|
ШЕРРИ - БРЕНДИ
Эта публикация посвящается памяти Михаила Крепса (1940-1994), петербургского поэта, которого сейчас знают и помнят немногие. Между тем, его умные, мастерски написанные, ироничные стихи достойны самой высокой оценки. Будучи вынужденным эмигрировать в 1974 году в США, он состоялся на Западе не только как поэт, но и как блестящий филолог. Его работы "Техника комического у Зощенко" (1986), "Булгаков и Пастернак как романисты" (1984), монография о поэзии Иосифа Бродского (первое в мировой филологии исследование поэзии будущего Нобелевского лауреата) отличаются глубоким проникновением в материал, гениальной простотой и ясностью. Это делает их доступными и интересными не только специалистам. Крепс-поэт является мастером русского верлибра и такой необычной поэтической формы, как палиндром (сборники "Мухи и их ум", "И-И"). Поэзия Михаила Крепса выдержала испытание временем, его стихи приобретают в наши дни пронзительную актуальность. Михаил Крепс умер в конце 1994 года от тяжелой болезни - рака.
Хочется процитировать здесь его стихи, как совет всем поэтам, а особенно молодым:
То, что облако похоже на пуделя -
Еще не поэзия.
Ему еще нужно встать на задние лапы
И залаять.
В предисловии к посмертному сборнику Михаила Крепса Александр Кушнер писал:
"Живое чувство в лучших его стихах замечательно сочетается с поэтической изобретательностью, преданность поэзии так сильна, что вымышленный мир становится важнее жизни: впрочем, почему же "вымышленный"? "Над вымыслом слезами обольюсь", - сказал поэт, а что же реальнее слёз в этой жизни? За так называемой словесной игрой у Михаила Крепса нередко проступает именно эта солёная, горькая, счастливая и трагическая реальность:
...Кто, казалось, мог бы чутче
о самой себе навзрыд? -
спрашивает он о майской грозовой туче
- и отвечает:
Так вот нет же - Тютчев лучше,
Тютчев лучше говорит!"
Мы хотим, чтобы Михаила Крепса читали и помнили. Его творческое и научное наследие еще ждет своих издателей и исследователей.
Стихи в "Сетевой Словесности" публикуются с разрешения и по просьбе Марины Крепс, вдовы поэта.
Мария Огаркова
Публикация Марины Крепс.
Печатается по тексту посмертного сборника поэта:
МИХАИЛ КРЕПС. Космос, Петербург, плечо
MICHAEL KREPS. Cosmos, Peterburg, Shoulder
ENCOUNTERS, Boston, MA, USA 1995
|
|
ГЛОТОК ЗИМЫ
Вино и белизна врачуют боль.
Зима и снег, зима и алкоголь -
Анестезия выпивки и стужи,
Летит снежок, и мы за ним летим,
Но как-то уж отчаянно следим,
И что теперь внутри, и что снаружи?
Пусть дворники лекарство от зимы -
Песок и соль, как взятое взаймы
У лета, мечут в ледяные блюдца:
Я обгоняю их немой конвой -
И мне об лёд не светит головой,
Но иногда приятно поскользнуться.
Я направляюсь к праздничной реке,
Где город в снежной дымке налегке
Уходит от нескромного прицела,
Чуток пространства, времени чуток,
Чуток тепла, всего один глоток,
И в чистый голос превратится тело.
Вино и белизна врачуют боль,
И боль уходит из диез в бемоль,
И в городскую доремифасоль
Врываются неузнанные звуки,
И голоса убитых и немых
Зовут их жизнь дорассказать за них,
И сквозь решетку дней к словам живых
Протянуты расстрелянные руки.
Куда глаза всевидящий косил,
Когда людей всеслышащий косил,
Поэзии разгадывать не стоит -
Ей этим заниматься толку нет,
И что вчера не докричал поэт,
Допишет завтра вдумчивый историк.
Поэзия политики из пут
Выпутывается, и музы ждут -
Евтерпа, Полигимния, Эрато,
Теперь, когда бесстрашному семь бед
Не угрожают за один ответ,
И злобу дня глотают из газет,
Она опять, быть может, глуповата.
А жизнь идёт привычным чередом
Из сердца в сердце и из дома в дом,
И ловит воздух бессловесным ртом
В коляске незнакомое нам племя,
Они за нас наговорятся всласть,
И кто кого, и где какая власть,
И кто кому опять пошел не в масть,
И будут снова сетовать на время.
