Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ДЕРЕВО ЧУЖБИНЫ


Modo de volar.
F. Goya

Действующие лица:

КИБАЛЬЧИЧ - анархист.
ХАРМС - поэт.
ДВЕ МАРИИ - сестры-близнецы, их жены.
АРТО - французский сумасшедший.

I

Лестница, распахнутая настежь дверь на ее площадке, ХАРМС, ДВЕ МАРИИ.

ХАРМС: Поздравляю.

МАРИЯ I: С чем?

ХАРМС: С именинами.

МАРИЯ II: Именины не сегодня.

ХАРМС: Жаль. Но все равно поздравляю.

МАРИЯ I: Спасибо. МАРИЯ II: Не ждала. МАРИЯ I: Не сегодня. МАРИЯ II: Ни, тем более, на именины.

ХАРМС: Да я и сам не ждал.

МАРИЯ I: Да входи. МАРИЯ II (эхом): Входи.

ХАРМС: Не войду.

пауза

Я же даже и не собирался прийти, я же даже без подарка, и сам за подарок не сойду, потому что не подарок, и меня бы и не было, но буквально развалились на улице штаны, - у меня штаны рассыпались! - буквально не мог идти. Буквально не могу вынуть руки из карманов. Они свалятся.

МАРИЯ I: Так ты? МАРИЯ II (эхом): Ты? МАРИЯ I: Так ты что?

ХАРМС: А что я?

пауза

МАРИЯ I: А руки из карманов вынь, да?

ХАРМС: Да я не могу руки из карманов вынуть!

МАРИЯ II: Как будто она тебя без них не видела.

ХАРМС: Видела. И я не хочу, чтобы она видела меня опять без них.

МАРИЯ I: Ну и не хоти!

ХАРМС: Ну и не хочу.

МАРИЯ II: А хочешь, если я попробую их зашить?

ХАРМС: Боюсь, их нельзя зашить.

МАРИЯ I: Почему?

пауза

ХАРМС: А почему я не спрашиваю тебя, почему вас двое, когда ты одна?

пауза

ДВЕ МАРИИ (хором) Так бывает. МАРИЯ II: Это как когда перекрещиваешь пальцы, чтобы превратить на ощупь крошку в две крошки хлеба. МАРИЯ I: А у тебя перекрещены глаза. МАРИЯ II: Потому что я сошла с ума. Я не выхожу из дома. Я не могу быть у своей сестры.

пауза

ХАРМС: А муж ее, анархист этот всемирный? Он ведь тут?

ДВЕ МАРИИ (хором) Тут. МАРИЯ I: Но штанов у него нет.

Уходят.

ХАРМС (в дверь): Нет так нет, а все-таки позови, пусть нет! (пауза) Святые угодники, что же это совпало так у него со мной, что мы даже женаты на близнецах с одинаковыми именами? Что он пишет французские стихи? Так черт его знает, что он пишет там, даже если он и в самом деле пишет что-то хорошее. Как если бы в пруде - хе! - выросли де две водяные лилии.

пауза

Или если представить себе двух девушек, тоже близнецов. Одна, в сапогах, в шинели, пошла в гражданскую войну, умерла, от тифа, от простуды, на же-дэ станции, а с нее сняли там эту шинель, эти сапоги, а к ее близняшке, словно в песенке Вертинского, сошел ангел, - будто мертвая сестра вернулась с войны домой, - они стали акробатки, и близняшка-человек кувыркается на земле, а близняшка-ангел в воздухе. (пауза) А на самом деле только и общего, что одна вышла за меня, а другая за него - и сидит, словно приговоренная сестра двенадцати лебедей, на окне и пьет дождь, потому что вода отравлена, а он приходит домой, шутит, пьет вино, смеется, они говорят, - о чем они говорят? о чем могут говорить безумные? - а утром он уйдет, и будет шутить, пить, а она будет ждать дождя, и я никогда не был и не буду в его Париже.

КИБАЛЬЧИЧ, невидимый.

КИБАЛЬЧИЧ: Имей в виду, я это все слышу.

ХАРМС: Что слышишь?

КИБАЛЬЧИЧ: Про лилии. И про акробаток.

ХАРМС: А про Париж?

КИБАЛЬЧИЧ: И про Париж.

