Мумия винограда - это изюм, изюм,
эхо у водопада, будто Дюран-Дюран,
мальчик за ноутбуком весь преисполнен "Doom",
ну, а Господь, по слухам, не выполняет план.
Прямо из секонд-хенда вваливается год,
вот и любовь - аренда, птичьи мои права,
прапорщик бородатый вспомнился анекдот,
лезвие бреет дважды - это "Нева-Нева".
Старый почтовый ящик, соросовский ленд-лиз
для мертвецов входящих и исходящих из
снежного полумрака этих ночных минут,
Что ты глядишь, собака? Трафик тебя зовут.
Длинная лапка у божьей коровки,
я поднимаюсь по ней без страховки,
цельную вечность готовился взлет,
слышу, как божья коровка поет:
"Крайний человечек, полети на небо,
дам тебе за это неразменный грошик,
две бутылки водки и осьмушку хлеба,
зажигалку "Zippo", сигарет хороших.
Полети на небо к своему прорабу,
поинтересуйся: "Как вы тут живете?",
дам тебе за это - надувную бабу,
"Робинзона Крузо" в твердом переплете.
В память о полете, красные коровки
будут плавать брассом, бегать стометровки,
белые коровки в память о России,
сочинят поэму для коровок синих.
Мы своих артистов и своих ученых
выдавим по капле из коровок черных.
На земле у счастья - никакого шанса,
улетай на небо и не возвращайся!"
Вязнет колокол, мерзнет звонарь,
воздух - в красных прожилках янтарь,
подарите мне эту камею
и проденьте цыганскую нить,
я не знаю, по ком мне звонить,
и молчать по тебе не умею.
Пусть на этой камее - живут,
и за стенкой стучит "Ундервуд",
пусть на ней зацветает картофель,
и готовит малиновый грог -
так похожий на женщину Бог,
на любимую женщину в профиль.
Меня втаскивали волоком,
говорили: иначе - смерть,
будто я - царь Колокол,
а внутри меня - колокольчик Смерд,
а внутри меня - Самурай вода,
желтый город Владивосток,
в дирижерских палочках там еда,
на плечах собачий платок.
Стынет рисовый шарик - опять луна,
поменяйте это меню,
почему в нем жизнь до сих пор - одна?
Нет, я повара не виню.
И отныне присно, в твоих веках
дребезжит мобильное зло,
вся в чешуйках черных и номерках:
золотая рыбка, алло!
Колокольчик Смерд, записной фагот,
медных камешков полон рот.
А меня переправят на берег тот,
переплавят на берег тот.
Николай Васильевич Голем
сочиняет еврейский horror,
в перерывах гуляет голым,
накрахмаленный, будто повар.
Скажет: "Пр-р" - замирает Прага -
перепуганная коняга,
он ведет ее под уздцы.
Карлов мост на краю бокала,
для туристов (от папы Карла) -
деревянные мертвецы.
Николай Васильевич Голем,
воздух шахматным пахнет полем,
и за что не возьмись - беги!
Здесь у каждой второй нимфетки
черно-белые яйцеклетки,
скороходные сапоги.
Махаралю на дискотеке
золотые поднимет веки,
папиросу набьет "травой",
и раввин в конопляном дыме
мне на лбу начертает имя
и прочтет по слогам: "Жи-вой".
Монмартр, Mon Апрель, Mon Май -
на бирках весны - Китай,
французский идет мужчина,
в промежности: "Made in China".
Бессмертие - не вопрос,
лобзаю тебя в кювет,
и мой темнофор подрос,
и твой свежевыжат свет.
Преодолев сверхзвук,
зайду в овощной бутик:
в корзинах - латук: тук-тук,
на кассе - шахид: тик-тик.
2.
Загружаю в себя: охренительный вирус:
СПИД весенний Париж,
дремлет в Лувре папирус
и во тьме обнимает мамирус.
Эти эндшпили крыш,
удлиненные тени натурщиц подобны зевоте,
и гусары молчат в анекдоте.
Загружаю в себя кальвадос,
пахнет яблоком эта невинность,
а бессмертие - нет, не вопрос,
запотевшие windows.
В них быкующий Зевс - брадобрей,
луврианец наверно,
перекресток миров, и парижский еврей,
не спеша, переходит на евро.
Сергей Слепухин: "Как ты там, Санёк?"[Памяти трёх Александров: Павлова, Петрушкина, Брятова. / Имя "Александр" вызывает ощущение чего-то красивого, величественного, мужественного...]Владимир Кречетов: Откуда ноги растут[...Вот так какие-то, на первый взгляд, незначительные события, даже, может быть, вполне дурацкие, способны повлиять на нашу судьбу.]Виктор Хатеновский: В прифронтовых изгибах[Прокарантинив жизнь в Электростали, / С больной душой рассорившись, давно / Вы обо мне - и думать перестали... / Вы, дверь закрыв, захлопнули окно...]Сергей Кривонос: И тихо светит мамино окошко...[Я в мысли погружался, как в трясину, / Я возвращал былые озаренья. / Мои печали все отголосили, / Воскресли все мои стихотворенья...]Бат Ноах: Бескрылое точка ком[Я всё шепчу: "сойду-ка я с ума"; / Об Небо бьётся, стать тревожась ближе, / Себя предчувствуя - ты посмотри! - наша зима / Красными лапками по мокрой...]Алексей Смирнов: Внутренние резервы: и Зимняя притча: Два рассказа[Стекло изрядно замерзло, и бородатая рожа обозначилась фрагментарно. Она качалась, заключенная то ли в бороду, то ли в маску. Дед Мороз махал рукавицами...]Катерина Груздева-Трамич: Слово ветерану труда, дочери "вольного доктора"[Пора написать хоть что-нибудь, что знаю о предках, а то не будет меня, и след совсем затеряется. И знаю-то я очень мало...]Андрей Бикетов: О своем, о женщинах, о судьбах[Тебя нежно трогает под лампой ночной неон, / И ветер стальной, неспешный несет спасенье, / Не выходи после двенадцати на балкон - / Там тени!]Леонид Яковлев: Бог не подвинется[жизнь на этой планете смертельно опасна / впрочем неудивительно / ведь создана тем кто вражду положил / и прахом питаться рекомендовал]Марк Шехтман: Адам и Ева в Аду[Душа как первый снег, как недотрога, / Как девушка, пришедшая во тьму, - / Такая, что захочется быть богом / И рядом засветиться самому...]