Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ПРОВОДНИК


Всегда приятно наблюдать за тем, как преображаются места, знакомые ещё с детства. На месте обветшалых дачных посёлков вокруг Петербурга растут комфортабельные особняки, в которых не тоскливо было бы даже зазимовать. А уж летний отдых здесь я однозначно предпочту любому южному курорту! Так что если удаётся летом выбраться в Россию, всегда стараюсь провести хотя бы одну неделю у подруги, муж которой пару лет назад выгодно вложил деньги в совсем новый дом в одном из питерских пригородов. Планировка дома прекрасная, так что в нём одновременно может жить сразу несколько гостей, ничуть не мешая друг другу. Днём мы совершаем продолжительные вылазки в ближайшие окрестности, наслаждаясь роскошными видами и приятной компанией, а вечера обычно завершаются уютными чаепитиями на веранде.

Помощью по хозяйству подруга меня обычно не напрягает, хотя я понимаю, что для того, чтобы содержать такой дом в порядке, требуется определённая дисциплина, так что сама часто предлагаю ей взяться за что-нибудь в четыре руки. За интересной беседой домашние дела проворачиваются почти незаметно, а бывает и сами по себе превращаются в развлечение, если, например, в процессе уборки приходится разбирать и сортировать какие-то вещи, о существовании которых домочадцы уже успели напрочь забыть, так что сюрпризы тут и для них, и для гостей запрограммированы. Иногда особенно ценные или любопытные "находки" мне разрешается позаимствовать для моего архива. Например, недавно я обзавелась таким образом целой подшивкой советских журналов мод, о которых давно мечтала. Но самое интересное приобретение мне удалось увезти с собой ещё в прошлогодний визит. Наводя порядок на чердаке, куда хозяйка, по собственному признанию, не поднималась чуть ли не с самой покупки недвижимости, мы раскопали среди банок с краской и инструментов, брошенных, вероятно, ещё строителями, пухлую тетрадку, исписанную мелким почерком. Страницы уже успели пожелтеть, хотя на обложке угадывалось аляповатое лого довольно известной фирмы, торгующей джинсами. Подруга была заметно разочарована последним обстоятельством: в первую минуту она ещё надеялась, что мы наткнулись на какой-то раритет, типа фронтового дневника дедушки. Окончательно убедившись, что это не так, она сразу потеряла интерес к этому памятнику письменности.

Я тоже сначала без особых ожиданий пробежала глазами пару страниц, но постепенно увлеклась и в тот же вечер дочитала весь текст до конца, пропустив даже обязательный чай на веранде. Почти сразу после прочтения мне стало ясно, что я в любом случае буду добиваться публикации этого документа, хотя моё отношение к нему до сих пор далеко не однозначно. То есть, являясь абсолютной противницей цензуры, не могу всё-таки не признать, что если и существуют на свете тексты, чьё влияние на человеческую психику может иметь совершенно непредсказуемые последствия, то мы здесь безусловно имеем дело с одним из них.

Во всех издательствах, куда я приносила эти записки, мне говорили, что они могут быть опубликованы только в виде романа, как сугубо художественное произведение, что должно примирить общественное мнение и смягчить их потенциальное воздействие. В конце концов, мне пришлось согласиться на этот вариант. В остальном все особенности авторского стиля, а главное - само содержание, включая даже замечания и наблюдения, не несущие в себе на первый взгляд ключевой смысловой нагрузки, удалось перенять без изменений и сокращений. Этот отрадный факт освобождает меня от необходимости дальнейших комментариев и даёт возможность перейти непосредственно к оригинальному повествованию.





Часть первая

Я не писатель. И это чувствуется. Если, конечно, у вас сохранилось чувство прекрасного. Впрочем, зачем оно вам? Выньте его скорее из холодильника, посмотрите на этикетку и убедитесь, что срок годности давно прошёл. Так что поторопитесь спустить его в мусоропровод, пока оно не дало запах.

Да, и ещё важно знать, что я не только не претендую на роль литератора, но и вообще ненавижу литературу. У нас с ней старые счёты. Но об этом потом. А пока что тема закрывается.

Глаза открываются. Мои светло-серые, ещё липкие от сна, но уже иронично прищуренные глаза, ищущие и не находящие, за что бы им зацепиться. Ну разве что за цветную картинку под условным названием "Небритое сердце", которая висит на противоположной стене над столом. Я сам нарисовал её в компьютерной программе и потом распечатал на цветном принтере. А вообще это отрывок из комикса в стиле аниме, который, увы, теперь уже никогда не будет закончен. Композиция проста: в центре на фиолетовом фоне висит ярко-красное сердце с чёрными пунктирными вкраплениями - получается немного похоже на клубнику или на небритое лицо. Отсюда и название. Ладно, хватит уже о живописи, а то вы ещё подумаете, что я художник. Хе-хе... Ноу коммент.

