Море к тебе спешит,
выпрашивает подачки:
фантики, косточки, стаканчики,
отворачиваешься - берёт само.
Море такое зрячее...
Сердце обрывается (не дыши),
добыча воды, оно уплывает дальше
мячиком, полным дыхания,
ему всё равно,
где плавать
со мной
или без меня,
а синяя темнота
распахивается зелёной бабочкой,
размахивает детскими руками,
не разделяя воздуха и воды,
времени и места,
стекла и бархата,
дерева и железа.
Не различая,
где ты,
где не ты.
Где глазные яблоки грустят
в грузном фиолетовом саду
вдруг небесным просквозило сад
и морское медленно ведут
и берётся ниоткуда цвет
изнутри царапается в тьму
за слоями шороха 100 лет
он молчал ни звука никому
излучал частицы глубины
голубел и полубел и жолт
растворялся спрятанный под низ
слава Богу весь он не ушёл
Есть старатель в глубине искусств
как бы в темноте цветущий куст
он колышется сдирает мрак
вдоль и поперёк прибрежный парк
отлучает сочные пласты
массы затаённой пестроты
от тебя и камешек с души
как бы не души себя
пиши
Мастихин и скальпель он берёт
зная где тут вдоль где поперёк
где венецианцы или кто
видит это всё за темнотой
как толпятся в сумраке веков
до того написаны легко
что соединяются бурля
крылья небожителей края
роскоши и гондолы и дожи
корабли
аллеи криптомерий
мир покрывшийся гусиной кожей
наводнение
и где-то сбоку я
Море сушу у нас крадёт,
а потом возвращает сушу,
криво море кирпич кладёт,
строит Землю - все швы наружу.
И оставшаяся гряда
после бури, и новый берег,
ночью выброшенный сюда,
прямо к двери,
открывают иной пейзаж,
говоря о неразрешимом.
На взъерошенный выйти пляж,
перешитый,
по ракушкам и по камням,
окаймляющим, берегущим -
глубина, цунами, война,
утечка кофейной гущи!
Что ни выберешь, всё ущерб,
клокотание недовольства.
День закатывается в щель,
и глядит изнутри вещей
откровенная глубина -
обратная сторона Солнца
медузой своих лучей.
По ракушкам и по камням
мимо нас, мимо -
Необъяснимое Необъяснимо.
И тянешься за ним
по краю моря или огня -
скорее-скорее
обнять
и сделать снимок.
Космоса вода Байкал Венеция
камни перекатывает терпит бедствие
моет наши кости и выплёвывает
кто мы ей
разбирает свет на колбочки и палочки
всё вокруг притягивает и отталкивает
все безостановочные вещи
не имеющие тяжести и адреса
отдаляет приближает ест с ножа
вещи ну совсем уж бестелесные
есть ли они
есть ли их
астронавты спят и вздрагивают
покрывается вода мурашками
космос над каналами и башнями
вон ДартВейдер чёрный гондольер
как венецианский дог ли дож ли
так похожи лицами и кожами
непроглядны до живого дна
там за маской каской ли намордником
спорит тайно чёрное и чёрное
что чернее правда или ложь
что вернее ласка или нож
что скорее в темноте найдёшь
Сколько можно медлить и расслаиваться
слава тебе Венеция
космос слава тебе
бездна Байкалу
свойство камней елей
так обступать так к горлу тебе подкатывать
что наравне великое и проклятое
жажда вокруг и кружит она и жалит она
в общей воде её лучше видней
только пространство дано тебе во спасение
чёрного света бросили и рассеяли
белого света каменный сад планет
Растение достаёт себя из земли
словно линию провели
и бросили на произвол
она развевается струится
течёт через все слои
стебель превращается в ствол
невозможно остановиться
прервать
черту
Земля
полная жил
глядящая в темноту
прошлая моя плоть
Господь
отпускает погулять
всякого голого короля
Карандашом набросан лес
как бы в Ашане валом на вес
мимо летящие ветки берёшь руками
штрихи шевелятся извиваются
забиваются под одежду в карманы
дефекты зрения прочерки туманы
и прочее
уносишь каждого по чуть чуть
Вежды невежды
веришь не веришь
кривой почерк
разбираешь
цепляешься
замираешь
Крив человек прям
присовокупляется к тополям
правоту их разделяет
изгибается побегом ветками листьями
человек золотого сечения на челе роса
вычерчен так помыслен
роздан веткам и парусам
рассыпан пуховыми облаками
проплывает помавает
линии не разрывает
Долгая дорога рвётся
подпрыгивает и останавливается
там где лёд кончается
точки дыры
прочерки вчерашние завтраки
семечки синичьи квартиры
осень запаха
зима мира
хотя не существует прошлого
просятся непритворные подлинные
помятые сточенные послужить ещё
ложатся под ноги
крыльями трепещут
чего же им хочется
о слежавшиеся листья
непреложные крылья старые вещи
превращённые в крошку
мюсли мысли
доступную истину
о туманы каракатицы труды кошенили
