Лада проснулась от негромкого, но методично ввинчивающегося в слуховые органы звонка будильника, сопровождаемого автоматическим включением электрического освещения. В спальне рабынь не было ни одного окна, поэтому переход от абсолютной темноты к ярчайшему свету произошёл настолько неожиданно, насколько только можно себе представить.
"Ну и порядочки у них здесь, - подумала Лада. - Не лучше, наверное, чем в армии".
Ей тут же вспомнились жестокие пробуждения детства, выволакивающие её из уютного, гостеприимного мира снов в боязливую утреннюю реальность, отравленную призраком Детского Садика - этого ненасытного идола, которому родители ежедневно безропотно приносят в жертву своих чад... Но теперь всё было, конечно, по-другому: грядущий день несомненно готовил Ладе кое-что поинтереснее детсадовских будней.
- Сколько времени? - обратилась она к Кимберли без особой надежды на то, что та знает ответ на этот вопрос, ведь часы рабыням не полагались, и даже установленный в их спальне будильник обходился без такой роскоши как циферблат, подчиняясь только дистанционной настройке из комнаты Сергея Михайловича.
Как и следовало ожидать, Кимберли пробурчала что-то невнятное и, вскочив с кровати, как была - голая, в одном ошейнике - побежала к умывальнику чистить зубы. Умывальников в спальне было целых три (по числу максимально допустимых к одновременному содержанию рабынь), и Лада вполне могла бы тоже заняться утренним туалетом. Но, с другой стороны, к чему такая спешка? Разве что-нибудь изменится, если она поваляется в кровати, скажем, ещё минут пятнадцать?
Лада снова прикрыла глаза и, перевернувшись на живот, потёрлась сосками о шершавую простыню. Как и её соседка по комнате, она спала голой: Кимберли сама посоветовала ей перед сном всегда снимать на ночь белую, льняную рубашечку-халатик, чтобы единственная, дозволенная Господином деталь одежды подольше сохраняла свежесть и более-менее приемлемый вид.
Вообще, Кимберли довольно легко пошла на контакт, хотя и нельзя было сказать, что факт появления в доме новой рабыни привёл её в восторг. Однако по своей природе она была, по-видимому, совсем не злой женщиной, да и правила поведения в доме Гончарова, которые Кимберли без сомнения тоже пришлось изучить перед заключением договора, предписывали взаимопонимание между отдельными рабынями, так что со стороны "коллектива" у Лады пока не возникло особых проблем. Впрочем, возможности как следует пообщаться по душам им ещё тоже не представилось: весь остаток вчерашнего дня Кимберли была занята уборкой и готовкой. Ладе, только что пережившей вступительный осмотр, правда, было дано задание везде следовать за ней и запоминать всё необходимое для последующего активного участия в ведении нового хозяйства, но это мало способствовало их коммуникации. Во-первых, у Кимберли, которая, к слову сказать, педагогическими стараниями Сергея Михайловича уже практически избавилась от экзальтированных манер, наблюдавшихся у неё в день приёма, было действительно много работы и она не хотела отвлекаться на постороннюю болтовню, а во-вторых, новая рабыня не очень-то интересовалась тем, что могла преподать ей напарница, и откровенно скучала, наблюдая за её стараниями. Разве за тем пришла она к Гончарову, чтобы ей объясняли, как эффективнее мыть пол или чистить кастрюли? Нет, перспектива как можно скорее попасть в "чёрную комнату" казалась ей куда более соблазнительной.
Но Сергей Михайлович не спешил отдавать соответствующее распоряжение. Заждавшейся без дела Ладе уже даже пришла было в голову отчаянная мысль нарочно натворить что-нибудь, требующее немедленного и самого строгого наказания, но она сдержалась, вспомнив, что рабыням, независимо от их поведения, полагаются минимум пятнадцать ударов плёткой за каждый день пребывания в доме Хозяина. Так, по крайней мере, Сергей Михайлович объяснял Кимберли, посвящая её в рабство на глазах у тогда ещё изумлённой Лады. А значит, долгожданная минута расплаты обязательно наступит сама собой - надо только набраться терпения. Однако к Ладиному разочарованию её отправили в постель без законной порции плётки. А когда возмущённая подобной несправедливостью Лада решилась-таки указать Мастеру на явное отклонение от внутреннего распорядка, Сергей Михайлович без малейшего сочувствия к её нетерпению холодно заметил, что для него никакого обязательного регламента вообще не существует и для каждой отдельной рабыни вопрос наказаний решается индивидуально...
Лада заворочалась в кровати, приоткрыла глаза и посмотрела на Кимберли, продолжавшую возиться возле умывальника. На её ягодицах ещё можно было различить розовые полоски - видимо, вчера Хозяин не забыл всыпать ей как следует. Лада со вздохом снова уткнулась лицом в подушку.
"Почему одним всё, а другим - ничего?" - обиженно подумала она.
Дверь отворилась без малейшего намёка на стук, и в спальню шагнул Сергей Михайлович, уже одетый по всей надлежащей форме, со своим обычным крестом на груди.
- Доброе утро! - поприветствовал он рабынь по-английски.
- Hi! - улыбнулась Лада со своей кровати.
Кимберли, только что справившаяся с умыванием, ограничилась почтительным наклоном головы, не удержавшись при этом от того, чтобы попутно не скосить на соседку по комнате полный неодобрительного изумления взгляд, как бы говоривший: "Что же ты такое делаешь?"
Сергей Михайлович освободил Кимберли от ошейника и отправил её в смежную со спальней душевую. Лишь после этого он, будто только что вспомнив про Ладу, присел к ней на кровать. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего, но Лада, тем не менее, продолжала улыбаться, надеясь смягчить Хозяина своей кротостью и доверчивостью.
- Ты не слышала будильника? - поинтересовался Гончаров.
- Конечно, слышала, - наивно возразила Лада. - Как бы иначе я проснулась?
- Ах да, проснулась, - закивал Сергей Михайлович, будто что-то сообразив. - Это уже, конечно, очень большое дело. Не хочешь ли кофе в постель?
- Кофе? - смутилась Лада. - Я не знаю...
- А ты подумай, - посоветовал Гончаров. - Если решишь, то я здесь, всегда рядом - заказ будет тут же исполнен.
В следующую секунду он резко скинул с Лады одеяло и грубо навалился согнутой в локте рукой на рёбра всё ещё лежавшей на животе девушки. Лада вскрикнула от неожиданной, резкой боли и инстинктивно попыталась высвободиться. Но не тут-то было: давление на её рёбра только усиливалось, а вторая рука Сергея Михайловича, скользнув по спине и ягодицам рабыни, попыталась втиснуться между прижатыми друг к другу ляжками.
- Раздвинь ноги! - потребовал Хозяин.
- Нет! - простонала Лада, ещё плотнее сжимая ляжки, липкие и влажные с внутренней стороны, как это нередко случалось с ней по утрам.
Если только Мастер заставит её подчиниться своей команде, он непременно наткнётся на эти тайные следы ночи, проведённой в сладких, волнующих снах. Нет, это было бы слишком стыдно, этого никак нельзя допустить!
Давление на рёбра всё увеличивалось, боль постепенно становилась нестерпимой. Ладе казалось, что ещё секунда - и её тело переломится надвое. Со стоном отчаянья она раздвинула ноги, давая Хозяину доступ к внутренней стороне бёдер. Боль прекратилась, но стыд от того, что Гончаров беззастенчиво исследовал теперь самые интимные участки её тела, пропитанные пряными утренними соками, доставлял ей, пожалуй, ещё бОльшие мучения.
- Я вижу, тебе необходим душ, - сказал Сергей Михайлович, довершая Ладины страдания. - Или ты хочешь целый день бегать в таком виде? Нет? Ну так запомни: если в следующий раз через десять минут после подъёма не найду тебя полностью готовой, в душ до вечера уже не пущу. Поняла? А теперь давай, поживее!
Стоя под душем, Лада потирала шею, получившую недолгий отдых от жёсткого ошейника, и радовалась тому, что её слёзы, смешивающиеся со струйками тёплой воды, не видны теперь даже ей самой: получалось почти то же самое, как если бы она ухитрилась их совсем сдержать. Но где взять столько мужества? Первая боль настигла Ладу с той стороны, с которой она не ожидала, и поразила её не снаружи, а внутри. Она была готова ко всему, но не к этому безнадёжному, животному стыду, на который обрёк её только что Гончаров.
"Чувство стыда по отношению к Господину абсолютно недопустимо", - вспомнила Лада одну из заповедей, заученных ею почти наизусть. - Да как же можно этого не допустить?" - спросила она себя, и новая порция слёз покатилась по её щекам.