Итак, я проснулся. Не сам, конечно. Сам бы я вообще не стал просыпаться. Так что спасибо будильнику. Изловчившись, я достал босой ногой до тумбочки и нажал большим пальцем на выпятившуюся над циферблатом кнопку. Она тут же пристыженно осела, оборвав трель спрятанной внутри злой птички.

Всё, пора собираться в школу. На празднование последнего звонка. Кто бы мог подумать, что я до этого доживу? Что я не замёрзну одним прекрасным зимним утром в каком-нибудь сугробе, опаздывая на нулевой урок. Что не сломаю себе шею на уроке физкультуры, не задохнусь в противогазе на уроке ОБЖ и далее по списку. Что меня даже не столкнут на большой перемене с четвёртого этажа в лестничный пролёт (хоть не раз уже пытались). Надо же, сколько счастливых совпадений, а также физической силы и ловкости требуется, чтобы дожить до последнего звонка. Да, это и в самом деле большой человеческий праздник!

Родители должны были уже отбыть на работу, поэтому я отправился в ванную как был - в одной футболке, без трусов. Моё отражение с торчащими вверх волосами и приподнятым членом выглядело в зеркале довольно радикально. Ну ничего, под душем всё придёт в норму.

Стащив футболку, я повернулся к зеркалу чуть боком и полюбовался на ещё свежую татуировку в виде закрученного лабиринтом иероглифа на левом плече. Об этом ещё никто не знал, даже родители. Только Влад. Но он не выдаёт чужих тайн. Тем более таких, в которые и сам так или иначе замешан...

Струйки воды, со слабым напором сочащиеся из душа, неприятно щекотали украшенное иероглифом плечо. Но всё же не так сильно, как дня два назад, когда я только снял повязку. Теперь-то уже ясно, что заражения крови не будет - всё обошлось. Ещё одна счастливая случайность.

После душа ужасно захотелось чего-нибудь съедобного. Откинув в сторону полотенце, я в поисках завтрака перебрался на кухню, традиционно споткнувшись в коридоре об отклеившуюся плитку линолеума. Из дома напротив за моими кухонными хлопотами внимательно наблюдала девочка лет пяти, застывшая у окна с чашкой в руке. Я и раньше уже неоднократно замечал эту молчаливую свидетельницу моей повседневной жизни. Один раз она кормила голубей, далеко высунувшись из окна и кроша хлеб прямо на жестяной подоконник. Тогда я смог разглядеть её хорошенько. Она мне понравилась.

"Интересно, - подумал я, - не разочаруется ли эта крошка теперь, увидев своего героя абсолютно голым? Да нет, навряд ли."

Она и вправду не выглядела в это утро ни разочарованной, ни шокированной - только какой-то особенно серьёзной. Возможно, в её жизни тоже произошло что-то важное.

Расправившись с завтраком, я натянул на себя джинсы и выходную футболку, набросил на плечо почти пустую спортивную сумку и вышел на улицу.

Улица наша носит волшебное, сказочное название - Червонного Казачества. Можно повторять до бесконечности, как мантру или как магическое заклинание. Здесь и вправду определённо ощущается какая-то магия: разошедшиеся по шву хрущёвки дают мощный энергетический заряд. Кто прожил здесь всю жизнь, умеет воспринимать их ауру на глубинном, внутривенном уровне.

Путь к школе (не самый быстрый, но самый приятный) лежал через пустырь, на котором каждое лето раскидывал свои шатры цирк шапито. В остальное время здесь либо совсем ничего не было, либо, как сейчас, стоял киоск, торгующий пивом (в бутылках или в розлив), сигаретами и ещё кое-чем по мелочи. Несмотря на ранний час, у ларька уже тусовалось несколько любителей выпить. Среди них был и наш водопроводчик, дядя Коля (или Вася, я никогда точно не интересовался). В нашем микрорайоне он прославился не столько алкогольными эксцессами, сколько любовными похождениями, вернее, своей экстремальной любвеобильностью. Особенно это обострялось у него весной, когда везде вдруг начинало прорывать трубы, а водопроводные краны сходили с ума, не желая больше завинчиваться. Тогда прорывало и дядю Колю. Он надевал свой лучший пиджак, в клеточку, всего лишь с двумя пятнами - на спине и на рукаве - и, окрылённый сознанием собственной незаменимости (а может, и наоборот - отчаянно осмелевший от чувства своего полного бессилия перед глобальностью технических проблем), отправлялся по вызовам, отдавая предпочтение одиноким женщинам, которых за свою долгую практику научился вычислять чуть ли не по коврику у двери. Профланировав вразвалку к отказавшей сантехнике и убедившись в неполадке, он саркастически осведомлялся у хозяйки: "А что твой муж? Не может, что ли, починить?" Та краснела и вымученно втолковывала ему что-то насчёт длительной командировки, в которой якобы находился её супруг. Дядя Коля иронически щурился и обещал прийти на следующий день вместе с инструментами. И действительно приходил, уже выпивший для храбрости и вооружённый не только отвёртками и гаечными ключами, но и пылкими признаниями в любви. Если это не впечатляло избранницу и она более-менее грубо выпроваживала его за дверь, он приходил ещё раз, только теперь уже ночью, чтобы прокричать под её окнами о своей страстной любви. Таким образом весь двор становился свидетелем дяди Колиных любовных мук. А они были, судя по всему, нешуточные: надрывая слабое, подточенное алкоголем и папиросами горло, он клялся, что убьёт себя, если его чувства останутся без ответа. Всем, кто это видел, было очень смешно, пока однажды дядю Колю не нашли рано утром в приглушённом полумраке одного из подвальных помещений, где он лежал с разбитой головой между двумя проржавевшими трубами. Всё, конечно, вполне объяснялось пьяными делами, нарушением координации движений и проблемами с ориентацией в пространстве, но никто из знавших его почему-то не сомневался, что дядя Коля покушался на себя, и не просто спьяну шлёпнулся на землю, а как-то совершенно сознательно подстроил этот инцидент. Травма головы, кстати, сказать, ничуть не сломила любовный пыл водопроводчика: через две недели он вернулся из больницы, и любовные клятвы на прохладном весеннем воздухе продолжились, сделавшись разве что ещё настойчивее и откровеннее. Его чувства абсолютно не изменились. Поменялся, кажется, только их объект. Но это ведь уже мелочи.

