АБСТРАКТНЫЙ МАЛЬЧИК
* * *
На неровной тахте засыпает родной человек,
доставая макушкой до недр поролоновых впадин.
Не будите его, не тянитесь к его голове:
он уже на лугу, где достаточно чучел овец -
череды мельтешащих под носом расплывчатых пятен.
Увязая в пучине, он силится их удержать,
чужеродными пальцами каждую помня по ворсу.
Только все норовят от него убежать, убежать,
он грузнеет рассудком и путается в падежах,
подбирая ответы к забытому напрочь вопросу.
Засыпая вдругорядь, он там же себя застаёт.
Тусклый свет. У оврага валяется дохлая лошадь.
На глазах у него всех овец загрызает койот,
суетится, снуёт,
подвывает от счастья и кости горячие гложет.
И одно ощущенье назойливо сверлит висок, -
что дрейфует вдали соглядатая изображенье,
и сбивает с пути. И буксует в грязи колесо,
погружаясь всё глубже и глубже в проклятый песок,
невозможным дальнейшее сделав движенье.
Некто третий сидит меж подкорковых серых слоёв
и следит, незаметен, со шпилей подкошенных пагод.
С каждым новым ночлегом всё меньше находится слов,
чтобы выразить этот упадок.
Это чувство подобно подкожной мышиной возне,
проступившей по телу, - я знаю, поскольку я рядом
с человеком, таким беззащитным и чутким, во сне
озирающим то, что осталось на той глубине,
на которую он опустился, невидящим взглядом.
Всё графичнее мир, что его обступает вокруг,
всё отчётливей страх, что его еженощно тревожит,
словно все первобытные силы вступили в игру;
он намерен здесь встретить кого-то. Понять бы, кого же.
Так же ищут очки, что валялись минуту назад
на столе, так наводят в квартире своей беспорядок,
чтобы их на носу обнаружить. "Гляди, паразит, -
отраженью сказать, - ты всегда был немного носат".
Так бывает порой незаметным лежащее рядом.
На неровной тахте засыпает родной человек,
и не видит меня, прикорнувшего подле.
Я тянусь
к её переносице
и поправляю оправу.
_^_
* * *
Накануне нового артобстрела,
под Ижевском, где-то в глуши, абстрактный
мальчик собирается по грибы.
Он приехал с дедом сюда на лето,
опасаясь штурма или налёта.
Никому не хочется погибать.
Наскребают мелочи по карманам,
но на эти деньги не прокормиться,
как на хлебных корках ни экономь.
Помяни иссякшее плодородье -
и земля ощерится плотоядно
из окрестных выбоин и канав.
А наутро мальчик одним из первых
замечает на горизонте споры
ядерных грибов - кажется, груздей.
И, пока не смыло волной отвесной,
мальчик успевает себе ответить,
под каким же деревом те растут.
_^_
* * *
это время уходит нырнув в камыши
это время уходит помедлим про счастье
вдоль неровной как змейка прилива межи
и предсердьем коснуться его на прощанье
это сорванный клевер рябит на тропе
и держа на весу свои слабые руки
до порога реки провожает репей
по-детдомовски цепко хватая за брюки
_^_
* * *
Так ощутимо глохнет сигнал локации,
что память выцветает в немой тоске,
сетчатку теша ветошью аппликаций,
которым дальше нечем уже тускнеть.
Выпрыгивает сердце, как выпускница
из школы под искусственные лучи,
и слёзы балансируют на ресницах
беспечно, как заправские циркачи.
Так пусто, что в крови оседает порох,
взрываясь от пульсированья в висках,
и в хламе не найдётся предметов парных,
и рифмы к "одиночеству" не сыскать.
_^_
* * *
У стариков отказывают ноги,
когда они торопятся в сберкассу,
играют в домино, гремя костями,
под лавочками ищут стеклотару,
идут под вечер с вещевого рынка
и умирают в доме престарелых.
У отпрысков отказывают ноги,
когда в пустой, ухоженной квартире
со спаренным советским телефоном
их будит в полвторого ночи
негромкий, переливчатый звонок,
и, хоть его причина неизвестна,
жильцы и так всё знают наперёд.
_^_
* * *
Здесь тянет время срок палач
Здесь час как новый срок
На подступах к прозренью - колтуны и небо в крупных пикселях решётки,
Где вертится компактный диск луны да зодиак мерещится нечёткий.
Пока луна меняется в лице, все pro и contra взвешивает Libra,
И поправляет сбившийся прицел столетье двадцать первого калибра.
И в камере убогой - 3х3, - в дерьме на босу ногу, в темнотище,
Ты понимаешь, что и сам внутри становишься насквозь арифметичен
И призрачен - себя не разобрать: темно, как в кулаке у нигерийца.
