и стал делать массаж. На него зашикали. "Это массаж Шиатсу", - пояснил тот.
Умер Самусис - так звали покойного - с эрекцией. Последние девять лет своей жизни он проработал в корпорации, где на его этаже в одной из кабин мужского туалета время от времени появлялась одна и та же надпись: "Смерть капитализму!"
"Вот-вот, - думал он, сливая воду за день до своей кончины, - критика существующего строя допустима исключительно в местах для отправления естественных нужд. На унитазе - все мы радикалы."
На следующий день он уже с утра был не в духе. Быть может поэтому, когда позвонил сын и попросил денег на зонтики, он наговорил ему кучу грубостей и даже обозвал никчемным кретином, которого не следовало ни рожать, ни воспитывать.
"Можно подумать, это ты рожал и воспитывал", - вспылил Самусис-младший и бросил трубку.
Ну это более или менее стандартное начало рассказа - смерть героя, предшествующий ей конфликт, потом описываются мысли одного из участников конфликта, потом другой участник затягивается, к примеру, марихуаной, и тут уже можно подпустить небольшой поток сознания, ослабить причинно-следственные связи и т.д. Однако мы здесь преследуем несколько иные цели, нас психологическим реализмом уже не прошибешь, верно? Да и от модернизма, признаться, воротит. (О моих взглядах на постмодернизм мне уже приходилось писать на этих страницах).
Так вот, телефонный разговор с сыном оставил весьма неприятный осадок у Самусиса-старшего, но мысли и поступки его мы описывать не будем (тем более, что через четыре с половиной часа его не станет), а вместо этого давайте лучше мысленно перенесемся в 1970-й год, когда Самусис-старший сам был отнюдь не дурак скрутить хрустящую долларовую бумажку трубочкой и, предварительно измельчив бритвой белый порошок на поверхности зеркала, зажать одну ноздрю указательным пальцем, а другой ноздрей втягивать порошок через эту самую долларовую трубочку под звуки его любимой песни "В тебе и вне тебя", доносящейся из единственного динамика его плохонькой стереоустановки. Перенеслись? Очень хорошо. А теперь, опять-таки мысленно, перенесемся на два с половиной часа вперед, когда Самусис-старший в одних трусах бегал по темному коридору общежития за хохочущей брюнеткой с нежно-голубой жилкой на левом виске. Потом брюнетка, закрыв глаза, кудахтала на облезлом коврике в своей комнатушке, а Самусис-старший, задрав ее мини-юбку, трудился над Самусисом-младшим и громко при этом сопел, сжимая ее девичью талию обеими руками. Теперь (снова мысленно) перенесемся на двадцать с чем-то минут вперед. Самусис и будущая мама Самусиса-младшего, изможденные, лежат на кровати, все в той же комнате, и курят, счастливо улыбаясь друг другу.
Через двадцать три года Самусис разругался с сыном по пустяковому поводу. Собственно и повода-то никакого не было. Разве дело в этих несчастных 750 долларах? Просто взаимное раздражение, накапливаемое неделями, вдруг как-то само собой выплеснулось в крупную ссору. Хотя, надо сказать, что Самусис-младший был по натуре юношей деликатным и отца по-своему любил. Буквально через пять минут после телефонного разговора, он, вернувшись на свой угол, уже раскаивался в собственной бестактности, и винил себя и только себя за конфликт с отцом.
Вообще-то майские дожди всегда навевали на него грусть и ожидания из разряда тревожных. А тут еще этот глупый разговор! Самусис-младший стоял на углу, в замешательстве пощипывая свои редкие бакенбарды. Зонтики у него почему-то не покупали, хотя торговля в такие дни обыкновенно шла бойко. Средств на закупку новой, летней партии у него не было, а поставлять товар в кредит дистрибьютор из Гонконга наотрез отказался.
"Не имел я права ехать в Амстердам", - думал молодой человек.
Сейчас я все объясню. Дело в том, что свой день рождения неделю назад Самусис-младший отпраздновал вот как: слетал в Амстердам, заглянул в любимый им дом терпимости, провел там часа полтора в обществе гладкокожей Селесты, и вернулся в Нью-Йорк вечерним рейсом того же дня.
"Ах, хорошо все же иметь деньги, молодость, здоровье, косую сажень, два аршина, семь пядей, пять локтей и все такое", - думал Самусис-младший на борту Боинга-747, откидывая спинку мягкого кресла в отделении для некурящих. На губах его играла бессмысленная улыбка. Как давно это было! Да нет, не по времени, время тут как раз ни при чем - по самоощущению.
Самусис-младший достал из кармана плаща бумажник, нашел в нем сморщенный бычок марихуаны, повернулся лицом к перекрестку, прикурил от пластмассовой зажигалки "Бик" и, пряча бычок от дождя, затянулся. В легких он ощутил приятный холодок.
"Наверное, я все-таки неисправимый романтик", - подумал он.
