МУЗЫКА ВЕТРА
К СТЕКЛУ ОКОННОМУ
ПРИЛЬНИ ЩЕКОЙ НА МИГ...
(о стихах Александра Брятова)
Каждый поэт создает свой собственный мир. Миры бывают разными, как и сами поэты. Мир Александра Брятова - удивительно светлый и гармоничный. Поэт смотрит на окружающее "сквозь выпуклое стеклышко души". Если перечислить названия стихотворений этого автора - "Карельские сосны", "Ночной листопад", "Первый снег" - кто-нибудь может сказать: "А что здесь особенного? Всем знакомые явления!" Нет, не знакомые. Особенные. Другие.
В поэтической вселенной Брятова "ангелы резвятся, словно дети, зажмуривая крылья за спиной", "ласточки крыльями с кленов срезают листву", "уходят в небо облака, как поезда", "и маленький остров, как лодка, отчалив от города, под парусом белым выходит в открытое небо".
Поэт вбирает в себя краски, запахи, звуки и возвращает их нам обновленными, свежими, яркими. В "листокружении" и снегопаде, под "косыми взглядами фонарей" читатели стихов Александра Брятова испытают чистую радость познания и удивления перед чудом "преобразившейся земли".
Мария Огаркова
|
ЭЛЕГИЯ
Ласточки крыльями с кленов срезают листву,
ветер ее переулками пыльными носит.
Стаи колесных, коптя, потянулись в Москву,
будто их жалит за бамперы близкая осень.
Видишь, как лист, в паутину попавший, дрожит -
гладкий, живой еще, теплым дыханьем согретый?..
Вновь, промотав состояние на миражи,
в руки котомку берет насекомое лето.
Вот бы и мне оттолкнуться от бренной земли -
и, приблудившись к призывно курлычущей стае,
двинуть за ним, исчезающим в зыбкой дали,
в Индию Духа крылатый маршрут открывая...
_^_
* * *
Осталась тоненькая кожица
у отрывных календарей.
Прохожих заставляют ежиться
косые взгляды фонарей,
и, мрачной мыслью озабочены,
дворы шлифуют черный лед
шершавым порошком с обочины
шестые сутки напролет,
пока, с диагнозом от Кащенко
и кроманьонским узким лбом,
подстерегая неудачника,
поземка рыщет за углом, -
а в глубине промерзших омутов,
кровавым отблеском горя,
лежит награбленное золото
среди лохмотьев ноября.
_^_
КАРЕЛЬСКИЕ СОСНЫ
Когда мне мир особенно несносен
и колоколом кровь в висках гудит,
я размышляю о терпенье сосен,
корнями раздвигающих гранит.
Великое довольствуется малым:
им все во благо - влага и песок,
и камень, растворясь, питает сок,
текущий по невидимым каналам.
И вся их жизнь - воды круговорот
размеренный, и смерть - не что иное,
как незаметный внешне переход
в другое состояние покоя.
_^_
* * *
Когда облака утомится толочь
в трубе водосточной ненастье,
я выйду из дома в глубокую ночь,
расправив затекшие снасти.
Загружен по палубу палой листвой,
пройду переулком-каналом,
любуясь, как город омыт с головой
волной айвазовского вала,
как бурным теченьем обрывки афиш
уносит в подземную Лету,
пока ты в летучем кораблике спишь
на краешке позднего лета.
_^_
* * *
Уходят в небо облака, как поезда, -
вне расписания с озябшего перрона,
и одинокая безвестная звезда
мерцает в тамбуре последнего вагона.
Лишь ей единственной доверено в ночи
тьму непроглядную рассеивать над миром
и, словно руки распростертые, лучи
с небес протягивать отставшим пассажирам.
К стеклу оконному прильни щекой на миг:
за мутным пятнышком, дыханьем отогретым,
в промерзшем тамбуре печальный проводник
никак не выкурит прощальной сигареты...
_^_
* * *
... а нынешним летом особенно дерзко
мне рожицы корчил бесенок соблазна:
то облако выжмет, срывая поездку,
то бросит грести колеей непролазной.
Как мне надоели его эпатажи!
Смахнуть бы листву со ступенек вокзала -
и за поворотом растаять в пейзаже,
чтоб сердце по стыкам удары сверяло,
чтоб заплесневелой мордовскою ночью
разъездам, по горло заляпанным глиной,
летящих во тьму фонарей многоточья
читать как пространные письма любимой.
_^_
* * *
В незатейливой шляпе из фетра,
в длиннополом плаще из коры
бродит полая музыка ветра,
пробуждая шагами дворы.
Ей осеннею ночью не спится,
грубой палкой стучит, одряхлев,
и, как мокрые черные птицы,
разлетаются ноты с дерев.
До чего бесприютен и бледен
вдохновеньем истерзанный двор,
раздаривший пюпитрам штакетин
заземленного неба минор,
и сквозь мутный стакан политуры
будет дворник разглядывать днем,
как пылают листы партитуры
у бордюра холодным огнем.
_^_
НОЧНОЙ ЛИСТОПАД
Осень рассыпала длинные волосы
над городком без особых примет.
В лужах колышутся желтые полосы
словно хвосты полусонных комет.
В голую стену отчаявшись пялиться,
тусклый фонарь в подворотне обвис.
Стриженых лип узловатые палицы
тонкими пальцами тянутся ввысь,
и, покидая их с легкими думами,
не осознав катастрофы всерьез,
тычутся листья блестящими клювами
в рамы, распухшие за ночь от слез,
в приступе острого листокружения
перешагнув через скользкий карниз,
без сожаленья к своим отражениям
самоубийцами падают вниз.
_^_
* * *
Между средой и четвергом
в остервененье трезвом
жестянщик-ветер за окном
сортировал железо.
Он долго встряхивал листы
пред тем, как шваркнуть оземь,
как будто залпом холостым
шугал из сада осень,
а после жути нагонял
на сонное жилище,
рихтуя мятый матерьял
пудовым кулачищем.
И, припадая на крыло
как раненая птаха,
всю ночь ломилось в дом стекло,
заиндевев от страха.
_^_
* * *
Ерошит листья свежий ветер
у легкомысленного клена.
По переулку бродит вечер,
твоей походкой изумленный.
В отцовской куртке не по росту,
прищурившись, обходит лужи,
неловко курит папироску -
кому такой нелепый нужен,
когда, другими не замечен,
по лопухам из-за сарая
раскосый дождь тебе навстречу
бежит, пути не разбирая!
_^_
* * *
Как жемчуг нот на нитке стана
пленяет сердце скрипача,
так ты волнуешь непрестанно
открытой линией плеча,
когда склоняешься устало
ко сну, невнятно бормоча,
и соль скрипичного ключа
скрипит в уключинах дивана.
_^_
* * *
Буксиры сгрудились в затоне,
надежно скованные льдами.
Пора кормить синиц с ладони
и обжигаться холодами,
пора читать Марселя Пруста,
придвинув кресло к батарее
в пространстве, сдавленном до хруста,
как рыхлый дактиль до хорея,
пока снега без проволочки
заносят город вдохновенно
и мир сжимается до точки,
в которой - центр твоей Вселенной.
_^_
* * *
У весны звенят ключи в кармане.
Распахнули двери сквозняки.
Город, заблудившийся в тумане,
промочил ботинки у реки,
и бормочет что-то отрешенно,
разгребая прошлогодний хлам,
взмахивая, как умалишенный,
рукавами рваными реклам.
_^_
* * *
Мне нравится разглядывать без грусти
сквозь выпуклое стеклышко души,
как осень поджигает захолустье -
а дождь его не в силах затушить,
как бережно раскачивает ветер
батут сырого неба нитяной,
где ангелы резвятся, словно дети,
зажмуривая крылья за спиной.
_^_
* * *
Что за ночь волшебная - каждый лист
шелестит взахлеб на речном наречье,
и лежит, немыслимо серебрист,
узкий лунный луч на твоем предплечье.
А какой на небе переполох!
Видно, Бог споткнулся, неся корзину, -
и собрать рассыпавшийся горох
даже стайке Золушек не под силу.
_^_
НОЧЬ
Я питерской сыростью грежу в ночи:
цедить ее ртуть для меня - что воскреснуть.
Кораблик на шпиле, как пламя свечи,
дежурным огнем озаряет окрестность,
где, неразличима почти с высоты,
сжимается юность шагреневой кожей,
где ветер шутя вырывает зонты
из зябнущих рук мимолетных прохожих,
где тощие кошки лакают впотьмах
из луж электричества бледную россыпь -
я тенью брожу в одиноких дворах,
и время, как эхо, хранит мою поступь.
Лишь там, где пройти парапетом до звезд
останется шаг только сделать, ей-богу,
железной рукою надломленный мост
мне словно шлагбаум отрежет дорогу...
_^_
* * *
Снимая катышки со свитера,
я представляю небо Питера
в таких же грязно-серых катышках,
как валуны на мелях ладожских.
Я вижу смутное свечение,
Невы неверное течение,
ее метанья между сваями
мостов, заезженных трамваями.
Между фасадами дворцовыми
каналы кажутся свинцовыми,
но стоит запрокинуть голову -
свинец перетекает в олово,
которым облако искусственно
к брусчатке площади приплюснуто,
и дождь в глазках дорожных выбоин
как пар из пор гранитных выдавлен,
и я - мостом за скобки вынесен,
петлей изнаночною вывязан.
_^_
* * *
Аптекарский остров, дерев величавое кружево,
огни телевышки шипами вонзаются в небо,
и тусклый фонарь - словно дворник, внезапно разбуженный, -
моргает, не веря в нашествие первого снега.
А снег опускается властно, светло и торжественно
на головы зданий, на голые плечи ограды,
где юная ель с любопытством кокетливой женщины
на редких прохожих глядит осторожно из сада,
а снег осыпает прохожих - на каждого поровну -
так тихо, что слышно, как в правду вплетается небыль,
и маленький остров, как лодка, отчалив от города,
под парусом белым выходит в открытое небо.
_^_
* * *
Косяками диковинной рыбы,
из пучины плывущей на свет,
облаков кистеперые глыбы
собираются в горный хребет
и стопой атмосферного фронта,
как бечевку сырое белье,
прогибают черту горизонта
до критической точки ее,
за которой в библейском масштабе,
как из тигля гремучий состав,
мировые разверзнутся хляби,
каждой твари по полной воздав.
_^_
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Ночью грянет циклон атмосферный
как хазарский набег,
и укутает улицы первый
переливчатый снег
А наутро с восторгом чухонца
будешь щурить глаза
от неистовых бисерин солнца,
расплескавших азарт
по кустам, тротуарам и крышам -
и внезапно поймешь,
что каким-то нелепым и лишним
мельтешеньем живешь,
что, как пыль в саркофаг перламутра,
в бесконечный покой
ничего из слепящего утра
не затянешь с собой.
Не набьет ненадежная память
на дискету свою
этот свет, что не сможешь представить
ни в аду, ни в раю.
_^_
|