Раз всё живое оставляет след,
Нам о бессмертье горевать не след -
Игра прекрасней при хорошей мине.
Когда бутыль становится пуста,
К бессмысленному тянутся уста,
И Бог, как логос, лёгок на помине.
О, Господи, я у тебя в долгу
За музыку, что слышу на бегу,
За твой завет, который не по силам...
Земная манна тает на губах,
Свистит в ушах вечнозелёный Бах,
И Бахус разливается по жилам.
_^_
КАМИН В ЯНВАРЕ
Когда-нибудь, когда-нибудь
Остановлюсь я на бегу,
Отправят глаз в обратный путь
Сорочьи стрелы на снегу,
Морозный день над головой
Натянет белое сукно
И вновь оденет в кружевной
Платок окно.
И станет дом на самовар
Похож, когда пускает пар
Дверь черной конскою губой
При встрече с ветром и тобой,
И будет зеркалом луна
На миг отражена.
И вызовет в печном окне
Поленьев праздничный салют
Твой голос, тени на стене
Два абриса в один сольют,
И, вопреки календарю,
Январь не будет знать конца,
И будет жечь глагол "люблю"
Сердца.
Мы будем думать, что иных
Зим в мире не было и нет.
И гирьки ходиков стенных
Скользнут неслышно на паркет,
И впишет в форточный квадрат
Кошачье блюдечко луны
Январь, и свет запляшет над
Лицом жены.
Мы будем слышать по утрам,
Как воздух режет самолет,
Как оставляет в небе шрам
Его игрушечный полет,
Естественный будильник наш,
Летящий в дальнюю страну,
Где стынет в пальцах карандаш,
Где я живу.
Здесь свет - не ты, и снег - не ты,
Но город в этом не виню,
Блестят наждачные листы
Опустошенных авеню,
Бросает красный блик камин
На скатерть - мол, еще горю,
И на нерусский стук - "come in"
Я говорю.
Соседка входит. Что-то пьёт
Со мной. Играет в пустяки.
А между рам сквозняк поет
Надёжным стёклам вопреки.
Содружества пример простой
Камина с памятью пустой
Понятней январю.
Рисуют стрелки час шестой,
Стучится утро на постой,
Но ночи я теперь "постой!
Не говорю.
_^_
ЧЕРНО-БЕЛЫЙ ЯНВАРЬ
Бьётся сердце под каждым январским пальто.
Под девичьим в особенности. Не то,
Что случилось, влечёт, а что будет. В авто
Граф сажает графиню, но это в романе
О заморских страстях, а у нас на экране
Черно-белой зимы в городской панораме
Мчит общественный транспорт туда и сюда,
Утекает под мост ледяная вода
И любовь, как одним романтичным французом
Было тонко замечено: женщина с пузом
Неизвестно откуда, верней, от кого,
Бьётся с ветром стальным и с судьбой - кто-кого,
Чья-то тёща влечет шерстяного бутуза
От стихии закутанного по рога
И глаза в детский сад. Костяная нога
В гастрономную очередь в ступе несётся,
А под ватным пальто сердце девичье бьётся.
А поэт? Что же делает нынче поэт?
Описанием занят январских примет?
Или силится дать однозначный ответ
На загадки судьбы, мироздания, веры?
Или снова ругает железный свой век?
Иль в иную обитель задумал побег?
Или смотрит в окно, как на улицах снег
Чистят грузные женщины в ватниках серых?
_^_
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В ДАТСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ
Век вывихнут, и разум оглушен,
День черно-бел, со щек слиняла краска,
Над каждой головою - капюшон,
На каждое лицо надета маска.
Прохожие не раскрывают рта
В боязни то ль мороза, то ль доноса,
На псов зловеще лают ворота,
И фонари на встречных смотрят косо.
Офелия, не по зиме легка,
В дешевенькое пальтецо одета,
Из телефонной будки старика
Торопит двухкопеечной монетой.
А рядом, в снежной пене января,
Порхают кружки над пивной цистерной,
И черный ворон в белые края
Увозит Розенкранца с Гильденстерном.
Порвалась связь времен, и дни белы,
Как лица, уличенные в неправде,
И в каждом сердце - черные углы,
И каждый встречный - Гамлет или Клавдий.
