|
НЕ СМЕРТЕЛЬНО
КАРТОЧКИ
*
Спектакль окончен. Клоун пудру стёр
и, взяв пальто, ушел в кабак с актрисой.
Но где-то есть ещё один актер,
он тенью притаился за кулисой.
Я пьесу написал. Возьми, прочти.
И, может, разберешься, в чем тут дело.
Я в этом новичок. Ну, да. Прости,
коль вышло пошло или неумело.
Разобранная сцена. Грязный пол.
Пустынный зал. Не сыгранная труппа.
Но лучше так, чем золотой обол
из пасти выковыривать у трупа.
Да, лучше так, чем в вареве идей,
две чёрных стрелки сталкивая лбами,
угрюмо пережёвывать людей,
в ночи, как рыба, шевеля губами.
_^_
*
Японский хин твердит, что мир - есть сон.
"Всё прочее, - он лает, - просто частность".
Боюсь, я недостаточно силён,
чтоб отрицать свою к нему причастность.
То, чем я занят, мой японский друг,
забавнее, чем разведенье рыбок,
нелепый способ вместо всех наук
ценить нагромождение ошибок.
Склонившись над столом, тетрадный лист
я заполняю некой формой бреда,
и в этом я такой же фаталист,
как зуб, растущий в пасти людоеда...
_^_
*
Блестит от пота выгнутый живот,
и стиснутые пальцы горячей
горящих сучьев. Выедает пот
глаза Дракону на твоём плече.
Клубок волос шевелится в руке.
Дракон свирепо смотрит на меня.
На потном, гладко выбритом лобке
сплетают кольца языки огня.
Удар... Ещё удар... Глубокий вдох
и выдох... Дрожь... Паденье в пустоту...
Издохла страсть. Дракон твой тоже сдох,
став частью заурядного тату.
_^_
*
Смерть не водица, жизнь - не кока-кола.
Настала ночь. Окончены забавы.
Всё тихо. Только челюсть дырокола
обугленными щелкает зубами.
Есть верные приметы пораженья.
Я весь - сосуд для зрелости и злости,
который в вертикальном положеньи
уже лет восемь держат только кости.
Я пью коньяк. В окне - дождя завеса.
Коньяк глотая, я гляжу наружу
и думаю о том, что и железо
при переплавке оставляет лужу.
_^_
*
Исходит паром чайник на плите.
Изнанка век сочится жаркой влагой.
И градусник мерцает в темноте,
торча из тела бутафорской шпагой.
Стеклянный корпус. А под ним, вот тут,
похожая на крошечную воблу,
как бы в реторте, серебрится ртуть,
каким-то гадом втиснутая в колбу.
Проснувшись ночью, я сижу во тьме...
Гудит машина. Где-то ходят люди...
Торчит луна кровавая в окне,
как голова Крестителя на блюде.
_^_
*
Струится дымкой вечера силлаба.
Над ней мой дух растерянно моргает.
Спиртное духу помогает слабо.
Верней, оно совсем не помогает.
Стоят столбы в нарядах подвенечных.
Фонарь бросает ржавый свет на клумбы.
И ночь вбивает бронзовый подсвечник
в бараний череп пластиковой тумбы...
_^_
*
Под желтый луч я подставляю лист...
(Поступок мал, но требует отваги.)
Пока я в темноте, мой разум чист
и бел, как свежий лист фотобумаги.
Неяркий луч, пробив тоску и бред,
на тонком слое вдруг запечатлеет
неясный силуэт. А включишь свет -
изображенье мигом почернеет.
Засветится. И я, подстать ему,
осознавая странность положенья,
предпочитаю пялиться во тьму.
Иначе не сберечь изображенья.
_^_
*
На сумрачном исходе средних лет
еще скрывает тела тетрапак
перебродивший сок. (Так скудный свет
упрятан в лампы жестяной колпак.)
На одеяле - сжатая рука.
На тумбочке - мобильник и очки.
Во тьме два ярко-красных огонька
мерцают, как звериные зрачки...
Жрец пышет дымом, отходя ко сну.
Нестойкий дым окуривает жесть.
И мраморную бедер белизну
с изнанки покрывает волчья шерсть.
_^_
*
Снег шёл весь день, весь вечер, превратив
мир за окном в апофеоз распада.
Газета - это снимок снегопада,
точней, его кошмарный негатив.
Шуршат страницы. Шелестит халат.
Лапша "мивина" сохнет на тарелке.
При взгляде на окошко циферблат
в растерянности стискивает стрелки.
В газете пишут, что реальность - сон,
что чувства в небо улетают клином,
что сердце - только мёртвый эмбрион,
парящий в банке с жидким формалином...
Смотрю в окно. В окне метут снега.
Ночь не проходит. Циферблат в смятеньи.
И кожа серебрится, как фольга...
Но это, слава Богу, не смертельно.
_^_
2007-2008
ОТКРЫТКА НА РОЖДЕСТВО
Младенец заворочался во сне...
Ей стало грустно вдруг, и в этой грусти
подумалось: как ненасытен снег,
как он обилен в этом захолустье.
Но мальчик спал, вдали вещей, людей,
не будучи их взглядами уколот.
Снег бушевал снаружи, и лютей
час от часу там становился холод.
А здесь, внутри, незримый дух родства
питал теплом и светом, как аорта,
и с тихим гулом в печку шли дрова,
чтоб обеспечить видимость комфорта.
Темнело. По углам валялся хлам:
соломы тюк, какие-то вещицы...
Всё тихо. Но постой... Да кто же там?
Кто в нашу дверь негромко так стучится?
Иосиф встал. Неспешно отпер дверь
(в углу спросонок всполошились куры)
и, близоруко щурясь, разглядел
в дверном проеме три больших фигуры.
"Кто вы такие? Что?... Да кто же вы?..."
Вокруг клубилась снежная морока.
Он повернулся: "Говорят, волхвы.
Пришли сюда откуда-то с Востока"...
Пахнуло ветром. В печке щелкнул хлам,
и вспыхнула подгнившая солома.
И дрожью пробежала по телам
гостей вошедших теплая истома...
Дров не осталось. Сняв топор с гвоздя,
Иосиф встал, вздохнул: "Сейчас, оденусь..."
И что-то там набросил на себя.
В яслях тревожно засопел младенец.
Лучина догорела, и вконец
сгорев, внезапно вспыхнула по новой.
Огонь ее смотрелся, как венец.
Что за венец? Как будто бы терновый?...
Нет, показалось. На лице её
печальная улыбка стала горькой.
Она с коленей убрала шитье,
случайно руку уколов иголкой.
С одежд вошедших капала вода.
И капля крови на ее ладони
здесь, в полутьме, блестела, как звезда
на сумрачном, тревожном небосклоне.
2006
_^_
* * *
Ох, эти поезда метро. Тысячи анаконд.
Наркота, вытекающая из разбитых ампул.
Накопительный фонд
сомнамбул.
Миллионы в день, убежав от быта,
в адское жерло шагают маршем.
Мясорубка небытия забита
человеческим фаршем.
Люди стоят - напряженно, неловко,
сплошным частоколом сухой травы.
Поезд останавливается, но память об остановках
рассасывается, как швы.
Ничего не остается, кроме оглушающей немоты.
Толпы двойников на подземных стогнах.
Кроме раздробленной пустоты,
проносящейся в черных окнах.
Конечная... Снова... Дьявольские качели.
Мир - не красавец с журнальным лоском,
а вот этот стоглазый, удлиненный череп
со смятым мозгом.
2006
_^_
|
© Ренат Гильфанов, 2006-2025.
© Сетевая Словесность, 2009-2025.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
