Красноватый закат догорать не хотел.
Из разбухших дорог вились взбухшие вены.
Словно тромбы, селения занимали печальный удел,
Хохот старых ворон разбивался о древние стены.
Здесь - другая земля. Здесь - ничейный забитый сарай
и изорванный, брошенный в печку учебник.
И живу здесь не я. И не жил никогда.
Здесь живут чьи-то тени. И спящий в кургане кочевник.
Русь святая, еще не закрывшая глаз,
дай мне руку, и мы побежим без оглядки
по седой этой хляби, что вскормила и бросила нас,
за жар-птицей любовью, играющей в вечные прятки.
Не хотел - догорел красноватый закат.
Вот дыхание земли, вот родные потемки...
Осень корчится льдом на дорогах. Вороны кричат.
И чужая зима стелет поле нам первой поземкой.
Повторяю тебя наизусть,
заполняю от края до края
свои кладовые молчания
тобой, как прозрачной
холодной пьянящей водой.
Повторяю, как заклинание
в неизбывном желании рая,
все твои имена и надежды,
все что так мимолётно тобой
было сказано - пролито
быстрой текучей водой.
Задержать мудрено на стремнине
вместе с вечно текущей водой
голос, ставший однажды тобой
для меня в иссушенной пустыне,
но во мне растворившись, отныне
он живет полноводной рекой.
...и ещё пара-тройка историй
кто-то в чёрном прошёл
то ли в чёрном костюме прошёл
то ли ворон над дверью табличку прочёл
хлопнув дверью в прихожую важно вошёл
рассказать пару-тройку историй...
в тех историях юмора нет ни на грош
заблудился там кто-то и подали грош
а гроша ему мало
о как мало ему желтизны пятака
о как много желает присвоить рука
что в тиши в пятипалой глуши кулака
все желанья сжимала
птица вещая застит крылом за окном
солнце падает вниз ворон застит крылом
красно-жёлтые зыби заката
и сюжет продолжает плестись вдалеке
словно линии на злополучной руке
что сжимала монету когда-то
дальше - град-камнепад или что-то ещё
или просто судьбы непомерный мешок
испытанья и громкая слава
и в истории этой права как всегда
путеводная злая святая звезда
и любовь как отрава
...ворон каркнул как мало светила звезда
когда грошик сквозь пальцы летел в никуда
когда просто судьба города и года
а любовь как отрава
ворон вспомнил своё никогда-никогда!
и сюжет отравила любовь навсегда
пару-тройку похожих пришпилив сюда
где любовь как отрава...
Изгиб руки,
и подбородок о ладонь
опёрся, словно лодка о причал...
О как давно
мой голос не звучал
так явственно, являя то, что мне
осталось,
словно старое вино
от солнечных и виноградных дней...
Его испей -
шепчу - его испей,
возможно, для тебя берёг. Но - вру.
Скорей всего
в беспамятстве забыл
в глубоких и безмолвных погребах...
Но вот -
глаза лучатся, и изгиб
руки - как ветвь, где зреет виноград.
Прозрачный
солнцеликий виноград,
что кровь согреет чувственным вином...
Мы - Китай,
Занимающий сушу, и воды, и небо, и сны.
Нас лепи - пластилином ли,
Глиной ли, вязкой смолой...
Мы устали играть
В государства, в историю, в женщин, в мужчин,
Наши глотки иссохли
Тебя выкликать из Богов.
Удивляться устали
Твоей прозорливой руке,
Своим хрупким костям
И своей точно дымка любви.
Мы писали
Две тысячи лет друг другу слова,
Мы искали две тысячи лет
В ближнем ближнего свет...
Если нет ни на йоту
В юдоли земной красоты,
Отчего не велел нам
Уродства всю жизнь вожделеть?
Но иметь - не желать,
А желать - не иметь...
Горстью риса поделится
С каждым Великий Китай.
Мы - Китай,
И мы знаем, что это у нас не отнять.
В моём отражении просто живёт
Тот юный мечтатель, кто ночь напролёт
Выстраивал замки, чинил паруса,
Кто карты, ожившие в книжках отца
Осваивал, точно Колумб всех морей,
И не было стран тех теплей и добрей.
Моё отраженье не может понять
Как может реальность так ранить и лгать,
Как может некнижная жизнь невзначай
Мой флот опрокинуть движеньем плеча
В студёные бездны некнижных морей,
Где слёзы прибоев морских солоней.
И рокот утробный звериной земли
Разбитые в щепки сглотнёт корабли
Песка языками. До лучших времён
Им будут пристанищем дюны и сон...
Я сквозь отраженье смотрю на пески.
Средь дюн я надеюсь увидеть ростки.
И возможно, тайна скрыта в твоём имени.
Тонкой кистью
Мимолётный профиль твой писать.
Проплыву сквозь ночь молчанья -
Только позови меня.
Из едва заметных линий
Силуэт собрать
Попытаюсь незаметно.
Из твоих свобод,
Знаю точно, ни одну на цепь не посадить...
Где в реке твоих желаний
Отыскать мне брод?
Словно в лодочке без вёсел
Мне осталось плыть...
Словно в песенке забытой
Ждать - подскажешь слог.
Точно сон из прошлой жизни
Силясь удержать...
Будто пишешь бесконечный к повести пролог,
С журавлиным пёрышком
Не можешь рук разжать...
Сознаюсь тебе, всегда не любил верлибры.
Близится Новый Год, и это не странно.
Чинность, спускаясь с небес, починяет крыши,
чтобы было тепло, чтобы не занесло, чтобы было, как надо.
Против порядка восстать
и в будильник кинуть подушкой,
встать спозаранку, по новому снегу топать,
встретить того, кого надо, и непременно сегодня,
может быть это тот самый, по-настоящему нужный...
Дотронуться до руки любимой - разве не чудо?
Под Рождество и не такое может случиться.
Смотрим в глаза - интересная там передача,
озвучить рассказом, что в эту зиму нам снится...
...это как в долгой поездке на пересадке -
кинешь взгляд на пейзаж, окруживший поезд.
Он здесь останется - ты повезёшь его дальше,
разве не чудо - теперь полустанков двое...
Жар отоплений центральных
пригрел изнуренное сердце,
муркает кот созвучно моим мотивам.
Грёзы жонглируют: дом, Новый Год, апельсины,
Бродский-поэт, и где-то на периферии,
ты, если ты не против моих иллюзий.
Можешь думать, что хочешь,
но, знаешь ли, я не об этом...
Это в танцах-романсах без визави невозможно.
Летом, таким беспардонно-щебечущим летом,
часто грущу о зимнем, холодном, беззвёздном
небе, слишком открытом, чтоб выйти хотелось из дому,
в форточку глянуть - и то наглотаться до одури воли...
Точь-в-точь как сегодня, где хочется остановиться,
подмять под себя пространство,
осмотреться на поле боя
площадью не более стёганого одеяла...
Сам-свой, руки-ноги на месте, душа болеет,
пусть её кутает-лечит лоскут отстёгнутый неба,
под Новый год, когда небо так слишком открыто.
Открыто и мне и тебе,
убегать не пытайся.
2. Ленивая муза
Хворый быт. Аспирин и простуда.
Хочется легким быть, как капроновый чулок.
О поэте вдруг думается, уехавшем в Петербург отсюда,
стихи писавшем про мышку, лук и чаёк.
Да мало ли что там, о чем думать, не всё ли
равно, когда день, проснулся, а уже - два часа,
в сени солнце лезет, как купчина в сани,
с рожей разгоряченной по морозному дню прокатиться.
Декабрь. Ленивые мысли ползают в голове.
А пусть их ползают - лишь бы не плакали.
Капля по капле - разливаюсь по прошлогодней листве
невоплощенных замыслов. Воплотить!
А надо ли?...
Об одиночестве написать, что ли? Скучно об этом,
не лучше ли о несбыточном чем-то?
Не дожидаясь праздника весны, из клетки здравого смысла
на волю, в болото грез, выпускаю музу, как ленивого бегемота.
Нужно спать. День - к концу, голова - к подушке.
Будут сны, не хуже похода в кино.
Эх, завести бы часы с кукушкой!
Она бы всё рассуждала про время, выглядывая в окно...
3. Верлибр
Как мало снега, много холодов...
В назначенные временем часы
Вливаемся, отчаянно оставив
Мысль о свободе. С севера и с юга
Придут ветра, шепнув нам о прощании,
Которое уже забыть не нам...
В нём жизни больше,
Чем в грядущих встречах,
Ведь время лечит только понарошку,
Дорожку ли засыпав новым снегом,
Залив ли до краёв нам водкой память...
Но жизнь уже никак не излечить.
Она случилась с нами, вот так случай...
Она течёт по жилам тех деревьев,
Плоды которых, терпкие отныне,
Срывать не нам...
Для нас они - отрава.
Мы отравились бывшим сладким ядом
Задолго до крещенских холодов.
Она случилась, втиснув нас во время,
Как в ложе оголтелого Прокруста,
И без голов оставив очень многих,
Желающих над временем подняться.
Желающих идти своей дорогой
Сочувственно оставила без ног...
Она случилась... Так чего ж бояться?
Пугаться ли нам стоит фотоснимка,
Что на столе под треснувшим стеклом?
Чему там улыбается девчонка?
О чём на миг задумался,
Во взгляде стараясь спрятать
Хитрый огонёк?
Случилась жизнь. Случайно, словно в кости,
Играет кто-то очень одарённый,
Поднаторевший лишь в одном искусстве -
Разбрасывать случайные дары...
Случайно, от рожденья и до смерти,
В бессилии и волеизъявлении,
В пороке или святости, в движении
От цели к безрассудству созерцанья
Мы плавимся, как воск в огне желаний.
Из жерла времени лишь памятью о жизни,
Однажды так случайно бывшей с нами,
Мы выльемся на чистый белый лист... 1997 - 2013
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]