ХАРМС: Так я для тебя это и говорю это про Париж, лилии.

КИБАЛЬЧИЧ: Акробаток.

ХАРМС: И акробаток.

пауза

КИБАЛЬЧИЧ (выходя на лестницу): Штанов для тебя у меня нет. Подожди, не уходи. Да остановись! Дело в том, что тут живет один мой друг, один поп, он чекист, в прошлом чекист, он, по случаю, моется сейчас у нас в ванной, у него есть галифе, он отдаст их тебе просто по человеколюбию, но, может быть, ты обойдешься рясой?

ХАРМС: То есть без штанов?

КИБАЛЬЧИЧ: Без штанов, да.

ХАРМС: А он?

КИБАЛЬЧИЧ: А он - как-нибудь. В конце концов, галифе у него есть, и почему нельзя служить в гимнастерке?

пауза

ХАРМС: Ты бы написал об этом, а?

КИБАЛЬЧИЧ: О чем?

ХАРМС: О галифе.

КИБАЛЬЧИЧ: Об этом не пишут.

ХАРМС: А о чем пишут?

пауза

КИБАЛЬЧИЧ: О птичке, о деревьях. Представь себе дерево, на котором, словно на Венере, растут синие листья, и человек сорвал с него лист и покатился вдаль, словно сам как лист, а потом его убили, а на дереве сидит маленькая птичка и поет. Попробуй, это только кажется, что это трудно. Представь себе, что через город течет река, по ее берегам растут деревья, люди встречаются под деревьями и разговаривают о деревьях. Они могут разговаривать о чем угодно, - о машинах в Арктике, - но они разговаривают о деревьях.

пауза

Оставь штаны. Я скажу, что они превратились в птицу и улетели.


II

Комната, окно над городом, МАРИЯ, сидящая на окне, КИБАЛЬЧИЧ.

МАРИЯ: Это ты?

КИБАЛЬЧИЧ: Это я.

МАРИЯ: А ты - это ты?

КИБАЛЬЧИЧ: Да, я это я.

МАРИЯ: Но кто ты - ты? И кто знает, ты это или не ты?

пауза

КИБАЛЬЧИЧ: А если я тебе расскажу о нашей первой ночи?

МАРИЯ: А это была не ночь.

КИБАЛЬЧИЧ: А ночь тоже была.

пауза

И это был лес. И сумерки. И это видел поэт Крониаменталь, которого мы совершенно не заметили. И он потом написал об этом. Этих сумерках, этом изнемогшем дне, о тебе, о том, как раздевшаяся Коломбина, голая, глядит вместе со своим любовником в этот серый, словно роза, воздух.

        Фро ле пар ле зомбр де мер
        Сюр лерб у лю жур секстеню
        Ларлекин се миз ню
        Э дан летан мир сон кор

        Ан шарлатан крепюскюлер
        Вант ле тур ке лон ва фер
        Ле сиель сан тент е констеле
        Дастр паль ком дю ле.

МАРИЯ: Так это и есть оно? По-французски? Ничего не понимаю. О чем это?

КИБАЛЬЧИЧ: О нашей любви.

        Эян декроше ум этоле
        Иль ля мани а бра тендю
        Танди ке де пис ан пендю
        Сон а мизюр ле камбле

        Лавель бере ан анфон
        Ла бишь пас авек се фаон
        Ле па ретард дан эр трист...

МАРИЯ: Смотри, трамвай.

КИБАЛЬЧИЧ (смотрит): Как будто кровавая мокрая большая капля, льющаяся под дождем.

МАРИЯ: А люди смотрят на нас, запрокинув головы, со дна улицы.

пауза

КИБАЛЬЧИЧ: Я знаю этих людей. Сейчас они поднимутся к нам.

МАРИЯ: Зачем?

КИБАЛЬЧИЧ: За мной.

МАРИЯ: За тобой, а кто ты?

КИБАЛЬЧИЧ: Я-то?

МАРИЯ: Ты-то.

КИБАЛЬЧИЧ: Я это я.

пауза

МАРИЯ: Когда ты уйдешь, меня перевезут в другую страну, тоже на берегу моря, и там тоже будет дождь, и печальная лошадка, и акробаты, словно в медленном прыжке, будут под дождем подниматься к моему окну.