"Эй, приятель, почем твои зонтики?" - раздался над его ухом голос полицейского... Так мы и оставим Самусиса-младшего в этом, мягко говоря, затруднительном положении, и дело тут не столько в марихуане, сколько в просроченной лицензии на уличную торговлю. Короче, попал парень, и крепко попал. Ну, а что делать? Сам влип, сам пусть и выпутывается - не ребенок уже, правильно?
Оставив Самусиса-младшего под дождем с растерянным выражением на покрасневшем лице, расскажем лучше о Зое Самусис - мысленно переноситься для этого мы никуда не будем, все происходит в настоящий момент. Зоя в свои сорок шесть лет все еще сохраняла былую привлекательность, хотя и располнела заметно. Узнав о кончине мужа, она мигом добралась до мидтауна, тяжело дыша, вбежала в офис на двадцать втором этаже, увидела на полу труп супруга с выглядывающим из ширинки бордово-синим естеством, громко всхлипнула, задрала сарафан, спустила трусики, и при всех уселась на Генри Самусиса. Кто-то прошипел: "Совсем стыд потеряла!" Она ответила не сразу. По ее пухлым щекам текли слезы, она вытирала их галстуком покойного, ни на секунду не прекращая любить мужа.
"Не суди - да не судим будешь", - наконец промолвила она.
Бумажник покойного как-то сам собой нашелся.
Угомонившись, Зоя легла рядом с Генри. Они по-прежнему были интересной парой. Что она будет делать без него? Что? Образование - художник-иллюстратор. Не работала лет двенадцать. Двое детей, старший непутевый какой-то. Замуж, что-ли, попробовать? Но за кого? А впрочем, рано об этом... Она поднялась с пола, поправила сарафан, подошла к окну. За окном рабочие продолжали возиться с буквой "А".
"NAM", - почитала Зоя все, что осталось от слова.
"Миссис Самусис", - окликнул ее начальник отдела. Она обернулась. Перед ней стоял тучный седой мужчина в дорогом костюме бутылочного цвета и темно-желтом галстуке в белый горошек. Его коричневые туфли с кисточками были начищены до блеска поистине ослепительного. Запонки его - его запонки это отдельная статья. Зоя таких запонок раньше никогда не видела. Сразу ясно - очень дорогие запонки. Одна такая запонка долларов триста стоит. Оправа очков,
дымчатые стекла - тоже дорогие. Запах одеколона - дорогой. Дорогая стрижка. "Миссис Самусис, я прошу вас, миссис Самусис, принять мои самые искренние соболезнования. Поверьте, для всех нас, для всего нашего отдела, утрата эта невосполнима. И в этом году я лично собирался выдвинуть его кандидатуру на повышение. Более того, я ни на минуту не сомневаюсь, что совет директоров мое предложение принял бы. Миссис Самусис, если я что-либо в состоянии сделать для ваших детей - я знаю, ваш старший - начинающий бизнесмен, - одно ваше слово, и я сделаю все, что от меня зависит. Эта смерть - удар для всей компании... А сейчас, ради Бога, простите, но рабочий день у нас до пяти. Если вас не затруднит, будьте добры подождать внизу в вестибюле, ладно? За телом сейчас приедут, я уже распорядился. Еще раз, простите меня. Работа есть работа", - закончил он эту тираду тоном несколько смущенным.
Зоя Самусис стояла у окна и, казалось, не слышала его. Или слышала, но не понимала. Или понимала, но не считала нужным отвечать. Или хотела ответить, но не знала что. И только голубая жилка на левом ее виске билась часто-часто. Не проронив ни звука, она окинула взглядом офис, резко повернулась на 180 градусов, и ни на кого не глядя, устремилась к выходу. И только у самых дверей Зоя оглянулась и, обращаясь ко всем сразу, процедила сквозь зубы:
"Ублюдки, вы же не стоили его мизинца! Если б вы знали, как он вас презирал! Всех! Без исключений! Всех!"
Она хотела демонстративно хлопнуть стеклянной дверью, но это ей не удалось - дверь оказалась бесшумной. Грязно выругавшись, она подбежала к лифту, несколько раз энергично надавила на кнопку с надписью "вниз", но лифт, как назло, и не думал останавливаться. И вот тут с Зоей случилась самая настоящая истерика.
Что остается добавить? Прошло, раумеется, время. Как сложилась дальнейшая судьба Самусиса-младшего сказать затрудняюсь. Вышла ли Зоя впоследствии замуж - не знаю. Самусиса-старшего похоронили на небольшом кладбище в Квинсе, неподалеку от домика, где по сей день живут его престарелые родители. Что же касается шутника из отдела кадров, который на глазах у всего отдела издевался над умирающим, то к чести компании, которой Самусис-старший отдал лучшие свои годы, могу сообщить, что негодяю был сделан строгий выговор и зарплату в том году повысили всего лишь на 2.5% , а не на 5% , как он рассчитывал. Что ж, в сдедующий раз будет шутить умнее.
Нью-Йорк, 1994 г.
© Павел Лемберский, 1994-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
