1. Запах листвы и гнили,
осень бурлит кальвадосом,
и, подпростыв, гундосит,
слёзы льёт крокодильи...
дует в рожк'и берёсты
сиплый свинцовый ветер,
плачет не юный вертер,
с ним - облака-переростки:
перья неровных линий
в небе висят - невесомы,
игреком - хромосомы,
кольцами - кундалини...
мир застывает томно
стомиллиардным бликом,
стоит его окликнуть
перед зимой бездонной?
2. Калиновский разрез и ягодная плоть
в моих руках - краснеющей брусникой,
нить паука, ведущая в дупло,
а рядом - ёж шиповниковых игл...
собачий рай - розарий, шорох птиц,
в повидле берега - сплошные опечатки,
оступишься - края пустых страниц
заселят мимолётно вопли чайки,
калиновый разрез, размазан горизонт,
вползает черепахою болото,
но дёрнет воздух молодой осот,
как пух спорхнёт душа в предчувствии чего-то...
"Знаешь, а всем на тебя наплевать.
Не кантовать тебя, не ницшевать."
(Елена Зейферт. "Антилюбовная лирика")
...и что же особенного было в тебе?
Райские кущи в низу живота,
Или робкой наивности - сломанный побег?
Убеждение неколебимое, что ты - это Та,
О которой романтикам грезится по ночам?
Орхидея - редкий и дикий цветок?
Ребро Адама. Нежная шея у его плеча,
С ним вместе навечно и не страшен никто...
А он забывал о ней, погружаясь во тьму
Игр сознания и мутных дорожек сна,
Её экзотичность быстро наскучила ему,
Хотя и непросто было послать её нах...
Она не верила, думала - минутная блажь,
Что любовь не проходит вот так, за час,
А он считал глупым её "бла-бла-бла"
И было утро, и другая у его плеча...
Она долго выстраивала себя внутри,
Обрастала панцирем ненужных лет,
Пока однажды не сказала себе - "Смотри,
Ты одна, но Адама как не было, так и нет...
Дым его сигарет растаял в темной дали,
Умолкла музыка, группа ушла в турне,
Разбились блюдца, самолёты, умер солист,
Адам твой - пустота, он где-то там, вовне,
Не пора ли начать с чистого листа?"
Знаешь, а всем на тебя наплевать:
Некому кантовать тебя и ницшевать.
хрустящий момент недозволенных истин,
деление клеток, вкус целого плода
накроет туман - выдающийся мистик:
ан яблок-то нет! сад до боли обглодан...
густой сердцевины порочные капли
по пальцам ветвей протекают беззвучно,
а кожа румяная спелого apfel
горчит на губах этой чертовой сучки...
заветренный закат - в зарёванные губы
кусочком постного земного пирога,
подайте нищим - всё, и каждый рваный рубль
согреет сердце злейшего врага...
отдайте жизнь за синь лесов-предгорий,
индиго васильков и фиолет чернил,
в заоблачной стране, где за морями горя,
зарёванный закат -
...стряхнуть дождями стаи комаров,
накрыть собой дремотные поляны,
кружить туманом, сладко-конопляным,
над спящим лесом, тишину вспоров.
глазастую звезду и колокольню храма
призвать к расколу, отжигая гжель
в цвет колокольчиков; как мутно на душе,
где грешный сбой божественной программы:
война миров и вечности покой,
судьбы простой - затейливый сюжет...
в конце тоннеля - чистый свет,
и занавес вначале скучной драмы.
никто не заплачет, когда нас не будет
и небо не рухнёт
слезами на землю,
и ветви берез не сплетутся как руки
в бессвязной молитве: Куда же вы, дети?
вы, видно, Отца своего позабыли?
но им не ответит ни северный ветер,
ни серое утро, ни блёклое солнце...
никто не заплачет...
и пригоршней пыли,
сухой и холодной, наш прах обернётся,
но страха не будет...
никто не заплачет...
подшёрсток леса - мокрая трава,
рожающая ночью первоцветы,
шум ветряков, похожий на слова:
mein lieber, где ты, где ты, где ты?
дом пряничный из облака растет
и манит гензель-гретель леденцово,
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]