Я хочу только безыскусно рассказать, как два еврея-человека 1 - под плывущей и прозрачно неподвижной, как кровавая заря, улыбкой равви - перевалив муравчатой тропкой горку, вошли в Рай; видели Авраама; взяли у него необъезженного осленка; ничего не поняли; привели к учителю Иисусу, который - в те часы, как пришедшие в Иерусалим предвкушали запеченного с травой агнца, приуготовляясь окроплять кровью косяки дверей - внутри алой, мягкой и хрупкой сдобы мяса и костей, в "плаще плоти", "отягощенный трупом", узнав труд, голод и одиночество, готовился узнать предательство, суд, пытку, смертный приговор и смерть.
Во всемогуществе - таинственный даже для несущих Его керувов - Господь знал глубокую, позорную человеческую боль. Народ, избранная и возлюбленная Иудея, как блудница, вытирала губы и говорила: я ничего дурного не делала 3 .
Тогда, ради любви к ней, Он принял вид одного из пышно-тонковолосых ее любовников 4 .
Но в то время как к Его глазам приближается распахнувшая ворота, как девка - ноги, непотребная столица, окропленная тяжелой земнородной водой фонтанов, с жадным взглядом, в многогранных гроздьях домов - город под тяжелом подбородком мясника-всадника, - в то время как следом апостолы едва поспевают за ослом со своими узелками с сыром и пресным хлебом, я лишь хочу, опустив глаза, видя следы копыт, видя отпечатки замолкающих уже вдалеке подковок, спросить себя, как мог ослик быть в Раю?
Я думаю, полюбивший Авраама полюбил и его ослика. Выкупленный, как и Авраам, кровью Христа, он живет в Раю лишь силою Любви Бога, Духом ее, ставший ее воплощением и акциденцией.
И если теперь достать навощенную дощечку, набросать на нее ослика, едущего Христа, апостолов, дорогу, заочную деревеньку на холме, Иерусалим за холмом, а затем истолковать нарисованное как аллегорию, то мы - (которое составляю сейчас пока один я, величина, впрочем, тоже, пожалуй, множественная) - мы получим отличную моральную максиму, с полным правом смело говоря - хотя, может быть, и не так верно, как раб Иов - что Закон движется Любовью и Добротой - как Христос в Иерусалим на ослике.
1 А ко прочим всем иным, даже христианам всякого различного толка, что-то, как в плохой табак, мало человеческое подмешано. 2 Потому как что сказать о праотцах в заочном селении, райской деревеньке, если не бывал там, если не видал из черной удивленной бусиной глаза. Да и что писать? Как Авраам, да сын его, - жи'вый, и одновременно жирным черным бараньим пеплом лежащий на жертвеннике в Вечном Доме Бога-Отца, - да хромой внук видят неожиданно, что пришли с отягощенной смертью земли грешные евреи-мужики, неучи в законе, и - на тебе! Неужели пришел Мессия? - забирают от забора осликов. "Что такое?" - кричит выбежавший Авраам: "Куда забираете осленка?" - "Он надобен Господу?" - отвечают неучи-мужики.
"Да что ж сам не пришел?" - только что негромко с горечью вздохнул Авраам им в спины.
3 Точно зная, что соитие, как тяжелый полет орла или корабельное движение в подвижной влаге, совершается бесследно. 4 Бог, Он был осужден ради первой заповеди: "Да не будет у Израиля богов иных".
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