Да, нашему поколению не знакомы такие африканские страсти. Мне, к примеру, никогда не пришло бы в голову из-за любви причинять себе какую-нибудь боль или неудобство.

Впрочем, меня занесло куда-то слишком далеко в абстрактные размышления. На самом-то деле, я всё ещё здесь, на пустыре, приближаюсь к ларьку, щуря глаза от солнечных лучей, припадающих дымящимися паяльниками к моей ещё незагорелой коже. Дядю Колю, стоявшего с полупустой кружкой наперевес, майское солнышко совсем разморило - он выглядел апатичным, и живой огонёк страсти куда-то подевался из его глаз, видимо, исчерпав себя вместе с отжурчавшей уже в этом году весенней капелью.

Когда я подошёл вплотную к киоску, дядя Коля, отделившись от собратьев по кружке, как раз неуверенно наклонился к узкому окошку, чтобы донести до продавца какое-то бессмысленное пьяное замечание. Не имея ни малейшей охоты дожидаться окончания его тирады, я, не глядя, оттолкнул плечом не доходившего мне и до подбородка водопроводчика и, поставив оба локтя на прилавок, попросил три бутылки "Балтики", которые вслед за этим с приятным звоном опустились на дно моей сумки. Всё, больше мне тут нечего было задерживаться. Закинув сдачу в карман, я уже собирался сваливать, когда моё внимание привлекла одна забавная и удивительно живописная картинка. Как же я ещё издали не заметил такую прелесть! Немного в стороне от прочих выпивальщиков, почти посреди пустыря валялся до оцепенения пьяный субъект в трогательной трикотажной маечке, выставив напоказ блестящие от пота рельефные мускулы. Нет ничего забавнее такого вот Ильи Муромца, подкошенного алкоголем! Особенно меня умилило, что, распластавшись на животе, этот тип изо всех сил пытался дотянуться до стоявшей в двух шагах от него полупустой бутылки - разумеется, безрезультатно. Проходя мимо, я весело поддел бутылку ногой и ловко опрокинул её прямо в лужу, спугнув кувыркавшегося там воробья. Лёгкая доза адреналина взбодрила меня лучше утренней зарядки. Богатырь в маечке бормотал мне вдогонку какие-то проклятия. Я обернулся и с улыбкой показал ему выставленный вперёд средний палец. Он попытался приподнять руку в ответном знаке, но тут же снова уронил её. Стало быть, 1:0 в мою пользу. Символично, если день так начинается!

Перейдя через пустырь и прошагав ещё пару кварталов, я понял, что меня уносит в сторону, прямо противоположную той, где находилась школа. Ну что ж, велика ль беда? Одна мудрая африканская пословица гласит: "Зачем гнаться за тем, что от тебя не убегает?" Вот и школа никуда не ускачет, если я приду в неё чуть попозже. В крайнем случае пропущу поздравительную речь завучихи. Какая досада!

И я уже сознательно и целенаправленно взял курс туда, где меня в это утро, скорее всего, не ждали, но где мне определённо хотелось быть. Ведь как я мог в этот чудесный день забыть о тех, кто не так успешно прошёл через эти одиннадцать школьных лет, споткнувшись в самом конце пути и не выйдя на финишную прямую. Я говорю о моей, теперь уже бывшей, однокласснице Вике.

