Лигейя. Я и дымный полдень.
Моря гладит гладь свет.
И чьи-то кости под дождем
Зовут своего Овидия.
Больше никто не нужен.
Буду вечно смотреть на тебя.
Ты не истина и не тайна.
Ты - Вселенная со всеми мирами.
Война или мир,
Свет или тьма -
Таких вопросов для
Меня
Нет:
Желтое и фиолетовое,
Белые квадраты стены,
Тени мечутся
И черные фигуры искажаются
В свете софитов.
Ты Лигейя. Плоскость стала пространством.
У сумасшедшего Босха разорван глаз,
И в зрачке живет смерть.
Эшером вывернут мир наизнанку,
И черные скорпионы ползают по лицу.
Если я придумал не только
Это движение кисти и этот вечер,
Но и тебя, все равно
Это ничего не меняет.
Ибо серый Новосибирск
И цветущие джунгли Индокитая,
Твоя ни на что не похожая улыбка
И провалившийся глаз 22-го декабря,
Скорчившийся на кровати мальчик,
40-я симфония Моцарта,
Огромный американский закат во всю стену,
Чашка чая и кто-то смотрит в сторону,
Потные носки на хрестоматии по римской литературе
И классическая
композиция кадра -
Это всего лишь было. Теперь
Этого нет. Прошлое
Ушло, настоящее - математическая прямая -
Нулевая грань между тем,
Что кончилось, и тем,
Что еще не начиналось.
Ограбить ювелирный магазин,
Лечь спать,
Учить греческие парадигмы
Или съесть три стандарта таблеток,
Которые навсегда успокоят
Бьющееся сердце и головную боль -
Выбор равноценен.
Костлявая лошадь, кусок мостовой,
Выхваченный прожектором из черного
дождя, гулкие шаги и чье-то дыхание,
Голоса - что-то о событиях в Польше,
Толпы людей в ТЦ,
Дома - "История КПСС" и Шнитке,
Несколько бутылок пива, черепа на стене,
Пьянствуют за стеной, позвоночник
Мысли гнется с трудом, вскипает
Солярис бредовых видений, багровые склеры
Закрыты дверьми фиолетовых век,
Болит тело и взгляд, подушка медленно
Разгорается и -
Назад,
По тормозам! Дай бог,
Проскочим и этот день!
И вот уже выпит чай с халвой,
Можно лечь спать, с утра
Немного позаниматься йогой,
Потом - в Универ faire mes etudes.
И как будто заело пластинку с лютневой музыкой
Снова поскользнуться по дороге.
Мне приснилось, что ты умерла
Я проснулся с раздавленным сердцем
Улицы были пусты как огонь
Сердцебиенья тоннель словно голос
Падала ночь сквозь жестокий снег
Бледность на черной кушетке простерта
Рука - листопад. Скажи, почему
Тени деревьев в ночи бесконечны?
... И ты поймешь, что это не то,
что называют любовью.
Это - краткая остановка
на автозаправочной станции,
отражение скул в черноте стекла
(вместо глаз - глубокие ямы)
это - улыбка на вечную память,
чемодан, в который нечего положить.
Словно выходишь из дому утром,
растворяясь в рассвете и счастье,
и кажется удивительным чудом
способность дышать и видеть;
словно бродишь по улицам ночью
в снегопадном глубоком молчании,
наполняясь молчаньем и счастьем,
запрокинув голову вверх.
Это - жизнь перед самоубийством.
Слово, в которое нечего положить.
Сергей Петров: Эпидемия[Любая эпидемия, как и война, застаёт людей врасплох и пробуждает самые низменные инстинкты. Так получилось и в этот раз: холеру встретили испуганные,...]Белла Верникова: Композитор-авангардист Артур Лурье[В 1914 г. в Петербурге вышел манифест русских футуристов, синтетически объединивший модернистские поиски в литературе, живописи и музыке - "Мы и Запад...]Михаил Фельдман (1952 – 1988): Дерево тёмного лика[мой пейзаж / это дерево тёмного лика / это сонное облако / скрывшее звёзды / и усталые руки / и закрытая книга]Татьяна Щербанова: Стихотворения[На этом олимпе сидят золотые тельцы, / сосущие млеко из звездно-зернистой дороги, / их путь устилают сраженные единороги, / Гомеровы боги и даже...]Питер Джаггс: Три рассказа из книги "От бомжа до бабочки"[Сборник рассказов "От бомжа до бабочки", по мнению многих, является лучшей книгой о Паттайе. Он включает двадцать пять историй от первого лица, рассказанных...]Сергей Сутулов-Катеринич: Попытка number 3, или Верстальщица судьбы[дозволь спросонья преклонить главу / к твоим коленям, муза-хохотунья, / верстальщица, волшебница, шалунья, / сразившая зануду-школяра / метафорой...]Роман Смирнов: Следующая станция[Века уходят, астроном, / когда ты ходишь в гастроном, / но столько чая в пятизвёздном, / и столько хлеба в остальном...]Сергей Слепухин: Карантин[Ах, огненная гусеница вербы, / Накаливанья нить пушистой лампы, / Светильник в старом храме изваяний / В конце пути - там где-то, где-то там...]