На кухне
На завтрак Кимберли спекла булочки, к которым подавался чай и на выбор малиновый или черничный джем. Сергей Михайлович, занимавший место во главе кухонного стола, молча наслаждался незатейливой трапезой, то и дело строго поглядывая на сидевших по бокам от него рабынь.
Ладе до сих пор не удалось выяснить, в котором примерно часу их разбудили, но решительно просачивающееся в окно осеннее солнце наводило на мысль о том, что утро находится уже в довольно зрелой стадии. Лада представила себе, что где-то там, внизу, у подножия небоскрёба, бурлит жизнь, люди спешат на работу, в магазин или на свидание, благодарно впитывая в себя на ходу звуки, запахи и картины вращающегося вокруг города. И она тоже могла бы быть среди них, на воле. А вместо этого... Лада прошлась взглядом по тёмно-зелёной кухонной стене, аккуратной линией граничащей с белым сводом потолка, и вдруг особенно остро ощутила, что она действительно взаперти и мир за пределами квартиры в течение следующих десяти дней будет, скорее всего, существовать для неё лишь в форме абстрактной гипотезы. Но в ту же секунду ей пришло в голову, что то, что она получает здесь, в доме Господина, ценнее и увлекательнее всех аттракционов, которые может предложить Нью-Йорк своим обитателям и жаждущим впечатлений туристам... Так что жалеть о своём выборе ей было незачем!
Лошадка
После завтрака Сергей Михайлович отдал Кимберли распоряжение остаться на кухне мыть посуду, а Ладе - следовать наверх, в гостиную. Там Лада получила приказание опуститься на колени на уже знакомый ей столик, что она без промедления и исполнила. Теперь оставалось только ждать, что произойдёт дальше. А произошло следующее: Сергей Михайлович достал из комода ножницы и расчёску и, вооружившись этими инструментами, мало подходящими для традиционных форм наказания, уселся в кресло перед трепещущей рабыней.
- Что это вы собираетесь делать? - вырвалось у обеспокоенной Лады.
- Замолчи, - посоветовал Хозяин почти ласково. - Ты меня ставишь в неловкое положение: с одной стороны, вроде, и вправду пора наконец начать тебя наказывать со всей надлежащей строгостью, а с другой - не уверен, что ты выдержишь наказание хотя бы за десятую часть того, что успела уже натворить. Так что, сделай одолжение, закрой свой рот и не прибавляй себе дополнительных штрафных очков. Не бойся, ничего плохого сейчас с тобой не будет.
- Но я совсем не хочу стричься, - заупрямилась Лада, уклоняясь от расчёски, уже прикоснувшейся к её волосам. - А если и захочу, то пойду к парикмахеру, а не просто так...
- Считай, что я почти парикмахер, - Гончаров решительно притянул голову рабыни к своим коленям. - А что ты думала? В театральных кругах все на это горазды: кому-то за кулисами перед выходом локоны подправить надо, кому-то в день премьеры кончики подравнять. Сегодня ты ему помог, завтра - он тебе. Не по каждому же поводу в парикмахерскую бегать или гримёршу дожидаться? Артисты вообще уважают быстрое и спонтанное перевоплощение, так что ножницами пользоваться нам не привыкать, - говоря это, Сергей Михайлович уже успел заново расчесать Ладины гладкие медовые пряди.
Теперь он слегка отодвинул рабыню от себя и, придерживая её за подбородок, внимательно всматривался в лицо испуганной девушки, словно размышляя над тем, какую причёску выбрать для своей жертвы.
- Не надо, - попросила Лада в последний раз.
Тяжёлая пощёчина электрическим разрядом отдалась во всём её теле, задрожавшем в ту же секунду от боли и обиды.
- Сиди смирно! - прокомментировал Гончаров свой карательный жест. - Если будешь крутиться и ныть - тебе же хуже: постригу неровно.
Он отделил от зачёсанных назад волос довольно внушительную прядь, почти профессиональным движением перекинул её вперёд через макушку и затем безжалостно пустил в ход ножницы. Лада прикрыла глаза, чтобы не видеть, что творит с ней Хозяин.
"Всё равно теперь уже ничего нельзя изменить, - подумала она. - Нет, абсолютно ничего!"
Эта мысль неожиданно успокоила Ладу, и ей действительно удалось досидеть не шелохнувшись до самого конца процедуры.
- Готово! - услышала она над собой голос Сергея Михайловича и обречённо открыла глаза.
Гончаров уже держал перед ней зеркало, очевидно довольный результатом собственных стараний. К своему огромному облегчению Лада констатировала, что никаких существенных изменений в её причёске не произошло: основная масса волос была на месте, только на до сих пор открытый лоб падала теперь длинная чёлка.
"Не самый страшный вариант, - подумала Лада, вздыхая. - Но всё же можно было бы и без этого обойтись. Почему он, интересно, Кимберли не стрижёт? Вот уж кому действительно не помешало бы что-нибудь сделать с волосами!.."
- Не нравится? - спросил Сергей Михайлович.
Лада промолчала, демонстративно надув губки.
- Главное, что так ты нравишься мне, - заявил Гончаров, не настаивая на ответе.
Это был первый раз, когда Сергей Михайлович открытым текстом говорил ей о том, что она ему нравится. Ради такого можно, конечно, многое стерпеть! И, несмотря на всю свою обиду, Лада не удержалась от счастливой улыбки.
- Я, знаешь ли, давно имею слабость к лошадям, - продолжал Сергей Михайлович. - Животное красивое и послушное - два качества, которые я и в женщинах больше всего ценю. Ну а лошади, как известно, носят именно такие вот причёски, - он потрепал Ладу за чёлку. - Так что теперь ты у меня в полном порядке. Впрочем, подожди, одной детали всё же не хватает... - Гончаров снова отошёл к комоду, хранящему в себе, по-видимому несметное количество всякой всячины, и достал оттуда красную заколку, на которой ещё болтался магазинный ценник. - Вчера специально поручил мисс Хэнкс купить её для тебя. А как же иначе? Моей лошадке ведь обязательно нужен хвостик, - он действительно собрал Ладины распущенные волосы в хвост на затылке и закрепил его свежераспечатанной заколкой. - Украшения моим рабыням, правда, не полагаются, но в этом случае я делаю исключение, - прибавил Гончаров, потирая руки.
- Ой, что же мы наделали! - вырвалось у Лады, когда она, с разрешения Господина поднимаясь с колен, обратила внимание на разбросанные теперь по полу и по столу волосы, откровенно нарушавшие почти стерильный порядок в гостиной.
- Это ничего, - успокоил её Сергей Михайлович. - Это даже лучше. Будет вам с Кимберли что подметать. Вся планета борется за чистоту окружающей среды, избегая лишнего мусора, а я наоборот - радуюсь, если удаётся хоть как-то намусорить, потому что уборка - непременная часть женского воспитания. Ну а какая же уборка без мусора? Разумеется, не так уж легко следить за тем, чтобы в доме всегда был хоть небольшой, но всё же беспорядок. Скажу прямо - при наличии рабынь, особенно нескольких, это практически невозможно: чем больше убираешь, тем меньше остаётся. Довольно-таки устрашающая тенденция! Потребности в уборке всегда меньше, чем в том воспитательном эффекте, который она производит на женский пол. Так что лишний мусор - это для меня, как для профессионала, всегда большая радость.
- А кто убирает у вас в комнате? - осторожно спросила Лада, покосившись на дверь, ведущую, как она знала, в спальню Гончарова. - Неужели вы туда и вправду совсем никого не пускаете?
- Пускаю, но не для уборки, - загадочно ответил Гончаров. - И не рабынь, - прибавил он с неожиданным презрением в голосе.
Вечерняя процедура
Вечером обе рабыни стояли на коленях в "чёрной комнате" в ожидании порки - первой порки в Ладиной жизни.
Ещё днём Сергей Михайлович упомянул о том, что ей сегодня наконец предстоит вкусить плётки. Это известие, разумеется, не оставило Ладу равнодушной: она даже несколько раз в течение дня пыталась вызвать Кимберли на разговор на тему намеченного на вечер наказания и украдкой выяснить, насколько это всё-таки больно. Ей ведь, в конце концов, хотелось как можно лучше морально подготовиться к общению с плёткой! Но Кимберли отвечала уклончиво и заметила, между прочим, что с этим, как с наркотиками: человеку, ни разу не попробовавшему, ничего объяснить невозможно. В результате Ладино любопытство обострилось до предела, но и страх перед до сих пор неизведанным ощущением всё сильнее давал о себе знать.
