ФЕНОМЕН ВОЗДЕЙСТВИЯ
(о поэзии и пьесах Владимира Соловьева)
Еще в 60-х годах прошлого столетия всякая нетривиальная мысль строго контролировалась и хождению не допускалась. На таком фоне наследие Вл. Соловьева умалчивалось - произведения не издавались и не изучались (ни в школах, ни в ВУЗ-ах), как выпавшие из бытия по несущественности. Но влияние всегда имело место и, если следы прямого воздействия прослеживаются в стихах и воспоминаниях поэтов и литераторов, близко отстоящих по времени от эпохи Вл. Соловьева - у Бальмонта, Белого, Блока, Гумилева, Есенина, Хлебникова; то поколения, пришедшие им на смену, воспринимали через этих литераторов идеи Вл. Соловьева уже неосознанно - подсознательно (можно сказать - архетипически).
И потребовался окончательный распад CCCР, как системы, и, вместе с тем, освобождение общественного мышления (коллективного бессознательного) от заданных советской идеологией рамок, чтобы произведения Вл. Соловьева, появившиеся в книжных магазинах нашего поствременного пространства, были (после столетнего перерыва) прочитаны, осмыслены и сверены уже в новой системе координат со всем тем, что было усвоено, продумано и воспринято прежде этого.
Попытаемся суммировать результат такого переосмысления и показать нечто, лежащее, как нам кажется, на поверхности и поэтому, вероятно, оставшееся незамеченным профессиональными литературоведами, еще продолжающими по инерции смотреть на мир под прежним углом зрения. Но если мы в этом нашем предположении ошибаемся, то ничего лишнего в задуманное не привнесем. А если и повторим, что-либо, замеченное до нас, то утешимся ученической пользой повторения.
Начнем с известного - Андрей Белый видел Вл. Соловьева не один раз задолго до своего становления, без особого впечатления от этих встреч. Осознанное воздействие началось, практически, только после смерти философа. И этот момент нашел отражение в стихах Андрея Белого "Одиночество" (1901), "Раздумье" (1901) указанием посвящений; или в мистических заклинаниях, как например, в стихотворении "Владимиру Соловьеву" (1903, 1931):
Твой бедный крест, - здесь, под седой березой, -
Из бледной бездны лет, -
О камень бьет фарфоровою розой:
"О друг - разлуки нет!"
И бледных лент муаровые складки,
Как крылья, разовьет:
Спокойно почивай: огонь твоей лампадки
Мне сумрак разорвет.
Или, как метафорическое отражение, в поэме "Первое свидание" (1921), подающее Вл. Соловьева в лейтмотиве личных воспоминаний самого Андрея Белого:
Бывало: в вой седоволосый
Пройдет из Вечности самой
Снегами строящий вопросы
Черноволосою космой, -
Захохотавший в вой софистик,
Восставший шубой в вечный зов, -
Пройдет "Володя", вечный мистик,
Или - Владимир Соловьев...
Я не люблю характеристик,
Но все-таки...-
- Сквозной фантом,
Как бы согнувшийся с ходулей,
Войдет, и - вспыхнувшим зрачком
В сердца ударится, как пулей... (2)
У Александра Блока, в отличие от Андрея Белого, поэзия Вл. Соловьева стала мировоззренческой составляющей индивидуального творчества, что определяется не посвящениями, а художественным содержанием ("Незнакомки"), или в "Скифах", где эпиграфом к поэме взяты две первые строчки из Вл. Соловьева ("Панмонголизм")... Отличительная черта творческого подхода Александра Блока - органическое прорастание в текстуру некоторых произведений Вл. Соловьева вплоть до реминисценцного преображения, при практическом сохранении одних и тех же реалий осмысления... И это особенно заметно при сравнении знаменитого "На поезде утром" (1896) с блоковским "На железной дороге" (1910).
О чем вдумчивому читателю говорит представленное сравнение? Не только о некоторой идентичности названий, но и о разности пространственной ориентации двух поэтов - она в том, что Вл. Соловьев описывает свои ощущения, находясь внутри вагона ("Воздух и окошко, добытые с боя"); в отличие от Александра Блока, который фиксирует события, находясь за пределами мчащихся мимо составов ("Под насыпью во рву некошеном"), вживаясь, при этом, в образ и судьбу молодой женщины... Некая идентичность выражена и в передаче цвета: у Соловьева - "небо светло-голубое", у Блока - "в цветном платке на косы брошенном"; Соловьеву из окошка вагона видится пейзаж - "Желтая береза между темной ели"; Блоку (глазами его героя) - жизни, мчащиеся в разноцветных вагонах, без надежды на участливое пересечение какой-либо из них с судьбою стороннего наблюдателя - "Молчали желтые и синие / В зеленых плакали и пели"...
Но самое главное - мировоззренческая перекличка поколений в пределах разбираемых произведений - Вл. Соловьев ставит в 1896 г. философские вопросы, для него самого еще неразрешимые -
Тяжкому разрыву нет конца ужели?
Или есть победа над враждою мнимой,
И сойдутся явно в благодатной цели
Двигатель бездушный с жизнью недвижимой?