Её беда, строго говоря, не стала для меня сюрпризом. Я с самого начала так и думал, что с ней рано или поздно обязательно что-нибудь случится. Она была всегда слишком женственной. Это делало её уязвимой. Женственность просто перехлёстывала в ней через край, и сама Вика была, по-видимому, бессильна удержать эту стихию в каких-либо границах. Повинуясь её порывам, она даже в лютые морозы прибегала в школу в тоненьких ажурных чулках, едва прикрытых контрастирующей с ними по цвету мини-юбкой. Делала она это начиная с пятого класса из года в год, презирая требования моды и хорошего вкуса. Краситься Вика начала, когда её одноклассницы ещё и не думали о других украшениях, кроме бантиков в косичках. Если её вызывали к доске и она не могла ничего ответить (а так чаще всего и случалось), Вика вольно или невольно устраивала целый спектакль, чувственно поводя плечами, прерывисто подымая и опуская грудь, томно приковывая взгляд к полу и с придыханием шепча какие-то обрывки фраз, которыми она пыталась хоть как-то спасти положение. Однако избежать двоек Вике почти никогда не удавалось. Учителя её ненавидели. Помню, как историчка с наслаждением выдернула у неё из ушей металлические кольца-серёжки, даже чуть поцарапав нежную мочку и сопроводив свою расправу нотацией о вредном воздействии "вызывающих" аксессуаров на школьную атмосферу. Надо сказать, что Вика выдержала эту процедуру героически, не проронив ни слова о пощаде и гордо глядя перед собой, как человек, страдающий за собственные убеждения.

Впрочем, она не была ни гордячкой, ни недотрогой. Могла, к примеру, так вот запросто, проходя на перемене мимо компании мальчишек, задрать на себе юбку - правда, всего лишь на одно мгновение, а потом со смехом умчаться в другой угол рекреации. Но всё равно это был очень милый, дружественный жест с её стороны, и если кто-то из нас бежал ей вслед, чтобы, догнав, поднять ей юбку чуть ли не до самых подмышек, Вика почти не обижалась, извиваясь и визжа явно только ради приличия. А заплакала она при этом всего лишь один раз, да и то, когда один из парней в довершение игры ещё и больно ударил её между лопаток.

Я, начиная со средней школы, испытывал к Вике смесь преклонения и презрения. Назовём это условно любовью. Да, пожалуй, я был влюблён в неё, хотя никогда бы никому в этом не признался. Ну а чего тут признаваться? И так всё ясно! Она была создана для любви, вот её и любило полкласса - почти все мальчики, за исключением, пожалуй, двух-трёх отличников, которые просто никогда не отрывали глаз от учебников. Впрочем, все, как и я, не признавались. Наоборот, говорили, что любить Вичку - последнее дело, что она лет с четырнадцати "даёт" просто всем и каждому и что получить это от неё настолько легко, что лень и пытаться. Однако чем больше распространялись подобные настроения, тем недоступнее она нам на самом деле казалась. Это злило и подливало масла в огонь, так что с каждым следующим школьным годом отношение к ней в школе становилось всё отвратительнее.

Я, наверное, единственный, кто к десятому классу остался с ней в нормальных отношениях, то есть не пытался при случае задеть, уколоть или унизить. Я просто предпочитал, чтобы за меня это делали другие. Вот и всё. Но Вика начала постепенно проникаться ко мне доверием, которое как-то неловко было обманывать. Пару раз я даже заступался за неё, несмотря на иронические замечания одноклассников. Однажды она позвонила и попросила разрешения прийти списать длинное задание по алгебре. С тех пор Вика стала у меня довольно частой гостьей, вроде домашнего зверька. Приходила просто посидеть, поболтать, послушать музыку, посмотреть видео. Я тоже заходил к ней как-то и понял, почему ей так нравилось у меня: свою комнату она делила с сестрой и старенькой бабушкой. Я бы в этом хаосе не выдержал и нескольких часов, а она вот, оказывается, прожила так все шестнадцать лет. После этого открытия мне как-то даже стыдно было использовать её визиты ко мне для попыток физического сближения. К тому же, я понимал, что возможный отказ нанесёт слишком чувствительный укол моему самолюбию, и предпочитал уж лучше оставить всё, как есть. Но главное, что меня останавливало, была неожиданная пассивность самой Вики, когда мы оставались с ней одни. Я ожидал, что с такой девушкой всё должно прийти само собой - какая-нибудь обольстительная поза на диване, язычок, облизывающий губки, рука, расстёгивающая пуговички на блузке и направляющая к дальнейшим открытиям... Но ни фига подобного: никаких более-менее определённых сигналов от неё ни разу не поступало. Всё это сбивало меня с толку, и я снова и снова давал себе отсрочку.

За это время я успел проникнуться к ней тёплыми, как корпус электрического обогревателя, чувствами, подпитывающимися от какого-то менее легковоспламеняющегося горючего, чем любовь. При этом любовь, конечно, тоже никуда не исчезала, а продолжала существовать в параллельной плоскости, устраивая то и дело лёгкие, но опасные пожарчики в моей впечатлительной душе. Но в общем я уже рассматривал Вику как укоренившийся элемент моей повседневной жизни, целостность которого мне небезразлична вне зависимости от того, найду я ему когда-нибудь конкретное применение или нет.