корица которой хватит
прилипает к пальцам
чтобы её любили
о сёстры мои братья
вечные искатели
настоящего вкуса
скитальцы
припорошенные пряностями
таинствами позолоченные
вы здесь проходили
вязами ясенями
этим междупрочием
междумирием
проносили корзины пророчеств
космическим мусором насорили
и запах ванили
всеми лёгкими тонкими
всеми лётными перепонками
сосудами сюда и отсюда
ведут деревья люди
отрешиться от плохого и хорошего
сделаться чистой дрожью
сквознячком у входа
пока я не забуду
пока
Рукой находишь лес
легко тебе легко
Он замшевый он весь
в тумане и пуху
легко по кругу он
обходит и когтит
и ты со всех сторон
открыт ему открыт
Легко ему тебе
нашёптывать дышать
пока он серый кот
покой нам с ним покой
его не расшатать
и не расшевелить
он порастает мхом
и лютики в глазах
О лес
О кот
О лев
О нрав
На лапы он встаёт
к июню О июнь
вельвет и мёд и медь
О уберите О
я не могу смотреть
и всё равно смотрю
любовь сильней чем страх
смелей чем жёлтый цвет
О гривы жабры О
тишайшие хвосты
во львах полно всего
да всё у них в руках
все дребезги ума
поджилки немоты
щекотка полусна
полуботинки мха
О всё у них в когтях
и не забыть меня
О шевелюра льва
его еловых лап
то вечер то среда
он севером пропах
огонь его и мех
сияют и горят
его не отключить
он потому и прав
что лев
О незабудки сныть
искрятся как вода
О незабудки сна
О спать
О пить
Опавшие лепестки держатся за руки
сцепляются бортами
падают в золотые заводи
сознания
Озеро пахнущее затхлостью
золотая муха памяти и отвращения
налипая на подмышку изнанку
золотая муха сокращения
коровьей кожи
судорога внезапной дрожи
Добывая цветочный сахар
бабочка вползает в сердце
напивается и валится
лопоча что завтра
не имеет значения
глядя тебе в глаза
глазами астронавта
выпуклыми и круглыми
И выбираешь такой угол зрения
где поспевает сегодняшнее
и ты поспеваешь
пожарить шашлык
и яблоки поспевают
остаться с нами
пока золотая муха жалит
корова лягается
а белая бабочка становится стаей
будущего
Как вода сочится между строк
и разламывает потолок
как росток просовывает нож
и собой расстёгивает ночь
так и происходит а пока
тихо-тихо время отдыхай
время незаметное внутри
то ему отдай то забери
кровь его возвратная бела
словно никогда здесь не была
лес бумажный по спине течёт
лес бумажный весь наперечёт
по крупицам намывает нас
словно GPS или Глонасс
по крупицам намывает всех
узников пробелов и прорех
ставших поселенцами пустот
время бремя многослойный торт
книжка-раскладушка полубог
вышло
будто не было его
Выходишь ты и видишь - полон сад,
вернёшься ты и видишь - дом как лес
растёт и сам себя перерастает,
устало небо лить и нависать,
и полоскать сырыми полосами.
Ты мокнешь и стоишь на метке "здесь",
а сдвинешься - не уловить сетями.
Но всем ветвям назначат адреса,
и каждая травинка сетью станет
ловить своё. Так вязок перевод,
что языкам у воздуха учиться.
Перчатками касаешься всего -
предчувствуя что вот оно случится,
достанешь руку различить где жесть,
где зелен сад живого разговора,
дотронешься до дерева - ты есть...
Под стенами колодца светового
висят и бродят жесты и листва...
Жестоко то что видится жестоким,
и в каждом наждака и в каждом льва...
а кожа лип исполнена родства.
Как лестница спустился с неба тополь,
и топчутся ненужные слова.
День добегает до конца
и царапается: выпускай!
Выгуляю этого пса
среди ночного песка.
Утром берег пойдёт на слом,
но ты ещё в прошлом - рай!
Радуешься вместе с белым псом,
которого не отстирать
от синего цвета прорвы,
достающей до самых гор.
Ищешь море, в которое здорово,
ищешь дорогу вдоль него,
плещется пустота, наступая на пятки,
русалки и разговоры нетрезвые всякие...
Но там у камней, где узлы темнот,
распускается полуночный флот,
и фонарики плавят японский лак
мрака (а был ли мрак?),
изнутри как маки в него горят,
повторяясь где-то в других слоях.
Видишь человеческое Божество,
руки красные в огне, а дальше - ничего,
дальше не дотягивается свеча
искать, читать.
Дальше чернота - тоже свет,
что едва просверкивает,
словно это комната изнутри.
В темноту смотри-не смотри,
ищешь там огни, остальное всё
угадается и тебя спасёт
(комната притягивается к окну
и молится ему).
Темнота нащупывает блик,
и фонарь наполнился им, возник.
Дальше - отрывается и летит
всё, что может произойти.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