К тому моменту, когда Сергей Михайлович поставил обеих женщин - уже предусмотрительно раздетых - на колени в комнате за библиотекой, Ладины нервы были взвинчены не меньше, чем в день её дефлорации. Впрочем (пришло ей в голову), первая порка любимым мужчиной и есть что-то вроде дефлорации, быть может, даже ещё важнее и ответственнее.
О её первом эротическом опыте напоминал Ладе и тот факт, что, по иронии судьбы, ей снова приходилось делить своё интимное переживание с другой женщиной. Правда, Кимберли была далеко не новичком в плёточных делах, и надвигающаяся порка не имела для неё такого уж решающего значения, но всё же их накажут на глазах друг у друга, а следовательно долгожданное таинство опять произойдёт по уже знакомому Ладе принципу конвейера. Даже поза, в которой ей теперь велели стоять, была всё та же - на коленях. Правда, её первый мужчина не заботился о том, как именно она исполнит это распоряжение, в то время, как её первый Хозяин только что потратил довольно много времени на то, чтобы объяснить новой рабыне тонкости искусства стоять на коленях "по всем правилам", то есть в соответствии с его совершенно конкретными представлениями на этот счёт. Отныне Лада должна была не просто шлёпаться на коленки, как ей заблагорассудится, а следить за тем, чтобы её бёдра при этом были значительно разведены в стороны, а ягодицы покоились на пятках. Боль в мышцах, соединяющих голень со стопой, в таком положении казалась поначалу почти невыносимой, но через несколько минут начинала притупляться, давая желанное облегчение, хотя Лада и понимала, что её мышцы просто немеют от напряжения. Кроме того, спина рабыни в этой унизительной позе должна была быть абсолютно прямой, а руки соединены в запястьях сзади на уровне талии. Взгляд не разрешалось поднимать от пола, но Лада всё равно украдкой делала это, когда Сергей Михайловиче поворачивался к ней спиной, чтобы подкрутить на должный уровень ножки угрожающего снаряда-коня или попробовать на вес одну из развешанных на противоположной стене плёток.
Наконец он остановился на одном впечатляющем экземпляре из чёрной кожи, с толстой рукояткой и лохматой гривой тоненьких хвостиков.
"Для меня или для Кимберли?" - подумала Лада.
Но Сергей Михайлович уже однозначно указывал на Кимберли, повелевая ей встать. Пятьдесят ударов - такова была её порция на сегодня. Безвольно шлёпая босыми ногами по тёмно-серому линолеуму, Кимберли подошла к снаряду для порки и, подтянувшись на руках, перебросила своё тело через спину кожаного "коня". Теперь она висела поперёк снаряда, как полотенце на бельевой верёвке, покорная и словно совсем неживая. На её широком, приподнятом кверху и слегка приоткрытом заде приплясывали отблески нескольких десятков свечей. (Как Лада узнала позже, этот таинственный способ освещения всегда применялся в "чёрной комнате" для обстоятельных, по преимуществу вечерних, процедур.)
Выждав пару секунд, Гончаров приступил к делу. С бьющимся, как в лихорадке, сердцем следила Лада за тем, как ягодицы Кимберли покрываются свежими полосками - яркими и сочными.
Кимберли терпела только первые десять ударов, потом комнату наполнили вздохи и жалобные стоны. И всё же она не кричала по-настоящему и не умоляла о пощаде.
"Вот бы мне столько выдержки!" - с завистью подумала Лада.
Наконец Кимберли, выстояв всё до конца, сползла с "коня", всхлипывая и потирая растерзанный зад. Лада поняла, что теперь её очередь. На первый раз Мастер назначил ей всего двадцать пять ударов, но кто знает - может быть, для неё, никогда ещё не знавшей плётки, и это уже передозировка?
Так или иначе, приказ подойти к снаряду заставил Ладу облегчённо вздохнуть - она уже еле выдерживала позу на коленях с руками за спиной и была рада возможности хоть немного отдохнуть от этого напряжённого положения. Однако у "коня" её ждали новые трудности: забраться на эту штуковину оказалось не так-то просто. Но Сергей Михайлович и не думал помогать своей рабыне, а лишь молча наблюдал за тем, как она мучается, карабкаясь на кожаный валик, установленный на уровне её груди. Там, где у натренированной Кимберли не было вообще никаких проблем, Лада провозилась несколько минут, но всё же в конце концов справилась со своей задачей без посторонней помощи. Теперь оставалось только свеситься корпусом вниз и ждать наказания. Её голова при этом оказалась примерно в полуметре от пола. У Лады моментально захватило дух: а что, если она свалится и разобьёт себе лоб? Но в этом ощущении опасности была и особая сладость, напоминавшая ей отчаянные детские проделки.
Лада видела краем глаза, как её Хозяин сменил плётку, взяв на этот раз ярко-красную модель с хвостиками подлиннее и пореже.
"Интересно, - со вздохом подумала Лада, - это больнее или наоборот?"
Она услышал характерный свист, и первый удар лёг на её ягодицы. Почему-то у Лады было ощущение, что Сергей Михайлович замахнулся не слишком сильно, и всё же боль показалась ей почти невыносимой и оскорбительно острой. После второго удара она с ужасом поняла, что интенсивность порки убывать не будет, а скорее даже наоборот. Жёсткие хвостики жалили её кожу сразу в нескольких местах, заставляя позорно и отчаянно вскрикивать. Ладе хотелось как-то отвлечься от этого процесса, оказаться в каком-нибудь укромном уголке, подальше от хладнокровных ударов. Мысль, что всё это происходит здесь и сейчас именно с ней, заставляла её внутренне захлёбываться от безысходности. Она так надеялась, что после первых мучительных ощущений чувствительность к плётке несколько ослабнет, но этого не случилось - с каждым ударом кожа горела всё сильнее. Лада сжимала ягодицы, ёрзала из стороны в сторону, пытаясь оказать хоть какое-то сопротивление свистящему над ней орудию, но ничего не помогало, и боль снова и снова неизменно резко впивалась в её извивающееся тело.
Удары следовали равномерно, один за другим. Но вот очередного взмаха плёткой не последовало, и Лада поняла, что на сегодня всё кончено.
"Я выдержала, выдержала!" - пульсировало у неё в голове, и вдогонку за слезами боли и обиды, всё ещё стекающими по Ладиным щекам, заструились слёзы счастья.
- Слезай! - потребовал Сергей Михайлович.
Но у Лады не было сил на то, чтобы спрыгнуть со снаряда, и Гончарову пришлось собственноручно поставить её на пол. Она ожидала от него похвалы, но он, почти не глядя на неё, холодным, бесстрастным тоном приказал ей снова встать на колени рядом с Кимберли, не проронив ни слова поощрения. Ещё около часа женщины вынуждены были провести на полу всё в той же невыносимой позе, и лишь затем Мастер отпустил их в спальню.
Лёжа в кровати, Лада прислушивалась к плачу Кимберли. Трудно было понять, что её беспокоит. Боль после порки? Но ведь ей не привыкать. К тому же, даже Лада, для которой всё было сегодня в первый раз, чувствовала теперь только щемящий зуд в ягодицах, не более. Да и длительное стояние на коленках стоило атлетически сложенной Кимберли наверняка куда меньших усилий, чем ей самой. Ну так чего же ныть? Лада презрительно хмыкнула, затем перевернулась на другой бок и с наслаждением окунулась в гостеприимный сон, радостный и невесомый, как в детстве.
- Сегодня завтраком занимается Лада, - объявил Сергей Михайлович на следующее утро, собрав рабынь на кухне.
- Господин! - пролепетала Кимберли (глаза у неё были уже на мокром месте).
- Ты что-то хочешь сказать? - повернулся к ней Гончаров.
- Вы недовольны тем, как я готовлю для вас? - нижняя губа Кимберли обиженно оттопырилась вперёд.
- Это совсем другой разговор, - уклонился Сергей Михайлович от прямого ответа. - Об этом сейчас речи нет. Просто я планирую устроить сегодня настоящий русский завтрак, со старой доброй кашей. А кто способен на это лучше русской женщины? Так что ты, Кимберли, сегодня утром отдыхаешь от кухни. Лада справится сама. Вот я вчера специально заказал из русского магазина пачку манной крупы, - он поставил перед Ладой бумажную упаковку с изображением улыбающейся домохозяйки, прижимающей к груди дымящийся котелок. - Где молоко и сахар, ты уже знаешь. Думаю, через полчаса мы уже сможем собраться за столом. Ну ладно, не будем тебе мешать, - с этими словами Сергей Михайлович покинул кухню в сопровождении Кимберли, оставив Ладу наедине со своим утренним заданием.
