Зачем нас кто-то обманул со снегопадом?
Зачем над садом хлещет музыка надсадом?
Не струны - струи, а ударные по жести -
Дождь барабанит, у него плохие вести,
Что время кончилось, и вместе с ним пропали
Виолончели, лючиоли, нахтигали...
Ночь черная, чего тебе еще?
Чечетка точек, точно на морозе
Сжигаешь спички сумасшедшим Морзе
И думаешь, что этим защищен
От жадного сосущего зрачка
Небытия без края и предела.
О, глупая наивность новичка,
Поверившего, что душа без тела
Дотянется, добьется, достучит...
И прогораешь спичкою в ночи.
Страшен август, имперский месяц,
Лето, брошенное в костер.
С неба спущено столько лестниц,
Что Иакову до сих пор
Не найти ту одну. Но взглядом
Все ступеньки пересчитав,
По касанью поймешь, кто рядом,
По наполненности октав
Догадаешься - кто с тобою
В молчаливый вступает спор.
Все, сдаюсь! - лишь Твоей рабою
Я согласна быть с этих пор.
Лучше быть несчастной, чем никакой.
Лучше - по горлу, чем просто сойти на нет.
Чем нас уносит? - Гераклитовой ли рекой
Или теченьем крови - стеченьем бед?
Знаю, теперь мне прежней никак не стать,
Как не вернуться тому золотому дню.
Старые письма, что ли, перелистать,
Но все остывает - поэтому не храню.
Бумажный кораблик, черной Леты волна,
И никуда не деться от этих рек -
Кто верит словам, тому отольют сполна
Соленой водички, брызжущей из-под век.
Но реки текут. Бывает, текут вспять.
Слезы смахни - и снова кораблик готовь.
Есть все-таки то, чего нам не потерять.
Слово есть Бог. А Бог, говорят, любовь...
Там воздух повторяет очертанья
холмов волшебных и седых олив,
нет ничего в его прозрачной тайне,
чего не знал бы утренний прилив,
еще не позабывший отраженья
колючих звезд и огненных планет.
Бог Гераклита - вечное движенье,
и может быть, другого Бога нет.
И может быть, другого нам не надо,
как этим очарованным холмам,
где дозревают гроздья винограда,
где плеск олив над вечным морем.
Там...
Зимы ждала, ждала природа,
Но снег не выпал наконец...
Два ворона мужского рода
Клюют размоченный свинец,
Шагая бодро вдоль обочин.
В сплошных колдобинах стезя.
И надо помнить, между прочим:
Жизнь - это место, где нельзя...
Художник нам изобразил
Селенье N, машину ЗИЛ,
Она буксует в черноземе,
И рык стоит среди равнин,
И ничего не слышно кроме,
И чернозем как пластилин.
В кювете рыжие бурьяны,
Разнообразный прах жилья -
Бутылки, смятые стаканы,
Ведро без дна, без брюк карманы,
Остатки пригоревшей манны...
Все это родина моя.
В селенье N одна дорога,
А по бокам - селенье N,
Сейчас опять здесь верят в Бога
И ждут, как прежде, перемен.
Все меньше места на погосте,
Все больше замков на грязи...
Зачем же ты приехал в гости,
Зачем ты нам изобразил...
Утром курю на балконе. Рыжеет скверик.
С коркою хлеба в клюве летит ворона.
Улица утром напоминает Терек
Грохотом, что воспевали во время оно.
Утром курю, размышляя о том и этом,
Обрывками мыслей что-то там постигая.
Ну, например, что и осень бывает летом,
Та, прошлогодняя осень была такая.
Утром курю, копчу охладевший воздух.
Даждь мне и днесь, и присно... Одно и то же.
Где-то ворона долбит свой огрызок черствый,
Не все же летать. И этим мы с ней похожи.
Осенью время чем дальше, тем центробежней,
Хронос хрустит охрой, как скорлупою
Выеденных яиц. Улыбаясь прежней
Вечной любви, думаешь - бог с тобою.