- здесь поэт находится внутри изображаемой им событийности, он непосредственный ее участник, он еще не успел разобраться и определиться в своем отношении к техническому новшеству. И время не заставило себя ждать. Ал. Блок, поэт следующей волны, уже через 14 лет определенно и четко отвечает на вопросы, поставленные Соловьевым:
Так мчалась юность бесполезная,
В пустых мечтах изнемогая...
Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая...
Да что - давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов...
Не подходите к ней с вопросами,
Вам всё равно, а ей - довольно:
Любовью, грязью иль колесами
Она раздавлена...
В том же ключе (1920 г.) продолжает вопрошающий диалог Сергей Есенин (в те годы сторонник имажинизма) в "Сорокоуст" (-е), посвященном (А. Мариенгофу):
Видели ли вы....<.........> .../ На лапах чугунных поезд?
А за ним...<.........> .../ Скачет красногривый жеребенок?
Милый, милый, смешной дуралей, / Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней / Победила стальная конница?
Неужель он не знает... <.........> .../ Той поры не вернет его бег, / Когда пару красивых степных россиянок / Отдавал за коня печенег?
И отвечая на поставленные вопросы в пределах проблемы, идентично обозначенной поэтом-предшественником и мыслителем Соловьевым, Есенин с искренней горечью утверждает, что "...за тысчи пудов конской кожи и мяса / Покупают теперь паровоз".
Уже из приведенных примеров становится очевидным - влияние поэзии Вл. Соловьева выходит далеко за рамки манифестаций каких-либо поэтических группировок. Особо наглядно выявленный феномен проявляются в творчестве акмеиста Николая Гумилева.
В данном случае логика сопоставления текстов двух авторов наглядно доказательна (здесь / = знак архетипического тождества):
1 КОЛДУН-КАМЕНЬ / = КАМЕНЬ
2 Эти мшистые громады / = Под мхом мерцает
3 Как у волка / = дико
4 Грудь могучая дрожит / = И дико ринется на грудь
5 Сила адского дыханья / = Горячей кровью пьяный, сытый,
6 Гибнут грешные деянья / = И будет страшен труп забытый,
7 Гибнут грешные созданья / = Как пес, раздавленный быком
8 И свершив предназначенье / = И, миновав поля и нивы,
9 Вещий камень снова спит / = Вернется к берегу он вновь
Пойдем далее по пути совершенно, как нам кажется, не случайных совпадений поэтических текстов разных направлений со стихами Вл. Соловьева. В этом же ряду можно рассмотреть элементы творческих поисков футуриста Велимира Хлебникова. Возьмем, например, фрагмент одного из его самых броских экспериментов - "Море" (1920-1921):
Грозно вырастет волна,
Возрастая в гневе старом,
И опять волны ударом...
Следуя экспериментаторскому духу самого Хлебникова, переставим местами две строки этого фрагмента:
Возрастая в гневе старом,
Грозно вырастет волна,
И опять волны ударом...
А теперь сопоставим этот фрагментом с подобным у Вл. Соловьева:
И, углубляясь в более поздние времена, нельзя не заметить, что финал стихотворения "Пирамида" (1940) Дмитрия Кедрина того же порядка, что и завершающий катрен "Неопалимой Купины" (1891) Вл. Соловьева... Во-первых, генетическая цепочка Сергей Соловьев / Вл. Соловьев (историк / философ и поэт, отец / сын) не могла пройти мимо Дмитрия Кедрина, поэтически переосмысляющего исторические полотна... И, во-вторых, в этой связи, можно предположить, что опальный поэт Дмитрий Кедрин решился на разработку подцензурной тематики не без влияния юдофильствующих идей Вл. Соловьева.
И, в завершение о пьесах Вл. Соловьева: ["Белая лилия, или сон в ночь на Покрова" (1878-1880), "Альсим", "Я говорил, что он не умеет есть", "Дворянский заем" (? ~ 1891)]...
О текстах этих произведений... Прежде всего - их надо просто читать, чтобы ощутить натуральный вкус. Такое, например (из "Белой лилии"), где Скептик действующее лицо: "Какую мне избрать дорогу? / Кого любить, чего искать? / Идти ли в храм молиться Богу, / Иль в лес - прохожих убивать..."; или такой фрагмент из той же пьесы (Белая Лилия и Мортемир - действующие лица) -
Белая Лилия.
Медведь живет, - лишь нет медвежьей шкуры.
Но не скорби, мой друг! Здесь таинство натуры.
В медведе я была, теперь во мне медведь,
Как некогда его, меня люби ты впредь.
Невидима тогда
Была я, а теперь -
Невидим навсегда
Во мне сокрытый зверь.
Мортемир (в экстазе).
Теперь блаженства нам
На всю достанет вечность,
Недаром же он сам
Сосал свою конечность
Неповторимо самобытные - и по языку, и по образности, и по силе своего воздействия - пьесы Владимира Соловьева совместимы не только со сложившимся и текущим пониманием проблематики и насущных задач театра абсурда, но, как нам представляется, на долгие времена заслуживают более пристального внимания.
26 апреля 2009
© Александр М. Кобринский, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.
– Творчество Владимира Соловьева –
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