Лада задумалась: не стоит ли догнать Хозяина и признаться ему, что ей в жизни ещё ни разу не приходилось варить кашу, ни манную, ни какую-либо другую. Но как он к этому отнесётся? Пожалуй, строго её накажет. Или, ещё хуже, высмеет, объявит ни на что негодной и будет презирать до самого истечения их контракта. А может, женщина, не способная приготовить даже самую элементарную кашу, вообще недостойна звания рабыни, и Господин имеет право в таком чрезвычайном случае просто-напросто расторгнуть контракт, без предупреждения выставив её за дверь? Нет, эта мысль была Ладе невыносима!
Она достала из кухонного шкафа, как ей показалось, подходящую кастрюльку и высыпала в неё полпакета рассыпчатой манки. Ну а теперь-то что? Времени на размышления было не так много, и Лада, вспомнив, что Сергей Михайлович говорил что-то про молоко и сахар, добавила в кастрюльку понемножку от каждого из этих ингредиентов. Оставалось только включить плиту и поставить кастрюльку на огонь.
"Буду помешивать, - решила Лада, - а потом посмотрю, что получится..."
Через пару минут смесь начал подгорать.
"Надо долить молока!" - осенило Ладу.
Но остававшегося в её распоряжении молока ей показалось мало, и она плеснула в кастрюльку, из которой уже исходил довольно неаппетитный дымок, дополнительно стакан воды. Дымок к её радости тут же исчез, однако появилась новая проблема, обозначившаяся вскоре со всей безжалостной очевидностью: каша теперь абсолютно не хотела густеть, несмотря ни на какие помешивания и покручивания ручки, регулирующей степень нагревания конфорки.
У Лады не было часов, и она не знала, сколько времени у неё ещё оставалось до презентации "русского завтрака", но это уже навряд ли имело значение: каша, по всей видимости, не удалась окончательно и бесповоротно. Ладу охватила паника, смешанная со стыдом и обидой на саму себя. Предчувствие близкой и неприятной развязки, а также бессилие изменить что-либо к лучшему и отвратить от себя заслуженный позор до предела натянули её нервы. Она уже давно не испытывала ничего подобного. В последний раз похожие переживания нахлынули на неё в седьмом классе, когда время, отведённое на контрольную по математике, неминуемо истекало, а один из примеров так и не был решён, более того - Лада не имела ни малейшего понятия, как к нему подступиться. Накалившиеся эмоции требовали разрядки, и Лада, сама плохо осознавая, что именно с ней происходит и почему, испытала тогда за партой один из самых захватывающих оргазмов её детства.
Она с ужасом поняла, что и теперь обречена на тот же самый исход - её ляжки почти непроизвольно сжались и в следующую секунду снова разомкнулись в захватывающей дух судороге. Нет, так не кончают каждый день! Такого оргазма невозможно добиться ласками или откровенными фантазиями. К такому надо прийти, через страдания, стыд и страх!
В кухню заглянула Кимберли с поручением от Господина, который передавал, что намерен минут через пять приступить к завтраку.
Снять пробу с приготовленного ею блюда, Лада так и не решилась: всё равно уже было ничего не поправить. Однако, вопреки всем пессимистическим прогнозам, в тарелках каша выглядела совсем неплохо. Особенно если смотреть чуть сбоку. Ладе пришло в голову добавить в каждую из тарелок по кусочку масла, чтобы придать каше ещё немного внешнего лоску. Проведя эту косметическую процедуру, она осталась вполне довольна: каша была теперь почти как настоящая.
И всё-таки, когда Сергей Михайлович переступил порог кухни, Лада побледнела: ей почему-то показалось, что Гончаров сразу всё понял, хотя выражение его лица и оставалось абсолютно непроницаемым. Он невозмутимо уселся во главе стола, подождал, пока обе рабыни займут свои места и, поддев ложкой окрашенную маслом в бледно-жёлтый цвет жижу, влил её себе в рот. Кимберли почему-то не последовала его примеру, а вместо этого так же, как и Лада, будто чего-то ожидая, внимательно следила за выражением лица Господина, отведавшего долгожданную русскую кухню.
Сергей Михайлович прищурил один глаз, сделал глубокий вдох, затем положил ложку на стол и медленно развернулся к Ладе. Она приготовилась к самому худшему. Но всё же не к тому, что произошло в следующее мгновение: Сергей Михайлович притянул её к себе за конский хвост, в который она теперь убирала волосы по его распоряжению, и ткнул лицом в её же собственную, ещё нетронутую тарелку. Крепко надавив рукой ей на затылок, он несколько секунд удерживал Ладу в этом положении, не давая ей приподнять голову. Она отчаянно вырывалась, осознавая одновременно всю бесполезность своих усилий. Наконец, Мастер сам отпустил свою жертву.
- Это был твой завтрак, - объяснил он. - Теперь можешь идти отсюда. Кимберли приготовит мне что-нибудь менее экзотическое.
Умывая в спальне лицо над раковиной, Лада почти стонала от злости и обиды. Никогда в жизни её ещё так не оскорбляли!
"Ненавижу! Ненавижу! - твердила она про себя, в бессильной злобе царапая ногтями ошейник, от которого не в силах была избавиться. - Больше он до меня не дотронется!"
Золотая рыбка
Сергей Михайлович провёл рукой по Ладиной голой спине, что можно было бы интерпретировать как ласку, если бы не прохладная деловитость, с которой совершалось это движение: так смахивают пыль с мебели или проверяют на гладкость свежелакированный паркет.
Лада лежала в гостиной на журнальном столике, совершенно обнажённая, животом вниз. Столик был довольно коротким, поэтому её ноги ниже колен свободно покоились в воздухе, а голова, также не имея под собой какой-либо опоры, покорно свисала к полу.
После утомительной позы на коленях с разведёнными бёдрами и руками за спиной, в которой Ладе пришлось провести только что около получаса в наказание за кухонный проступок, теперешнее, сравнительно расслабленное положение казалось ей верхом блаженства, хотя она и не имела ни малейшего понятия, какое испытание ждёт её на этот раз.
- То, что мы с тобой сейчас будем делать, - сказал восседавший над ней в своём кресле Мастер, - займёт довольно много времени. Так что можешь пока поболтать, чтобы мне не было скучно.
- О чём? - спросила Лада, не поднимая головы.
За время, проведённое в доме Господина, она уже успела привыкнуть к молчанию, и необходимость сказать что-то по собственной инициативе почти тяготила её.
- О чём хочешь, - ответил Мастер. - У тебя ведь было ко мне ещё много вопросов для вашей газеты. Ну так и задай их мне, если хочешь. Не забудь, ты ведь здесь, прежде всего, в качестве журналистки.
На пол перед Ладой опустился колечками увесистый моток верёвки. Она поняла, что спрашивать о его назначении не имеет смысла - всё равно изменить уже ничего нельзя, так что лучше смириться с уготованной ей участью, какой бы она ни была, и подумать над более полезными вопросами, интересовавшими её не только в личном, но и в профессиональном смысле.
- Почему вы никогда не были женаты? - полюбопытствовала Лада.
- Откуда ты знаешь, что никогда? - Сергей Михайлович протянул один из верёвочных концов к Ладиным лодыжкам.
- Я подробно изучила вашу биографию...
- Не думаю, что тебе удалось охватить все факты из моей биографии, - усмехнулся Хозяин, начиная неторопливо обвивать её ноги гибкой верёвкой. - Про мою фирму ты ведь тоже ничего не знала. Так что к твоему сведенью: я был женат, уже в Америке, но это впоследствии оказалось очень большой ошибкой.
- Она была красивая? - осведомилась Лада.
- Да, очень. Но в другом роде, чем ты.
- Вы её пороли?
- Боже упаси! Хотя теперь мне иногда кажется, что это бы не повредило.
- А почему вы расстались?
- В основном из-за меня. Я не создан для семейной жизни. Семья - это хорошо для тех, кто любит забиваться поглубже в свой собственный угол, отгораживаясь от остального мира. Я же, напротив, всегда был предельно открыт по отношению к другим людям. Знаешь такую советскую песню: "Я, ты, он, она - вместе целая страна, вместе дружная семья" или что-то в этом роде? Ну так вот, это почти про меня: я всегда считал моей семьёй весь русский народ и жил его глобальными нуждами, а не маленькими, личными проблемками. Правда, когда я услышал о перестроечных событиях в России, то довольно быстро понял, что народ во мне больше не нуждается, а значит, чисто теоретически, можно было бы пожить немного и для себя. Тогда-то я и женился. Но, видимо, свою натуру не переделаешь - меня тянуло к людям, а ещё больше к действиям, к действиям для людей и во имя их. С семьёй это, как оказалось, совершенно несовместимо. Мы развелись по обоюдному согласию. Я тогда ещё не знал точно, что буду делать дальше, но чувствовал невероятное облегчение, как выздоравливающий после болезни. Ну а вскоре прояснилась и моя дальнейшая деятельность! Заниматься воспитанием прекрасной половины человечества, делая её ещё прекрасней - что может быть важнее и глобальнее этого ремесла?