Теперь я думаю, почему всё это произошло именно с ней? Впрочем, я же говорил, что по всем (народным) приметам Вика должна была рано или поздно притянуть к себе какое-нибудь несчастье. Хотя кто знает? Может, ничего бы и не случилось, если бы я не познакомил её с Владом...

Да нет, неправда: не знакомил я их. И у меня есть доказательства!

Было это минувшей осенью. В начале учебного года директорша решила устроить генеральную уборку всей школы по полной программе. Ради этого нас даже освободили от уроков, чтобы с ещё большей отдачей драили, мыли и выносили мусор. Мы с Владом в тот день собирались куда-то пойти после обеда, что-то такое запланировали, чего не хотелось откладывать на потом, поэтому было решено, что он зайдёт за мной прямо в школу.

Вот он и пришёл. Я как раз сгребал на улице изувеченные осенние листья, стоя посреди спортивной площадки, поэтому заметил его ещё издали. Конечно, я тут же бросил грабли (он с высоты своих двадцати семи лет мог просто засмеять меня, застав за таким занятием) и, не спеша, чтобы, не дай Бог, не уронить себя в его глазах суетливостью или нетерпеливостью, направился через всю площадку ему наперерез. Но Влад тоже не спешил ко мне и даже, как казалось, вообще меня не замечал. Более того: он всё замедлял и замедлял шаг, а потом и совсем вдруг остановился у школьной стены и задрал голову вверх, будто точно знал, что его там ждёт что-то интересное. Я тоже поднял глаза и сразу всё понял: на подоконнике последнего этажа, под самой крышей, стояла Вика. Её, как и других девчонок, поставили мыть кабинеты. Но никто из них не решился, как она, взобраться на подоконник и, приподнявшись на цыпочки, щедро натирать тряпкой самый недоступный изнутри участок оконной рамы. Чего она добивалась? Хорошей оценки за прилежание? Да нет, всё это ей было не нужно (да и директриса, скорее всего, упала бы в обморок от страха, если б увидела этот акробатический этюд): она хотела, как всегда, только внимания и восхищения. Ради этого и рисковала теперь жизнью, раскачивая во все стороны бёдрами, сверкая затянутыми в капрон коленками и заливаясь одурманивающим смехом, притупляющим чувство равновесия. Я не знал, чему и кому она смеётся, но заметил, что за своей работой она уже почти не следит, а выкручивает голову так, чтобы удобнее было рыскать глазами по прилегающей к школе территории. А Влад так и стоял с бесстыдно вскинутым вверх подбородком.

Меня сразу же укусило дурное предчувствие. Я ускорил шаг (почти до неприличия) и поскользнувшимся голосом окликнул Влада. Он обернулся, но не сразу, и уже хлопая своей рукой о мою ладонь, всё ещё косил глаза наверх.

Школу сотряс звонок, осипший за долгие годы службы. Это был сигнал, но сигнал, потерявший в свободный от уроков день всякое значение: ничто не начиналось вместе с ним и ничто не заканчивалось. Всё оставалось как есть. Ни чувства облегчения, ни чувства досады. Только пустота, как карусель, раз или два неприятно крутанулась в моей голове. Но я вовремя остановил её, собрался с мыслями и понял (вернее, почувствовал), что Владу здесь не место и что чем скорее мы двинем с ним отсюда, тем лучше.

Моя сумка валялась где-то наверху, в одном из кабинетов, и я пошёл её забирать. По дороге назад, между вторым и третьим этажом, меня остановила наша классная. Пришлось объясняться с ней на тему самовольного ухода. Эта потеря времени всё и решила. Когда я наконец спустился вниз, Вика и Влад уже вместе стояли в гардеробе, окутанные клубами удушливой пыли, которую поднимали своими метёлками ответственные за этот этаж пятиклашки. Они даже и не разговаривали, но всё равно было понятно, что между ними что-то происходит. Влад держался неподвижно, улыбаясь лишь самыми краешками рта, а она, напротив, переминалась с ноги на ногу, накручивала на пальцы длинные волосы и тоже улыбалась множеством быстрых, как мерцание неисправной электрической лампочки, улыбок.

Но мне хотелось верить, что ничего особенного не случилось и всё поправимо. Я дёрнул Влада за плечо и бесцеремонно подтолкнул к выходу, даже не кивнув на прощание Вике. Он не сопротивлялся и легко позволил себя увести, оглянувшись всего два или три раза. Это немного успокоило меня, как и то, что за весь остаток дня, он ни разу не попытался расспросить меня о моей однокласснице. Но оказалось, что это и был самый плохой знак: им уже не требовались никакие посредники...

Всю последующую неделю у Влада почти не было для меня времени. Вика тоже, против обыкновения, не напрашивалась в гости, а однажды вдруг с хитрой улыбкой подмигнула мне на перемене:

- Влад передавал тебе привет.

Стало быть, всё было решено с самого начала. Значит, успели тогда в гардеробе как-то договориться. Но у меня ещё была, пожалуй, возможность предотвратить самое худшее. Я бы мог, по крайней мере, рассказать ей, что Влад уже месяц как женат, но почему-то не сделал этого. Может быть, не верил, что такая ерунда сможет их теперь остановить А может, не хотел портить отношения с Владом, которые во многом были для меня куда важнее забот о Викином благополучии. Или, что вероятнее всего, просто любопытно было посмотреть, чем это всё закончится.

"Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро", - пел один известный певец прошлого тысячелетия, про которого любил иногда вспоминать Влад, когда его в очередной раз тянуло на ностальгию. И действительно, резкий поворот к худшему в этой любовной истории не заставил себя долго ждать. Через месяц или чуть больше Вика явилась ко мне, сжимая в вспотевшей от волнения ладони свежий тест на беременность, который я сначала принял за палочку от съеденного мороженого. Её щёки горели гневом, а губы повторяли бесконечные изобретательно-наивные ругательства, адресованные некой абстрактной инстанции. Она хотела срочно видеть Влада, будто он мановением руки мог решить её проблему. Своего домашнего телефона он ей, конечно, под разными предлогами не давал (а мобильный вообще никогда не заводил, отшучиваясь страшилками про спецслужбы, которым ничего не стоит при желании вычислить с его помощью твоё точное местоположение), так что со временем они всё чаще стали прибегать ко мне как к наиболее удобному и быстрому виду связи. Я пообещал ей достать Влада как можно скорее.

Он явился в неожиданно беззаботном расположении духа, хотя уже знал, о чём пойдёт речь, ошарашил нас с порога какими-то анекдотами и в одно мгновение распространил вокруг себя атмосферу уверенной лёгкости. В тот же вечер он пригласил нас в кино на какую-то комедию - за свой счёт. Это был наш первый выход куда-то втроём. Обратно домой мы провожали уже от души хохочущую, раскрасневшуюся от удовольствия и опьянённую сознанием собственной привлекательности Вику.

Лёгкость, с которой Влад воспринял свалившуюся на него новость, с одной стороны успокоила её, но с другой - только усугубила проблему. Уверовав, что Влад обязательно найдёт или даже уже нашёл какой-то хитроумный выход, Вика не спешила принимать меры и в конце концов просрочила аборт. С марта она уже не ходила в школу, а Влад, насколько я знаю, ещё ничего не придумал и в последнее время даже почти не упоминал о ней во время наших с ним вылазок. Сам я не видел её около месяца. А теперь вот захотелось увидеть. Я думал, что это, может быть, последний раз перед родами, ведь кто мог знать, много ли у меня будет свободного времени с началом выпускных экзаменов. Надо же было хоть раз посмотреть на неё с настоящим большим животом!

Вика жила в неприступном с виду сталинском доме, в который уже успел прокрасться тлетворный душок, свойственный неухоженным памятникам старины. Я знал, что в подвале их дома обитали бомжи - обосновались они там довольно прочно, как котята. Правда, видели их редко. Очевидно, они были домоседами и по пустякам не высовывались наружу. Но сейчас двое подземных жителей всё-таки соблазнились припекающим солнышком: один сидел по-турецки в песке у стены, а другой, словно не решаясь полностью покинуть своё убежище, лишь наполовину вылез из низкого подвального окошка и, улёгшись животом на землю, о чём-то беседовал с товарищем. Подойдя чуть ближе, я заметил, что они играют в шахматы. Хорошая, полезная игра, очень развивает умственные способности - жаль, я так и не успел освоить.

Я вспомнил, что эти бомжи вообще отличались исключительной интеллигентностью: не пили, не курили и принципиально не причиняли жильцам никаких неудобств. Ходили даже слухи, что после их вселения в доме стало меньше крыс, а в подвале больше гигиены - вот так вот всё славненько.

Не дожидаясь, пока скрипящая клетка лифта доползёт до первого этажа, я в пару рывков одолел несколько лестничных пролётов и оказался перед дверью, недавно заново отделанной шершавой малиновой обивкой. Мне пришлось несколько раз нажать на кнопку звонка, прежде чем Вика соизволила появиться на пороге - в одной широкой розовой футболке, доходящей ей почти до колен и, видимо, заменявшей теперь ночную рубашку. Там, где плотным мячиком выпирал круглый живот, красовался ехидно оскалившийся Мики-Маус, немного вылинявший от стирки.

Судя по всему, она только недавно выскочила из постели, но тем не менее была уже подкрашена - почти как всегда. У меня закралось подозрение, что она так и ложится спать.

- Это ты, Денис? - сказала Вика, не то обрадованно, не то обиженно. - Не мог что ли позвонить? Ты чего не в школе-то?

- Последний звонок, - напомнил я ей. - Не думаю, что сегодня будут особо строго контролировать посещаемость.

- Последний звонок? Сегодня? - она состроила гримасу удивления. - А я и не подумала об этом. Живу тут, как Робинзон Крузо, ничего не знаю. Зато спать теперь можно сколько угодно, - она блаженно потянулась. - Ну, заходи, заходи, раз прогуливаешь.

Я знал, что Вика, скорее всего, одна дома: родители в это время обычно были на работе, старшая сестра - в институте. Вот только бабушка... Но она уже давно ничего не соображала. Думаю, при ней можно было бы вполне устраивать оргию.

- Кстати, а где бабушка? - спросил я, заходя за Викой в её комнату и, к своему удивлению, не обнаруживая там ни бабушки, ни характерного кисловатого запаха, которым её осыпающееся, как штукатурка, дряхлое тело заражало обычно всё помещение.

- Бабушка умерла неделю назад, - ответила Вика.

Я ещё раз огляделся по сторонам и понял, что комната стала заметно шире и просторнее, будто из неё вынесли старую громоздкую мебель. Слова сочувствия как-то не подбирались.

- А ты как? - спросил я, чтобы сменить тему.

- Жива пока, - ответила Вика равнодушно. - Принести тебе тоже? - спросила она, кивая на чашку с чаем на комоде. - Нет, - перебила она сама себя, - давай лучше покурим, пока никого нет! - её глаза загорелись, как всегда перед какой-нибудь выходкой.

- Тебе же нельзя, - сказал я, принимая у неё из рук сигарету. - Влад тебя сто раз уже предупреждал.

Она ничего не ответила, только злобно посмотрела в мою сторону и быстро закурила.

- Как дела в школе? - спросила она после нескольких затяжек. - Что про меня говорят?

- Да ничего не говорят, - соврал я. - Кому какое дело?

- Экзамены скоро? - поспешно вставила она новый вопрос, будто выбрала его из заранее заготовленного списка.

- Недели через две. А ты когда будешь сдавать?

Она махнула рукой:

- Потом как-нибудь. Если вообще допустят.

За последний месяц мы, видимо, успели как-то отвыкнуть друг от друга, и теперь нам требовалась небольшая разминка, чтобы перейти к более доверительным темам. Вика начала первая:

- Как глупо вышло! Как назло! Я ведь все одиннадцать лет мечтала о выпускном бале! Придумывала себе причёску, платье, представляла, как мы все будем кататься по Неве на теплоходе и гулять до утра по городу... А теперь я даже в нормальное платье не влезу!

Я старательно кивал её словам, изображая понимание, как журналист, которому поручили интервьюировать какого-ниубудь министра.

- Зачем, зачем он со мной это сделал? - воскликнула она, обращаясь к нависшей над нами тяжёлой люстре.

Конечно же, она имела в виду Влада.

- Ну вот ещё не хватало его обвинять! - обиделся я за друга. - Это уж слишком! Я так думаю, он тебе приятное хотел сделать.

- Приятное?!! - Вика широко раскрыла глаза, будто я сообщил ей какую-то сенсационную новость.

- А что же ещё? - хладнокровно подтвердил я.

- До приятного мы не дошли, - грустно заметила Вика, опуская глаза.- Мы всего-то раз пять. Было только больно.

- Что? И в пятый раз? - искренне удивился я.

- Ещё как! - она слегка наклонила голову вбок. - А теперь будет ещё больнее, - добавила она почти шёпотом.

- Когда? - рассеянно спросил я, не вникнув в смысл её слов.

- Да уж скоро, - Вика задумчиво погладила себя по животу.

Я выждал паузу, дав ей пару минут спокойно подумать о своих проблемах и надеясь затем перевести разговор на что-нибудь более лёгкое. Но Вика опять заговорила первая:

- Что я с ним буду делать, с этим ребёнком? - она почти капризно нахмурила брови.

Я опять тактично промолчал.

- У меня в детстве был цветок, - продолжала она тем же недовольным тоном. - Стоял вон там, на подоконнике. Назывался аспарагус или что-то в этом роде. Я его поливала. Правда, не каждый день. Но в общем достаточно. И всё равно он погиб! Зачах - листочек за листочком. Если уж я цветок загубила, то как же я с ребёнком-то?

Я бы на её месте заплакал. Но она только сурово сдвигала брови и, по-видимому, не чувствовала никаких позывов к слезам. Это меня восхитило.

- Уже знаешь, кто у тебя будет? - спросил я, чтобы вывести разговор из тупика.

- Мальчик, - ответила она почти нехотя и вдруг в одно мгновение встрепенулась, выгнулась на стуле и улыбнулась какой-то глупой улыбкой. - Смотри, смотри, двигается? Хочешь потрогать?