В квартире полдень немощен и нем.
Перед камином рваных писем груда.
Накладывая на морщины крем,
Глядится постаревшая Гертруда
В трюмо. Туда не лучше, чем оттуда.
_^_
ШЕРРИ-БРЕНДИ
На двадцатом перегоне
Давних мыслей налету
Резать воздух ленинградский
Твёрдым клодтовым конем.
Отражает зайчик солнца
Золочёная игла,
И орёл двуглавый клёкот
В двух гортанях затаил.
Пучеглазый император
Двести с гаком лет назад
В бойких пальцах мучил циркуль
С непростым, мин херц, клеймом,
Чтобы я стоял на стыке
Двух асфальтовых зеркал
И пускал по ветру белый
Дым заморских папирос.
Снег, как манна для евреев,
Медлит падать на асфальт,
Вкруг да около кружится -
Предлагает ртом ловить,
И звучит в искре трамвайной
То ли ангел, то ли альт,
Но откуда взяться альту
Между двух календарей?
Сколько тысяч выражений
Насчитала морда льва,
На сыром лепном бордюре
Улыбаясь третий век,
Прежде, чем возникло слово,
Появилась голова,
Чью скрывает форму шляпой
Петербургский человек.
Несомненно право ветра
С фетром спорить налету.
Кто стоял под ветром фертом?
Кто затеял маяту?
Броневик заморским Бертам
Доказал ли правоту?
Одиночество страшнее
Неоплаченных обид.
В гаражи спешат машины,
Норовят трамваи в парк,
А на площади вокзальной
Всем известный индивид
Ловит вытянутой дланью
Проходящее такси.
Одиночество страшнее
Заколоченных дверей,
В заколоченные двери
Можно голубя пустить,
Голубь крыльями раздвинет
Голубую пустоту,
Но звонок знакомых пальцев
Не сумеет распознать.
Звук причине не помеха,
Звук причине - поцелуй
В том краю, где вместо эха
То колонна, то окно.
Сколько лет, как удалились
Мы под сень заморских струй,
Но затверженную пряжу
Всё прядет веретено.
Кто-то грохнул оземь банку -
Вытекает майонез,
Чудеса телекинеза
Наблюдает птичий глаз.
Воробью добра не жалко,
Воробьиный мир велик,
В граде, где героев книжных
Принимают за живых.
Вот идёт с коньками Китти,
С топором спешит студент,
Бледноватая подруга
Тащит Ольгу в гастроном,
Получила здесь квартиру,
Будет век ему верна,
Штольц показывает другу
Заграничный кинофильм.
Пусть история проходит,
Словно девочка в метро,
Пусть Венера с Марсом спорит
То ли эту, то ли ту,
Их как варежек цветастых
На катке в ЦПКО,
А слезам Москва не верит -
Слёзы - это Н2О.
Дремлют Чехов и Шульженко
В материнской голове -
Романтические бредни
Девяностых и стальных,
Как сказал другой географ
Площадей и мостовых,
Жизнь - лишь бренди, шерри-бренди,
Значит, знал он в жизни толк.
Снег справляет новоселье
На погасшем цинке крыш,
Кот крадётся, мягкой лапой
Оставляя круглый след,
Над его спиной сияют
Разноцветные шары,
Удалённые пространством
До угольного ушка.
Петербург в созвездье Девы
И Москва в руке Творца
С Мавзолеем и ночными
Девочками у метро
Уплывают в космос. Дети
Второпях зовут Отца.
На рассвете в мнимой сети
Глобус вертится хитро.
_^_
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я вернусь туда, где жевал пельмень,
Где над чаем плыл голубой пэл-мэл,
И кошачью лесенку на твоем этаже
Превращу я в песенку, е.б.ж.*
И раздастся снова и чмок и чок,
И найдет свою Золушку башмачок,
А потом новоявленный граф Толстой
На проклятый вопрос даст ответ простой.
Пусть крылатые мурки на сумеречном мосту
Стерегут словно урки уличную пустоту,
И опять рыбьим жиром горит канал,
Куда Пушкин и прочие окунал.
Я с луной возле клумбы глотну лишка
Перед домом, где глобус a la башка,
И Барклай без фуражки махнет рукой
И не будет спрашивать, кто такой.
* Если буду жив. Сокращение из дневника Льва Толстого.
_^_
* * *
Мокреть. Европа. Капор. Ветерком
Морщинятся асфальтовые лужи,
Мосты вдали бесцветнее и уже,
Как будто нарисованы мелком.
Мокреть. Европа. Незнакомый Клодт.
Собака. Лепесток. Звенит ключами
Старик у двери - полуоборот
Ключа, и жизнь осталась за плечами.
Европа. Дождевик. Авто. Мокреть
Наносит на машины скользкий глянец.
Мелькают краски. Весело смотреть.
Ты - губка. Соглядатай. Иностранец.
Ты непричастен ничему. Открыт
Всему. Закрыт для всех. Не встретит
На улице никто. Не обвинит
И не простит. Не кликнет. Не заметит
Вообще. Мокреть. Мост. Башня вдалеке.
Зонт. Пёс. Бульвар. Прекрасная погода.
Ты от себя и века налегке
Идёшь по лужам. Полная свобода!
_^_
SILENTIUM
Ложью мысли в непогоду
Изречённой удручён,
Я бутылку бросил в воду,
Не желая быть прочтён.
Пусть слова живут отныне
Во стеклянном во дому,
Не услышанные и не
Сказанные никому.
Обольщенья, обещанья,
Вам ли годы воскресить?
По ту сторону прощанья
Нам прощенья не просить.
По ту сторону молчанья
Не услышать нам прибой.
Что ж, счастливого качанья
По пучине мировой!
_^_
АРЛЕКИН КОЛОМБИНЕ
О, Коломбина! Лани б молоко
Белее мела,
Белее нового трико,
Что ты надела,
Соперничая с белизной
Твоих объятий,
Преодолевших страсти зной
И бремя платий,
Должно в сравненьи каждый раз
Терпеть фиаско,
Но залила межгрудный паз
Смущенья краска,
И кожа белоснежных щёк
Цветет, как роза,
Такая там под ней идёт
Метаморфоза.
_^_
ГЕОМЕТРИЯ ЛЮБВИ
Лес танцует до упаду, - а где он, упад?
Ветер в тёплой тополиной причёске шуршит,
Твое имя произносит совсем невпопад,
Красным пламенем о чьей-то судьбе ворожит.
Треугольники врезает в горизонт гора,
В небе чертит Бог невидимым циркулем круг.
Геометрия пространства точней пера -
Ничего здесь не бывает спроста и вдруг.
Даже зеркало морское верней штриха
Знаменитого художника - кривит во всем,
Но последовательно, значит, и нет греха
Там, где царствует масштаб, глазомер, объём.
И природа вокруг - не простой хаос:
В ней гармония и форма нашли предел
В симметрии лепестков, в перехлёстах лоз,
В сером кружеве стрекоз, в тесноте их тел.
Их, и наших, и любых. Только разум гость
Иногда толкует чувства и вкось и вкривь,
Геометрия надежды - обум, авось,
Геометрия обиды - предел, надрыв.
Геометрия открытий подстать слезам,
Что являются испытанным чувствам вслед,
Крикнуть "эврика" сложней, чем сказать "сезам" -
Вдохновенье не следит за теченьем лет.
Всё ж мы лучше, чем природа, - она без глаз
И без слёз. И даже если и без войны
И без страха смерти - без слов, без фраз
И без дара жалости и вины.
Опрокинет ночь на землю чернил ушат,
И сольется ландшафт с ветровым стеклом,
Это звёзды в глазах, или серьги в ушах?
Это ветер или ангел шелестит крылом?
Что деревьям твоё имя, луне - лицо,
Ветру - живость глаз, траве - твоей тени след? -
Как для времени внутри деревца кольцо,
В лучшем случае, лишь мера отсчета лет.
Мне же именем твоим называть слова
Еле слышные, что ветер, оставив лес,
Словно пену с волн, с моих губ срыва -
Геометрия стыда - ватерпас, отвес.
Мне же именем твоим называть висок,
Мышек розовые макушки, млечность рук,
Полуостров лона, волны грудей, сосок,
Геометрия любви - треугольник, круг.
Твоим именем морским утолять уста,
Отнимать у ветра, славить на все лады.
Геометрия желания - полёт листа,
Только ветру и забот - заметать следы.
_^_
|
© Марина Крепс, 1994-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
|
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
X | Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|