- А почему вы не вернулись после Перестройки в Россию? Там, наверняка, многое можно было бы сделать для человечества в целом, а не только для его "прекрасной половины" - рассудила Лада, чувствуя при этом, что её ноги, обмотанные несколько раз верёвкой, теперь совершенно обездвижены.
- Пожалуй, что и можно, - согласился Сергей Михайлович, просовывая свободный конец верёвки под живот рабыни. - Но вопрос: кому это теперь нужно? Раньше, в семидесятых или в начале восьмидесятых, народ был ещё внутренне единой массой, не однородной, но всё же сплочённой общим неудовлетворённым желанием свободы. То есть, все понимали, чего им не хватает, и вполне справедливо уповали на таких, как я, отвоёвывающих для них эту самую свободу. Ну сейчас чёрт их разберёт, к чему они там стремятся! В каком качестве мне теперь появиться перед ними, как заставить добровольно довериться в мои руки, как объяснить, что же всё-таки я могу дать им такого, чего они не найдут в другом месте?
Сергей Михайлович перевернул Ладу с живота на спину и принялся тщательно обвязывать верёвкой её груди.
- С женщинами проще, - продолжал он. - Они во все времена и при любом политическом режиме стремятся к одному и тому же. Поэтому работать с ними - дело намного более надёжное и перспективное. У женщин, если хочешь знать, есть такое специальное шестое чувство, которым они чувствуют своего Мастера. Ну а у нашего народа это чувство, к сожалению, на сегодняшний день несколько притупилось... Не давит? - спросил он, подтягивая верёвку под Ладиной левой грудью.
- А что, должно обязательно давить? - поинтересовалась Лада почти бесстрастно.
- Нет, ни в коем случае, - покачал головой Мастер. - Грудь должна поддерживаться верёвками в наиболее комфортабельном положении.
- "В комфортабельном положении"? - иронически усмехнулась Лада. - Это что-то новенькое. Вы обычно не очень-то заботитесь о комфорте своих рабынь.
- Дискомфорт будет достигнут другим способом, - успокоил её Сергей Михайлович. - И чуть позже.
Закончив обвязку грудей, он снова перевернул Ладу на живот. Заключённые в подобие верёвочного лифчика груди с обострённой чувствительностью отреагировали на прикосновение к пластмассовой поверхности стола. Теперь Гончаров соединил её руки на спине и начал оплетать их верёвкой, точно так же, как делал это только что с ногами. Лада решила, что пришло время возобновить беседу, тем более, что у неё оставался ещё один, очень важный вопрос:
- Скажите, а сейчас у вас есть какая-нибудь женщина? Не рабыня, а такая... с которой вы встречаетесь у себя в спальне?
- Вижу, моя спальня не даёт тебя покоя, - усмехнулся Сергей Михайлович. - Да, женщина у меня, конечно же, есть. Но она не приходит ко мне в то время, когда у меня живут рабыни. Вообще, она работает в Бостоне, и мы видимся только в отпуске или на выходных, если я могу выкроить на это время.
- О, как неудобно! - посочувствовала Лада.
- Наоборот: очень удобно - мы не успеваем надоесть друг другу и не сковываем нашу личную свободу. Довольно практичный и современный вариант отношений!.. Ты умеешь делать рыбку? - спросил он вдруг.
- Какую рыбку? - не поняла Лада.
- Золотую, - подсказал Мастер. - Да нет, шутка. Я имею в виду гимнастическое упражнение - рыбка. Неужели никогда не делала в детстве?
- Ах, эту рыбку? Ну конечно же делала! В хореографическом кружке.
- Помнишь ещё в чём там суть?
- А как же? Приподняться на руках, лёжа на животе, и вытянуться так, чтобы голова коснулась носочков ног.
- Ну в этой классической форме рыбка у нас вряд ли получится, так что мы испробуем свой собственный вариант этой позиции. Не возражаешь? Тогда согни ноги в коленках и подтяни чуть-чуть на себя. Теперь достань до них руками. Получается?
- Ещё бы! Что же тут сложного? - не без гордости сказала Лада, приближая к связанным вместе щиколоткам не менее прочно соединённые теперь за спиной руки. - Это даже попроще обычной рыбки!
- Теперь подожди, оставайся так, - попросил Хозяин.
Он взял последний остававшийся на полу кусок верёвки, видимо желая ещё что-то подвязать у Лады за спиной.
- Ну теперь хватит? - спросила она через несколько минут. - Можно лечь нормально?
- Ложись, если сможешь, - отозвался Мастер.
Лада попробовала вернуть ноги в горизонтальное положение, а заодно и слегка ослабить напряжение вытянутых рук, но ей это не удалось: верёвка надёжно приковывала её запястья к лодыжкам. Поза, которую ей теперь волей-неволей приходилось сохранять, была в конечном итоге не столько неудобной, сколько крайне унизительной и нелепой, и Лада отказывалась поверить в то, что ей придётся пролежать так ещё какой-то, произвольно определённый Хозяином отрезок времени.
- Развяжите меня, пожалуйста, - попросила она без особой надежды на милосердие Сергея Михайловича.
- Конечно, развяжу, - понимающе кивнул Гончаров. - Но чуть позже. А пока побудь здесь немного одна. Хорошо? Надеюсь, ты не будешь скучать. Хотя, в принципе, я понимаю, что развлекательного тут мало. Ну ничего, восточные философии, которые сейчас очень в моде, особенно среди молодёжи, учат, что иногда полезно просто погрузиться в себя и помедитировать в спокойной обстановке. Вот и попробуй. А чтобы тебя ничего не отвлекало, есть одно вспомогательное средство. Им мы и воспользуемся.
Сергей Михайлович отошёл в глубину комнаты и вскоре вновь появился перед своей рабыней для того, чтобы надвинуть ей на глаза непроницаемую для света полоску ткани, крепящуюся вокруг головы с помощью резинки.
Лада поняла, что дальнейшими мольбами о пощаде она только дополнительно унизит себя, не добившись при этом абсолютно никакого результата, и гордо промолчала. Кроме того, не в её интересах было лишний раз провоцировать Хозяина: кто знает, может, ему придёт в голову завязать ей ещё и рот.
Шаги Гончарова удалились вниз по лестнице. Значит, он и вправду бросил её здесь одну. Сколько продлится её ожидание? Над этим размышлять не хотелось. О том, чтобы высвободиться собственными силами, не было и речи: прочность верёвок не оставляла и тени такой надежды. Напротив, Лада благоразумно приняла решение лежать как можно более спокойно, избегая резких движений, в результате которых она, скорее всего, свалилась бы на пол, где оказалась бы наверняка ещё беспомощнее, чем на столе. Оставалось только ждать развязки - и в прямом и в переносном смысле слова.
Лишённая возможности пользоваться органами зрения, Лада теперь обострённо реагировала на звуковые раздражители. Вот мимо пролетела муха, вот зажурчала вода в трубах, вот откуда-то - с другого конца комнаты - поплыл не поддающийся идентификации настойчивый сигнал... Лада испугалась, не начинаются ли у неё акустические галлюцинации, и попыталась напеть себе под нос какую-нибудь песенку, чтобы только немного отвлечься от блуждающих вокруг звуков. Это помогло, но ненадолго. Через некоторое время её уши восприняли шумовые волны, которые уже нельзя было игнорировать: кто-то поднимался вверх по лестнице, шурша одеждой и откашливаясь. Шаги явно принадлежали не Сергею Михайловичу. Так кто же это? Кимберли? Лада покраснела от стыда и досады, что той дозволено рассматривать её в таком положении. А может, дело обстояло ещё хуже, и в гостиную направлялся человек совершенно посторонний? Ведь Лада знала, что несколько раз в день, когда обе постоянные рабыни заняты на кухне или у себя в спальне, Гончаров принимает в "чёрной комнате" клиенток, берущих отдельные сеансы воспитания. Вдруг это кто-то из них? Лада постепенно впадала в панику и рисовала в воображении картины - одна страшнее другой. Что мешает Сергею Михайловичу, например, пригласить сюда много народу, очень много, не только женщин, но и мужчин - причём их даже в первую очередь! - и показывать им её для развлечения. Чем, в самом деле, не потеха? Возможно также, его гости не ограничатся ролью наблюдателей, а захотят потрогать её, ощупать со всех сторон... Лада содрогнулась. Но шаги вскоре снова удалились, и она немного успокоилась. И вправду, как можно было подозревать Господина в такой подлости? Он ведь хочет ей только добра и никогда не позволит себе перешагнуть границу, отделяющую воспитание от непристойной, пошлой забавы. Она должна просто больше доверять своему Мастеру.