КИБАЛЬЧИЧ: Я вернусь.


III

Дворик, дерево с - словно на Венере - синими листьями, МАРИЯ, АРТО.

МАРИЯ: Не пей дождь.

АРТО: А что?

МАРИЯ: А то.

АРТО: А то что то?

МАРИЯ Захлебнешься.

пауза

АРТО: А я не пью.

МАРИЯ: Пьешь.

АРТО: А я пить хочу. И буду пить.

МАРИЯ: А и пей.

КИБАЛЬЧИЧ, входит во двор.

КИБАЛЬЧИЧ: Ты где была?

МАРИЯ: Ты посмотри, кого я привела. Я его в порту нашла. Все бегут, а он вот, представь, приехал.

АРТО: Из Африки.

КИБАЛЬЧИЧ: Африки? Что он делал в Африке?

пауза

АРТО: Я был в Африке в сумасшедшем доме у моего друга, одного врача. Он лечил меня электрическими разрядами. После меня освободили немцы. У немцев это называется новое платье. Тебя обматывают электрическим проводом, как корабль, утопив его в твое тело. Когда в сумасшедший дом ко мне приехал Поль Элюар, я сказал ему: "Помнишь, как тебя убили, а ты кричал, что хочешь спасти меня?" - А он мне сказал, что не помнит этого.

пауза

КИБАЛЬЧИЧ: Не пей дождь.

МАРИЯ: Это ты кому?

КИБАЛЬЧИЧ: Ему.

МАРИЯ: Оставь его. Может быть, он хочет захлебнуться дождем и превратиться в воздушный пар.

КИБАЛЬЧИЧ: Я искал тебя.

пауза

АРТО (Кибальчичу): Я забыл, как тебя зовут.

МАРИЯ: Его зовут Кибальчич.

АРТО: Кибаль-чиж?

КИБАЛЬЧИЧ: Нет.

АРТО: Как нет?

КИБАЛЬЧИЧ: Потому что надо - чич.

АРТО: Чик?

МАРИЯ (смеясь): Чирик.

АРТО: Кибаль-чирик?

КИБАЛЬЧИЧ: Называй меня, как хочешь.

пауза

МАРИЯ: Я в театре была. (пауза) И играли очаровательную пьесу, кажется, в стихах, а потом народ полез на сцену обнимать актеров, а я спать хочу, легла между декорациями и сплю, а там шумят, пьянка, а мне дела нет, дремлю, темно, а молоденькая девочка, вполпьяна, на сцене курит, я ее дыхание слышу, актер-старик, прикуривает у ней, а я слышу третье дыхание...

КИБАЛЬЧИЧ: Что ты делала в порту?

МАРИЯ: Я смотрела корабли. Помнишь,

        И плыли, и пели...

АРТО: Неужели вы поплывете на кораблях, как я? Я видел, люди падали с них в океан, но взмывали вверх, воздух, как вода, разрывал им грудь, как будто земля и небо вывернулись наизнанку.

пауза

МАРИЯ: А ты можешь превратить море в небо?

АРТО: Могу.

МАРИЯ: А как?

АРТО: А ты поможешь?

МАРИЯ: А и помогу. Горе.

АРТО: Гора

МАРИЯ: Нора

АРТО: Нога

МАРИЯ: Нега

АРТО:Негр.

МАРИЯ: Небр.

АРТО: Что это за слово, небр?

МАРИЯ: А я его выдумала.

пауза

КИБАЛЬЧИЧ: Куда нам плыть? (пауза) Мы не поплывем, мы взлетим. Ведь в пустоте неба тоже может быть какая-нибудь земля, в которую бегут - взлетев, - из этого мира.

Исчезают в воздухе.

АРТО (один): А как же я? Или я, у этого чужого на моей родине дерева, с синими, словно на Венере, листьями... сам как лист, не могу подняться в воздух вслед за этими людьми? Кто, чей, - словно человеческое эхо - голос останется здесь со мной?

МАРИЯ I, МАРИЯ II, невидимые.

МАРИЯ I: Мой голос. МАРИЯ II: Голос моей сестры.




© Ростислав Клубков, 2019-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2019-2024.
Орфография и пунктуация авторские.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность