Когда, сбиваясь с такта, память
начнёт перебирать по нотам
неспетых песен отголоски,
им отзовётся тихий голос.
Когда протянутые руки
пройдут сквозь призраки былого
и возвратятся одиноко,
куда их деть, что делать с ними?
Когда поблекнут буквы писем,
которых мы не написали,
на жёлтой выцветшей бумаге
проступит белый иероглиф.
Тогда подумаешь, как долго
живёшь, себя не понимая,
замрёшь растерянно в начале
где жизнь ещё не начиналась.
2.
Детства золотушного крупинки.
Жизни утекающей песок.
Память ворошит судьбы картинки.
Мать. Отец. Заката поясок.
Примус. Перешитые одёжки.
Очередь за хлебом. Самокат.
Сталин отовсюду. Нудь зубрёжки.
К валенкам снегурки. Рафинад.
Жвачки ещё нет. Зато макуха.
Запах хлеба с первым огурцом.
Бабушкины сказки. В банке муха.
Банный день. Тарелка с холодцом.
Страхи ночью. Детской плоти мленье.
Третья полка в поезде. Хамса.
Ожиданье щучьего веленья.
Девочки манящая коса.
Сбор макулатуры. Брат в матроске.
Скарлатина. Сорок. Ночь в бреду.
Золотого детства отголоски.
Бедный рай, затерянный в аду.
3.
Что помнится? А что, скажи, не помнится,
да не даёт себя припоминать?
Попробуешь - краснеет память-скромница
и начинает дурочку валять.
Но тяжело ей знанье это тайное,
и на роток накинутый платок
не может спрятать ни словцо случайное
некстати, ни нервический смешок,
ни вспышку красноречия молчания,
ни мысли вдруг оборванную нить.
На волю рвётся тайное звучание,
как шило, что в мешке не утаить,
ночным кошмаром, болью загрудинною,
дурацкой ссорой с тем, кто ближе всех,
какой-то тягомотиной мякинною,
то курам на смех, то вводя во грех.
Душа трещит яичною скорлупкою.
Что было первым - курица, яйцо?
Как под мечом не рвётся нитка хрупкая,
когда посмотришь памяти в лицо?
4.
Память морочит душу, водит по кругу, нычит,
хнычет и хорохорится, что-то своё талдычит,
на голубом глазу врёт, не моргнувши глазом,
из стёршихся колод раскладывает пасьянсы,
подбивает бабки, рассчитывает балансы,
начинает сначала, ум заходит за разум.
Припоминаешь то, а вспоминается это,
стрелка компаса упирается в стороны света
раз за разом, а то и во все четыре разом,
сводишь концы с концами, нитка памяти рвётся,
завязываешь узелками дорогу канатоходца
между было и будет, между прозреньем и сглазом.
Говоришь с теми, кого давно уже нету,
веришь в смешные приметы, подбрасываешь монету,
но она не ложится в ладонь ни орлом, ни решкой,
заглядываешь в зеркало, надеясь в нём отразиться,
чтоб на руке сидела свободная Синяя Птица,
а оно глядит на тебя с ехидной усмешкой.
Собираешь себя по осколку, по капле, по крошке,
виснешь на проносящейся с грохотом жизни подножке,
ищешь росток, упираешься в муть метастаза,
уже умираешь ... но вдруг обернёшься - рядом,
ни слова не говоря, светясь сквозь молчание взглядом,
память сидит, улыбаясь, спокойна и зеленоглаза.
Налево восток, направо запад.
Налево запад, направо восток.
Это как посмотреть.
Смерти ухмылка. Приторный запах.
Душ с небеси шепоток.
Нынче. Вчера. И впредь.
В раю к обеду миро и манна.
В аду сам чертям на обед.
Куда попадёшь.
А здесь хлопочет у печки мама.
Розов закат. Серебрист рассвет.
Бодро топочет ёж.
Сверху небо. Снизу земля.
Как ни скажи, ты прав -
нет, так поправит крот.
Кронами вниз растут тополя
с той стороны трав.
С этой наоборот.
Дожди-пилигримы идут в небеса.
В реку впадает, шурша, откос.
Между пальцев песок.
Под утро на листьях стоит роса
прозрачными каплями слёз.
Жизнь холодит висок.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]