...Набрать земли, наречь её "собрат", сравнить её с подтаявшей корицей,
Труху из дебрей жёсткой бороды вытряхивать, на ус нерасторопно
Мотая срок без пищи и воды, подсчитанный на выступивших рёбрах.
Исчерпано спасения сырьё. Есть два пути: лопата и цикута.
Свободы нет в запасе, и её не выклянчишь за несколько эскудо.
_^_
РЕВЕРС
Получилось, как хотел:
однозвёздочный отель,
утлая каморка;
отпуск; мятая постель.
Пальма-де-Майорка.
Утешительный пейзаж -
есть к чему стремиться:
ананасы, пальмы, пляж
и вода за тридцать.
Пробуешь заговорить:
- Можно в номер с алко-
голем? Или... закурить?
- Да кури, не жалко.
Но, как ни крути, - курорт.
На любом курорте
исповедует народ
культ Буонаротти -
выверенность чертежа,
утончённость линий...
На песке тела лежат,
как дрова в камине.
Видно, что-то в этом есть:
с горной глянь вершины -
неизменность здешних мест
неопровержима.
Солнце свирепеет. Как
в глубине пекарен
хлеб, упитанный в боках,
мыслит о загаре,
так и человек. Пора
прекращаться лету.
Пропитавшись до нутра
ультрафиолетом,
я помолодел. Москва!
Еду восвояси,
где пожухлая листва
шелушится наземь,
где под фонарём весной
снег устало тает.
Где и бог, и домовой
плотью обрастают.
Родина, с теченьем дней
ставши рудиментом,
мне нужнее и родней
с этого момента.
Нависает над страной
сабелька кривая...
- Ты тут, - говорят, - не ной.
- Я не Ной, - киваю.
********************
Ни умнее, ни ловчей,
чуточку поддатый,
возвращается в ковчег
хмурый завсегдатай.
Пробирается к скамье.
Ну, здорово, братцы.
Дайте отдышаться мне,
дайте отдышаться.
Тесно в этой толчее,
за неровной стойкой.
Дует изо всех щелей.
Жилы тянет. Только
в этом закутке, в углу,
только в этом пекле,
даже поданный к столу,
я - в своей тарелке.
_^_
ДУБЛЬ ДВА
Вот он, с прямой спиною, стоит с авоськой на светофоре,
проходит под сводчатой аркой, ищет в кармане
чётки, движенья его нечётки, размыты его черты,
словно черты придонной рыбы в открытом море.
Щуришься, видишь того, со спиной, в тумане,
и только минуту спустя доходит, что это - ты.
То есть ты-такой, каким бы стал без своих залысин,
толстых очков в роговой оправе и без извилин.
Рядовой типаж.
(Опустим, что ты теперь и только теперь воистину независим,
а броня твоя - и вправду неуязвима,
и все вокруг шарахаются от тебя.)
Сосредоточься, закрой глаза; вспомни того, прямого,
счастливчика, враля с золотистой кожей.
Отменного, по мненью его жены.
Аналогично медаль, подойдя к трюмо, в о-
тражении разглядывает, какой же
она, зараза, выглядит со спины.
...Поднимаешь веки. Спешишь, перешагиваешь через лужи,
жетон опускаешь, в метро говорят: "Подвиньтесь",
идешь под ливнем в двух верстах
от него; он спешит на службу:
образцовый винтик,
он по команде сверху
вкручивается в верстак.
Сконструирован из простых деталей,
в паспорте - дата сборки.
Так что нечего больше ныть,
что тебе на заводе чего-то там недодали,
что, мол, барахлит уже каждый орган.
Иные и этой участью были бы польщены.
Двойник же твой, ни о чём не ведая,
ни о чём не думая,
твой
антипод, скелет в шкафу, поветрие,
накладное "я", второе эго, мумия,
двой-
ник, о котором
сведений - кот наплакал,
высморкался и исчез, -
так вот, двойник, что бродит по офисным коридорам,
обедает в перерыве, трудится, гробит себя на благо
коллектива - реальнее многих иных вещей.
И ходишь, как опущенный в воду,
гадаешь, где же встретил его впервые,
никак не отважишься подойти.
Тем временем я не могу подавить зевоту,
отвожу глаза от рукописи, жду, чтоб они привыкли
к сумеркам - и разветвляю ваши жизненные пути.
И вы оба идёте, каждый - своей дорогой,
ноги стёрты, носок пропитан багровой кровью
из пятки; ты заканчиваешь променад.
Отпираешь дверь квартиры, переступаешь здоровой
ногой порог. Дома всё, как и было, кроме
следов в прихожей, оставшихся от меня.
Чуть свет - я покидаю свои пенаты,
захожу по дороге в булочную, болтаю со стариками,
вижу здание из стекла, бетона и кирпича.
Издатель смеётся, увидев рукопись, говорит, что, мол, "так и надо",
вырывает из рук обе ваши жизни, и с потрохами
отдаёт в печать.
_^_
|
