Спит в горлышке кукушки
Уставший часовой...
Фонарь из черепушки
С кровавинкой живой
Оттягивает пальцы
Горит едва-едва...
Зачем неандертальцу
Частичка божества?
Смеется бедный Йорик,
Могильный аксакал,
Но горек, горек, горек
Мерцающий оскал,
Свернулась по глазницам
Нагая пустота,
А слово - только птица,
Летящая с листа.
Но все-таки бубенчик
Звенит из пустоты,
Отращивает птенчик
Рифмучие понты,
Потом по зову крови
Срывается в пике...
И гнездышко готовит
В отпетом черепке.
Неужто осень? На её платке
алеет роза и сверкает иней.
Бахыт Кенжеев
Эй, хозяин! - еще пару литров и столбы доползут до нас,
Пусть закат - золотая бритва - наезжает на лунный глаз.
Ведь стеклянные сны не бьются, с алой розой в седом снегу,
Кто хлебает мороз из блюдца и с улыбкой несет пургу?
Но в улыбке ее чеширской проступает оскал зубов,
Потому что она - транжирка нашей крови и наших слов,
И на ржавых ее надкрыльях, словно мертвая голова
Проступает тоска бессилья, невозможность поджечь дрова
Наших душ отсыревших... Это - безнадежная тайна сна,
Пусть луна растет для поэта, и поэт говорит "луна",
Между ними не выбить искру, за которой ревёт пожар,
Остается достать канистру и плеснуть на промерзший шар.
Но сначала - плеснём-ка в кружку огнедышащего питья,
А потом позовем подружку, у которой в груди - змея,
Рыжий локон, алая роза, ледяная соль тишины...
И, приняв изящную позу, упадем, наконец, с луны!
Осень - облачный бублик, сгрызенный до конца к изумлению публик девочкой без лица. Синяя дырка плачет, крошки не находя, девочка колет пальчик лезвиями дождя. Воет, влезая в щели, лапами морду трёт ветер; тропой Кощея лужи прессует лёд... От леденца окошка до медуницы сна ходит черная кошка, черная тишина. Девочка потеряла губы свои глаза тянет под одеяло, за одеяло, за одеяло, в зыбку... что же запомним мы? - тающую улыбку в белых зубах зимы.
Пора на север - Балтика, прости! - не удержать тебя в своей горсти, соленый город выльется из чаши, я уезжаю - горло напролом, сплошная боль - существованье наше, язык распорот словом-топором... Здесь каждый шорох, каждый поворот, молчанье - порох, вырвется - убьет, моя собака, надо - навсегда! Горит бумага. Падает вода.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