Мальчик крылатый, наши сердца - скворешни,
Если пустеют - что тут возьмешь стрельбою?
Кто-нибудь их заселит порою вешней,
Чтобы пропеть про зеленое-голубое.
Ну а теперь здесь осень. Сырой валежник.
Ветер, обученный свисту да и разбою,
То, что стремилось к центру, все центробежней,
И небо, как стрелы, свинцовое и тупое.
Я уже долго живу и не верю в души,
Тем более в их единство. На амальгаме,
Как и в хрусталике, - губы, носы и уши,
А все, что за ними, мы сочинили сами,
Каждый во что горазд. А душа - всего лишь
Поле, что возникает по ходу крови,
Вроде магнитного... Так отчего ж ты ноешь,
Поле мое, с зернами наготове...
Вот уж ноябрь. Гормон, потерявший резвость,
Тихо тоскует в самой последней клетке.
Поле свое перейдя, обретаешь трезвость,
Словно ворона на этой безлистой ветке.
Прохожий на углу, зевая,
Ждет прошлогоднего трамвая,
Но не приходит тот никак.
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая -
Должно, левак.
И вот прохожий, став проезжим,
Уже в кибитке. Ветер свежий,
Как лезвием коснулся щек.
И снегопадом свет процежен,
И переулочки все те же,
Кнут щелк да щелк.
Мелькнула тень за поворотом,
Теперь уж не узнаешь, кто там,
Быть может, Фауст шел в кабак.
Здесь Вертер разминулся с Лоттой...
Ночь облетает позолотой,
И все не так...
Тоска дорожная, густая
Ко мне летит, как птичья стая,
Кошачий в ребрах коготок.
Страницы ветхие листая,
По буковке беру с листа я,
По паре строк.
Скажите мне, что есть в дороге
Такого? - точно в эпилоге
Не свадьба, а дубовый крест.
Трамвай, кибитка... Вот и дроги.
И некому платить налоги.
Конец. Разъезд.
В эти окна и глаза бы не глядели.
Прости, осень, ты ни в чем не виновата.
До апреля проваляться бы в постели,
Заварив себе побольше чаю с мятой.
И гербарий этот пить, задернув шторы.
Холод бродит по неубранной квартире.
На балконе дозревают помидоры...
А не сделать ли сегодня харакири?
Давайте сжигать мосты - и чтоб дотла,
Давайте потом, остыв, считать - зола
Золота долговечней, ценней алмаза,
Давайте от нашей речи оставим фразу
Одну. Давайте с нее начинать букварь,
Ночью ли, днем - достаточно в календарь
Бегло взглянуть - нет чисел, а фраза есть.
В термометре стынет ртуть, а на крыше жесть,
Под веками стынет что-то, что жестче льда -
Такая у нас погода теперь всегда.
Слово владеет миром, а мы собой,
Победа кончается Пирром, а жизнь судьбой.
От всяческих истин, конечно же, прописных
Словарь очистим, и пусть остается в них
Одна только фраза, - ты знаешь ее? - ну вот...
Зачем же сразу подсказывать... Да, пройдет...
О чем мне горевать? - о прошлогоднем снеге ль,
О том, что за спиной ни крыльев, не стены...
Все это ерунда. Гляди - Мужицкий Брейгель
Проходит в стороне, рисуя наши сны.
Опущены поля широкополой шляпы,
Трепещет на ветру, как бабочка, блокнот.
Сейчас он на корабль поднимется по трапу,
И знает лишь Господь, куда он заплывет.
На свадьбу, на войну? - иль к черно-белой птице,
Где потемневший брус, пеньковая петля...
Понять бы, для чего мараем мы страницы,
Понять бы, для чего вращается земля.
Я тоже памятник хочу!
Вдруг захотела...
Подобно летнему лучу
Растает тело,
Поэтому прошу - друзья,
Мне очень надо,
Без памятника мне нельзя...
В ночь снегопада
Слепите памятник мне, чтоб
Всяк молвил - "Ловко!
Такой же стан, такой же лоб
И нос морковкой..."
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