Постепенно на смену тревоге пришла вялая умиротворённость. Удивительно - чем ощутимее давало о себе знать напряжение в застывших мышцах, тем невесомее и прозрачнее становились её мысли. В конце концов, она погрузилась в состояние, близкое к забытью, в котором не существовало ни времени, ни каких-либо других разумных ориентиров - только боль, в успокаивающе ровном ритме распространяющаяся по всему телу.
Очнулась Лада от острого чувства голода - ведь сегодня утром она осталась без завтрака, а кто знает, сколько времени уже прошло с тех пор? К тому же, пора было воспользоваться туалетом. Неужели Сергей Михайлович намерен ещё долго продержать её связанной?
На лестнице опять послышались шаги. На этот раз - тяжёлые и властные. К ней приближался её Мастер, её Господин, её Возлюбленный, её Спаситель - единственный, в чьей власти было положить конец её мучениям. Но вот шаги притихли, она услышала звук передвигаемого по полу кресла.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Сергей Михайлович (вероятно, он сидел теперь в кресле напротив её лица).
Лада заставила себя улыбнуться в знак того, что она безропотно переносит выпавшее ей испытание. Несомненно, это был самый лучший и правильный ответ.
- Я знаю, ты хочешь есть, - мягко произнёс Гончаров, который, видимо, и вправду остался доволен своей рабыней. - Ничего удивительного - сейчас как раз обеденное время. Мы с Кимберли уже поели.
Сергей Михайлович выждал значительную паузу.
- Но я ведь не мог забыть про мою рыбку, - продолжал он. - Конечно же, я захватил ей кое-что с кухни.
Лада почувствовала, как к её губам приближается что-то сухое и шершавое. Она приоткрыла рот и осторожно исследовала языком предложенное ей угощение. Судя по всему, это было печенье, но печенье самого грубого сорта. Где он только такое откопал?
- Ешь! - услышала она над собой голос Гончарова. - Другого обеда у тебя сегодня не будет.
Но даже с учётом этого обстоятельства Ладе с трудом удалось уговорить себя откусить от спартанского лакомства. На вкус печенье оказалось абсолютно пресным, жёсткие крошки царапали нёбо и с трудом проходили в горло. Да и поза, в которой находилась сейчас Лада, сама по себе существенно затрудняла процедуру глотания. И, тем не менее, она ела с постепенно нарастающим удовольствием, ведь какой бы невкусной и неудобной ни была эта трапеза, за каждый проглоченный кусочек её ждала награда - прикосновение языком к тёплой, заботливой руке Хозяина.
Вскоре Сергей Михайлович развязал её. Освобождённая от пут, Лада безвольно скатилась на пол и некоторое время просто лежала там без движения, давая отдых затёкшим конечностям. Чуть позже она вымолила у Господина разрешение утолить жажду и сходить в туалет...
В библиотеке
Ближе к вечеру обе рабыни получили задание навести порядок в обширной библиотеке Сергея Михайловича, стирая пыль с заслуженных книг. Лада как раз занималась Энциклопедией Брокгауза, когда она заметила, что Кимберли, для удобства опустившаяся на колени и активно обрабатывавшая влажной тряпочкой выставленное на нижней полке собрание сочинений Довлатова на русском языке, теперь совсем прекратила свою работу и, не вставая с колен, подозрительно сосредоточенно склонилась над одним из томов, только что выскользнувшим из её пальцев и распахнувшимся где-то на середине. Подол её халатика сильно приподнялся кверху, открывая обозрению стоявшей у неё за спиной Лады ярко-розовую щёлочку. Но Кимберли, увлечённой Довлатовым, было, видимо, не до таких мелочей.
- Ты умеешь читать по-русски? - поинтересовалась Лада, с любопытством заглядывая ей через плечо.
Ответа не понадобилось, так как Лада сразу же установила, что томик Довлатова не несёт в развернувшейся перед ней сцене никакой смысловой нагрузки, а всего лишь, как случайно попавшийся под руку предмет, принимает на себя слёзы тихо всхлипывающей Кимберли.
- Ну что с тобой опять случилось? - задала Лада другой, более подходящий к случаю вопрос.
- Я не могу здесь больше, не могу, - прохныкала Кимберли, не поднимая головы.
- Нет, наверное, это просто я плохая рабыня, - новая порция слёз оросила ни в чём не повинного Довлатова. - У меня такое чувство, что я с каждым днём всё больше теряю контроль над собой. Мне страшно...
Лада пожала плечами:
- По-моему, тут нет ничего страшного. За этим мы сюда и пришли.
Кимберли неожиданно утёрла слёзы и поднялась с колен.
- Посмотрим, что ты скажешь, когда он будет бить тебя бичом, - произнесла она, холодно глядя Ладе в глаза.
- Каким бичом? - спросила Лада, с трудом скрывая беспокойство в голосе.
- Таким, который обычно применяют к крупному рогатому скоту, да и то теперь "Green Peace", вроде бы, запрещает. Никогда не видела, нет? Ремень длиной в два метра, по краям острый, как нож. Это тебе не плёточка! Каждый удар гарантированно рассекает кожу. И бьют им не по попке, а по спине, поняла?
- С чего ты взяла, что Господин собирается бить нас этим самым бичом? - Лада старалась не поддаваться преждевременной панике.
- Он мне сам сегодня сказал. Только не надейся, пожалуйста, что это касается меня одной, а тебя он пощадит. Вот его слова: "С бичом мы начнём на неделю раньше, чем я планировал, чтобы Лада успела познакомиться с ним до отъезда". Я не хотела тебя пугать, но что поделаешь - теперь ты всё знаешь.
- Я знаю только то, - твёрдо возразила ей Лада, - что Мастеру можно полностью доверять. Он прекрасно понимает, что делает, и никогда не причинит нам зла.
- Да, ты права, - неожиданно согласилась Кимберли, опуская ресницы и снова возвращаясь с тряпочкой к брошенному на полу Довлатову. - Так, конечно, и надо к этому относиться. Ты - молодец! А вот у меня пока, к сожалению, не очень получается, хоть я и стараюсь. Ты только не подумай - я уважаю нашего Хозяина и безмерно перед ним преклоняюсь. И его строгость - это точно то, что мне нужно. Но его презрение... С этим я никак не могу смириться, это просто каждый раз выбивает меня из колеи... Как ты думаешь, - она подняла голову от освежаемой ею книжки, - почему он не использует нас как женщин?
- Как женщин?
- Ну да, я имею в виду секс, - пояснила Кимберли для самых непонятливых.
Лада и сама уже втайне задавала себе этот вопрос, но каждый раз только с теоретической точки зрения. Более или менее конкретное желание физической близости с Сергеем Михайловичем было для неё табу. Да, она, конечно, любила Хозяина, но заниматься с ним любовью - это уже выходило за границы её воображения, точно так же как, например, секс с Богом. К тому же, представлять себе то, что всё равно неосуществимо - занятие довольно грустное и бесполезное.
- Ему это не нужно, - ответила она Кимберли. - У него есть женщина. Она живёт в Бостоне.
- Ну и что? - Кимберли невозмутимо пожала плечами. - Даже если так? Она в Бостоне, а мы, тут, рядом, совсем ручные. Неужели он считает нас недостойными этого?
- Причём здесь "достойны-недостойны"? - возразила Лада. - Просто он наш Господин, а не любовник. Надо понимать разницу!
- Я понимаю, - вздохнула Кимберли. - И всё же, скажи честно, неужели тебе не действует на нервы это воздержание? Ах, если бы Мастер хотя бы разрешил мне взять с собой мой вибратор! Знаешь, он выглядит почти как настоящий член, с толстой, выпуклой головкой. Вот когда выйду отсюда, непременно сразу же займусь!
- И я тоже, - в задумчивости поддакнула Лада.
- У тебя тоже есть дома вибратор? - заинтересованно осведомилась Кимберли.
- Нет, только друг, бой-френд, - ответила Лада.
- Ага, - понимающе кивнула Кимберли, - это тоже сойдёт. А ещё я сразу же куплю себе сникерс и курицу-гриль, - продолжала она мечтать. - Хочется чего-нибудь по-настоящему вкусненького, такого, что нам здесь скоро уже и сниться перестанет...
Ладе, которой за весь сегодняшний день удалось полакомиться лишь безвкусным печеньем, не хотелось говорить о еде. Она сделала вид, что ей непременно надо к другим стеллажам, и продолжала работу уже там, немного в стороне от Кимберли.
Когда очередь на процедуры влажной тряпочкой дошла до книг, занимающих места на самых верхних полках, Ладе пришлось воспользоваться стремянкой, стоявшей наготове в углу библиотеки. Взобравшись на самый верх, она принялась тщательно очищать от пыли многотомное издание Маркеса. Внезапно её взгляд наткнулся на вбитый в потолок прямо у неё над головой довольно толсты железный крюк. Более внимательное исследование потолка позволило ей выявить ещё несколько таких же крюков, укреплённых на некотором расстоянии друг от друга.
- Что это?!! - крикнула она Кимберли, чувствуя начинающуюся дрожь в коленях и на всякий случай хватаясь рукой за край книжного шкафа.
Подоспевшая в мгновение ока Кимберли уже стояла у стремянки и тоже с интересом разглядывала её находку.
- Думаю, мы ещё об этом узнаем, - сказала она наконец. - И боюсь, что очень скоро.
После порки (их пороли теперь ежедневно по вечерам) Сергей Михайлович отпустил Кимберли в спальню, а Ладе приказал задержаться в библиотеке. Она подумала, что речь пойдёт о книгах, которые они с Кимберли не успели обработать накануне. Вероятно, он просто хотел, чтобы Лада доделала одна не доведённое вчера до конца задание. Однако, когда она попыталась снова натянуть на себя снятый для порки халатик, Гончаров покачал головой и объяснил, что одежда ей пока не понадобится. Это всерьёз обеспокоило Ладу, но, тем не менее, она послушно переместилась из "чёрной комнаты" в библиотеку и стала ждать развития событий. А был ли у неё другой выбор?
Некоторое время Гончаров не приходил, и Лада уже было подумала, что о ней совсем забыли, но наконец его широкая фигура появилась в проходе между вздымающимися к потолку, тускло освещёнными и оттого немного угрюмыми книжными стеллажами. В руках он держал моток верёвок.
"Неужели опять?" - содрогнулась Лада, вспоминая вчерашнее приключение на столе в гостиной.
Но возражать она не посмела.
На этот раз Хозяин работал молча, не пытаясь завязать разговор со своей рабыней. Зато узлы на её теле затягивались тем быстрее и крепче. Вскоре эластичная верёвка, как паутина, оплетала всю Ладину фигуру, образовывая два тугих кольца вокруг грудей, причудливым узором извиваясь вдоль корпуса и конечностей и плотно врезаясь в промежность. Ладе казалось, что со стороны она непременно должна походить на объект для демонстрации возможностей техники макрамэ.
Что же Господин сделает с ней теперь? Опять зафиксирует её в какой-нибудь позе и оставит одну? Однако он не спешил посягать на её свободу: верёвки пока лишь декоративно обвивали тело, оказывая ноющее давление на каждый сантиметр кожи, но не сковывая конечностей между собой и не ограничивая свободу движений.
Лада получила приказание лечь на пол животом вниз, слегка разведя в стороны руки и ноги. Проходы между стеллажами в библиотеке были довольно узкими, поэтому её ладони и ступни упирались теперь в прохладные на ощупь книжные переплёты. Наклонившийся над ней Гончаров завязал вокруг лодыжек и запястий своей рабыни ещё по одной длинной верёвке.
- Лежи спокойно, - посоветовал он, - как на пляже.
Лада видела, как Сергей Михайлович исчез в глубине библиотеки и затем вернулся назад со стремянкой. Она приподняла голову и определила, что проход, в котором её положил Мастер, находится как раз под уже знакомыми ей крюками. Теперь его план становился ясен, но что-либо предпринимать было уже поздно: Сергей Михайлович, стоя на стремянке, уже прикреплял длинные верёвки, отходящие от Ладиных конечностей, к потолочным крюкам.
- Не делайте этого! - взмолилась Лада, когда он подтянул её слегка наверх. - Я упаду!
- Странно, - покачал головой Сергей Михайлович, - ты мне представлялась девушкой смелой. Ну ничего, трусость в той или иной мере свойственна всем женщинам. Слава Богу, я знаю, как с этим бороться.
Он продолжал подтягивать верёвки, и вскоре Лада уже висела под потолком, распятая за руки и за ноги между четырьмя потолочными крюками. Поддерживающие её верёвки были натянуты до предела, и она слегка покачивалась в воздухе, замирая при этом от страха.
- Это ещё не всё, - услышала Лада голос своего Мастера, не спешившего пока спускаться со стремянки.
Его ладонь обхватила её убранные в конский хвост волосы для того, чтобы обмотать их верёвкой, конец который был вслед за этим прикреплен к пятому крюку, располагавшемуся над Ладиным затылком. Теперь она была зафиксирована в пяти точках
Сергей Михайлович отнёс стремянку на место, и Лада поняла, что её освобождение наступит ещё не скоро.
Некоторое время Хозяин любовался снизу на творение своих рук, преспокойно выдерживая Ладин умоляющий и испуганный взгляд. Наконец он отвернулся и, бросив "Спокойной ночи!", скрылся в глубине прохода.
Через пару секунд в библиотеке погас свет. Никогда ещё Лада не испытывала такого безысходного ужаса. Опутывающие тело верёвки давили на неё гораздо меньше, чем заполнившая помещение темнота. Ей тут же начали мерещиться чудовища, выглядывающие из-за книжных стеллажей, просовывающие свои мягкие, когтистые лапы между многотомными собраниями сочинений, подкрадывающиеся к ней сзади... Она была полностью отдана им на растерзание и не могла даже пригнуть голову, чтобы спастись от их мёртвой хватки - соединённые с крюком волосы лишали её даже этой, последней возможности самозащиты.
Лада не знала точно, сколько времени ей пришлось провести в непрекращающемся кошмаре под потолком. Может быть, час или два. А может, на самом деле и намного меньше - просто секунды пыток всегда кажутся жертве помноженными на вечность. Так или иначе, когда Сергей Михайлович вернулся в библиотеку и помещение вновь озарилось спасительным электрическим светом, у Лады не было даже эмоций на то, чтобы хоть немного обрадоваться. Она смотрела на своего Хозяина пустым, ничего не выражающим взглядом, теряющимся за густой завесой слёз.
- Ты и вправду очень мужественная девочка, - сказал Сергей Михайлович неожиданно ласково, хотя, казалось бы, он должен был рассердиться на её безучастность. - Я был тут рядом, в соседней комнате. Если бы ты хоть раз закричала и позвала меня, я бы сразу пришёл. Но ты не закричала! Я горжусь тобой!
Лада ничего не ответила, только слёзы ещё интенсивнее закапали у неё из глаз. Возможно, это были уже слёзы радости и благодарности Хозяину за его похвалу - по-другому, ей в данный момент всё равно навряд ли удалось бы передать свои чувства: слов она не находила, на выразительную мимику у неё не хватало сил, а вот слёзы всё никак не иссякали и каким-то чудом по-прежнему были к её услугам.
- Знаешь ли, Лада, что означают твои слёзы? - неожиданно спросил Сергей Михайлович и, поскольку Лада молчала, сам ответил на свой вопрос: - Это слёзы богини - прекрасной, гордой и всемогущей. Не веришь? Напрасно. Впрочем, ты ещё вообще слишком мало о себе знаешь и потому слишком мало в себя веришь. Ну ничего, я тебе объясню. Так вот, слушай: ты не случайно носишь имя Лады, славянской богини любви, красоты, юности и плодородия. Возможно, есть боги и поважнее, то есть такие, которые про себя так думают. Но мы-то с тобой понимаем, что важнее Лады в мифологии никого быть не может. Наши предки верили, что утренняя роса - это жемчужные слёзы, которые Лада проливает с небес на землю. Как же радовались они этим слезам! Предание гласит, что от каждой Ладиной слезинки на земле распускается по цветочку. И в конце концов самый главный цветок - солнце - раскрывается, тронутый плачем богини... Видишь, Лада, сколько всего могут твои слёзки? Что же удивительного в том, что я хочу как можно чаще видеть их на твоём лице?
О пользе художественной литературы в домашнем хозяйстве
Следующим утром рабыни узнали, что у их Хозяина сегодня день рождения. Как ни странно, ни той, ни другой даже в голову не пришло обратиться к нему с какими-либо поздравлениями. Что касается Лады, то единственное, над чем она задумалась в этой связи, был вопрос, ожидать ли им теперь в честь праздника от Мастера поблажек или же, наоборот, строгость будет только усилена. Впрочем, Сергей Михайлович, по-видимому, и не рассчитывал на более тёплую реакцию. Объявление о дне рождения носило чисто деловой характер: просто Господин поставил рабынь в известность, что сегодняшний день в силу объективных причин несколько отличается от остальных и по этому поводу намечен праздничный обед, который, разумеется, поручается приготовить им. Зачем же ещё человеку рабыни?
Оказалось, что Сергей Михайлович, даже будучи именинником, не хотел никаких сюрпризов и, не полагаясь на женскую изобретательность, уже сам в точности продумал меню предстоящей трапезы. Всё предполагалось выдержать в индийском стиле - такова уж была его прихоть, - а поскольку ни Кимберли, ни Лада, естественно, не имели опыта в области приготовления традиционных индийских яств, Хозяин заранее позаботился о поваренной книжке с богатой подборкой рецептов и иллюстративного материала. Выбранные Сергеем Михайловичем блюда были аккуратно заложены, а необходимые для их изготовления продукты и специи - заблаговременно куплены. Так что рабыням оставалось теперь только прилежно следовать книжным инструкциям.
Всё же, учитывая новизну и некоторую заковыристость рецептов, было решено приступить к работе над обедом сразу же после завтрака, чтобы гарантированно уложиться в запланированные сроки.
- Господин... - устремила Кимберли на Гончарова вопросительный взгляд.
- Говори! - разрешил Мастер.
- На сколько человек нам рассчитывать?
- Ты разве не умеешь считать? - с заметной досадой осведомился Сергей Михайлович. - По-моему, нас здесь трое, причём уже не первый день. Мне кажется, пора привыкнуть.
- Просто мы думали: может быть, у вас будут гости... - робко призналась Кимберли.
- Меньше надо думать, - посоветовал Сергей Михайлович, нахмурившись.
- А как же ваша подруга из Бостона? - не выдержав, вмешалась Лада. - Неужели она не приедет?
- Она мне сегодня звонила, этого достаточно, - отрезал Гончаров и, решительно развернувшись, покинул кухню.
Лада была несколько удивлена тем, что Сергей Михайлович, не считавший обычно необходимым по первому требованию давать рабыням справки о своей личной жизни, удостоил-таки ответом её очевидно наглую и произнесённую без разрешения реплику. Но она знала, что на этот счёт нельзя обольщаться: если Хозяин и потерял бдительность, то наверняка ненадолго, и вечером, возможно, ей достанется сполна за недозволенный вопрос.
Однако размышлять было некогда - Кимберли уже листала рецепты, проверяя наличие на кухне требуемых продуктов и подходящей утвари.
- Достань, пожалуйста, из кладовки картошку и лук, - попросила она Ладу.
В кладовку вела из кухни узенькая дверца, похожая на дверцу стенного шкафа. Ладе ещё ни разу не приходилось бывать внутри. Вообще, Сергей Михайлович, если не считать случая с манной кашей, пока не занимал её готовкой, и Лада до сих пор не очень хорошо ориентировалась у него на кухне. Ну что ж, пришло время избавиться от этого пробела в образовании.
Кладовка, вопреки ожиданиям, оказалась довольно просторной, почти как небольшая комната. По стеночкам стояли ящики с бутылками минеральной воды, а также мешки с картофелем, луком и прочими продуктами длительного хранения. На прибитых выше полочках хранились запасы сахара, муки и чая. Лада обнаружила даже несколько упаковок с тем самым печеньем, которое скармливал ей Гончаров, когда она лежала связанная на столе.
Сориентировавшись в обстановке, Лада уже собиралась оснаститься заказанными Кимберли картошкой и луком, как вдруг её взгляд упал на обитую железом дверь в глубине кладовки. Так выглядят только двери, ведущие наружу. Интересно...
- Кимберли, Кимберли! - позвала она свою напарницу. - Как ты думаешь, что это за дверь?
- Я не думаю, я знаю, - равнодушно подёрнула плечами Кимберли. - Это аварийный выход, на случай пожара. Через него можно попасть, если надо, прямо на лестницу. Ведь на лифте при пожаре, сама понимаешь, кататься не рекомендуется. Правда, я всё равно надеюсь, что ничего такого не случится - бежать вниз с последнего этажа как-то не хочется, да и шансы спастись, по-моему, в этом случае небольшие. Ну а сейчас этой дверью пользуется женщина, которая приносит покупки, или курьеры из магазинов, где Хозяин заказывает что-нибудь оптом.
- Что же, они поднимаются к нам пешком? - ужаснулась Лада.
- Конечно, нет! - удивилась Кимберли её непонятливости. - С лестницы ведь тоже есть проход к лифту. Просто им удобнее заходить здесь, а не с главного входа, чтобы не беспокоить клиенток и не тащиться зря через все помещения. Если я в это время на кухне, то сама им и открываю. Господин мне разрешает, - прибавила она с гордостью.
- Ты сама открываешь наружную дверь? - изумилась Лада.
- Да, вот посмотри.
Кимберли показала Ладе выключатель, находившийся на кухне у входа в кладовку, и, нажав на него, продемонстрировала, как дистанционное управление с жужжанием освобождает железную дверь из замочных оков.
- Это чтобы мне не надо было к ним выходить, - пояснила Кимберли. - Господин не любит, когда чужие глазеют на его рабынь. Так что они просто складывают продукты в кладовке и снова уходят.
- Сами? - поинтересовалась Лада.
- Да, сами, - подтвердила Кимберли. - Изнутри дверь можно открыть простым нажатием на ручку, а потом захлопнуть снаружи.
- Удивительно! - покачала головой Лада в какой-то задумчивости.
- Что же тут удивительного? - почти возмутилась Кимберли. - Многие двери так функционируют. Ничего особенного тут нет.
- Да я не про то! - отмахнулась Лада. - Разве ты не замечала, - продолжала она свою мысль. - что Хозяин всегда демонстративно запирает дверь из гардероба в офис, а ключи носит только с собой? Вот я и думала, что мы тут у него, как в клетке - герметично отделены от окружающего мира. А тут нате, пожалуйста - аварийный выход. Выходи, кто хочет! Никаких препятствий! Неужели он не боится, что мы можем удрать?
- Да куда мы удерём в таком виде? - упрекнула её Кимберли за легкомысленный вопрос.
И действительно, короткий халатик, ошейник, полнейшее отсутствие нижнего белья - всё это приковывало рабынь к дому Хозяина надёжней любых замков.
Лада вздохнула: как ей вообще могла прийти в голову крамольная мысль о побеге? Теперь самой же и неприятно! Секунду она размышляла над тем, не пойти ли и вправду к Сергею Михайловичу и не исповедоваться ли добровольно в греховном искушении, попросив для себя справедливого наказания, как это и рекомендовалось в "Правилах поведения", но всё же отказалась от этой идеи, решив не портить ему настроения в праздник.
- И вообще, - рассудила Лада уже вслух, - если кому-то из нас действительно непременно захочется досрочно уйти отсюда, то, наверняка, можно будет сделать это вполне официально. Не думаю, что Хозяин станет возражать.
"Выход обратно для всех бесплатно", - вспомнила она строчку одного из стихотворений Маршака, тут же каким-то необъяснимым образом вселившую в неё дополнительный оптимизм.
- Я бы не стала на это полагаться, - осторожно заметила Кимберли. - Договор всё-таки есть договор, и Господин к таким вещам относится очень серьёзно. Не знаю, может быть, по закону он и не имеет права держать нас здесь насильно, но скажи сама: неужели ты пойдёшь потом жаловаться на него в полицию или там в своё русское посольство? То-то же! Да я лучше умру, чем донесу на своего Господина! Так что, выходит, никуда мы от него раньше времени не денемся. И ничто ему не помешает делать с нами то, что он захочет!
До сих пор всё, что происходило с ней в доме Сергея Михайловича, казалось Ладе, прежде всего, игрой - необычной, захватывающей дух, в меру опасной, но всё же игрой, которую можно в любой момент прекратить. Теперь же она постепенно начинала осознавать серьёзность своего положения. Ну а чтобы оно не стало в ближайшее время ещё серьёзнее, следовало поскорее приступать к приготовлению праздничного обеда: небрежное отношение к приказаниям Мастера было плохой тактикой выживания в условиях рабства.
Кулинарные хлопоты быстро и успешно отвлекли женщин от мрачных мыслей. Лада даже никогда не подозревала, что готовка может быть таким интересным занятием. Дома за её питание отвечал в основном Рома или редакционная столовая. Но теперь она начинала понимать, что до сих пор многое пропускала. Участие в процессе создания всех этих экзотических блюд, так неприступно позировавших на цветных фотографиях, доставляло ей подлинное удовольствие. Они будто подмигивали Ладе: "Ну что, неужели справишься?" "А как же?" - принимала Лада брошенный ей вызов. "Только смотри, чтоб всё, как на картинке!" - предупреждал какой-то капризный десерт. "Ещё и лучше!" - парировала Лада, самодовольно улыбаясь.