Она придвинулась ко мне почти вплотную, так, что мои ноги оказались между её голыми, торчащими из-под футболки коленками и сама положила мою ладонь себе на живот. Никогда раньше Вика не подпускала меня так близко. Мне пришло в голову, что беременные женщины ведут себя как-то по-особенному, забывая об условностях и теряя бдительность. Я осторожно положил вторую руку ей на талию и попробовал прижать её к себе. Она тут же оттолкнула меня и уставилась в мою сторону - одновременно испуганно и возмущённо. Ну что ж, я опять просчитался. Как меня вообще могло так далеко занести? Ведь она всё ещё была девушкой Влада. Этого никто не отменял, по крайней мере официально. Мне стало досадно за то, что она то ли по глупости, то ли из не поддающегося контролю кокетства спровоцировала меня на этот стыдный порыв.

Я злобно потушил сигарету в пепельнице и встал, чтобы сделать несколько шагов по комнате. У тумбочки возле её кровати я притормозил, с удивлением обнаружив на ней библию карманного формата в резиновом переплёте, на котором золотой краской был выдавлен высокий, тощий крест, без единой завитушки или какого-либо оживляющего композицию орнамента.

- Они опять приходили, - сказала Вика, проследив мой взгляд. - Вчера.

- Кто "они"? - не понял я.

- Ну эти, из секты.

Я просунул указательный палец между плотно прижатых друг к другу папиросных страничек и слегка поддел пухлый томик так, что он неуклюже сел на шпагат.

- Не трогай чужие книги! - вдруг возмутилась Вика.

- Может, ты это ещё и читаешь - на ночь? - презрительно усмехнулся я.

- А почему бы и нет? Или ты мне что-нибудь более умное посоветуешь? - поинтересовалась она с вызовом.

- Посоветовать могу сколько угодно, но тебе это будет не по зубам, - примирительно сказал я.

- А чего так?

Вика ехидно щурила то один, то другой глаз. Было похоже, что она задумала что-то против меня. Так оно и оказалось.

- Может, из своего что-нибудь почитать дашь? - ужалила она меня в самое больное место.

- Чего? - я просто не хотел верить в такую подлость.

- Ну из твоих произведений. Разве ты больше не пишешь? Помнишь, ты мне показывал?

- Не ври! Я не показывал тебе ничего! - испуганно возразил я, уже начиная подозревать в предательстве Влада - единственного человека, которому я в последнее время доверял свои исчирканные до неузнаваемости тетрадки.

- Показывал, ты всем показывал, - заверила меня Вика с приторной улыбочкой. - Помнишь, в девятом классе? Тебе ещё тогда компьютер купили, ты распечатал несколько страниц и принёс похвастаться. Сказал, что это отрывок из будущей повести. Или подожди... нет, ты сказал, что готовишь цикл, который хочешь назвать "Денискины рассказы" или как-то так...

- "Новые Денискины рассказы", - поправил я, втайне надеясь, что это избавит меня от дальнейших подробностей этого эпизода моей биографии.

- А что, интересно было! - Вика была неумолима. - Я уже не помню смысла, но там про каких-то мальчиков, которые забирались по ночам в товарные вагоны и жаловались друг другу на жизнь. А потом одного мальчика - самого красивого - случайно переехал поезд, так, что от него, по-моему, ничего не осталось, кроме губ. А его девушка приходила к рельсам и целовала эти губы...

- Ну-ну, - я старался мужественно переносить устроенную мне пытку.

- Очень романтично. Мне понравилось, честное слово, - Вика льстиво улыбнулась. - Неужели ты с тех пор ничего не написал? Было бы жалко.

- В последнее время больше думаю, чем пишу, - ответил я хладнокровно.

То ли это замечание показалось Вике ужасно комичным, то ли просто заряд смеха, накопившийся в ней к этому моменту, потребовал немедленной разрядки, но она вдруг от души расхохоталась. Я тактично выждал продолжительную паузу, но хохот не умолкал, а напротив - всё набирал и набирал обороты.

- В твоём положении вредно так смеяться. Можно родить раньше времени, - мрачно предупредил я. - А вообще очень рад, что смог поднять тебе настроение, - я направился к двери.

- Ты уходишь что ли? - засеменила она за мной, отбиваясь от последних порывов смеха.

- И так уже линейку, наверное, пропустил, - сказал я тоном человека, которого нельзя заставить отступиться от своих намерений.

- Ну ладно, - сразу согласилась Вика. - Передавай всем привет... Постой! - тронула она меня за плечо уже в коридоре.

- Что? - обернулся я.

- Ты давно Влада видел? - спросила она, стараясь избегать моего взгляда.

- А ты? - в этом вопросе надлежало быть осторожным, чтобы как-нибудь не нарушить выработанные правила конспирации.

- Я в последние дни всё никак не могу его достать, - сказала Вика с почти извиняющейся интонацией. - Так что если будешь в ближайшее время у него в общаге (она думала, что он там живёт или, по крайней мере, прописан), скажи, чтобы позвонил.

- Окей, - я развернулся в сторону двери.

- И ещё, - опять остановила меня Вика, - обязательно скажи ему, что я сделала то, что он просил, - эти слова прозвучали как-то торжественно, даже немного зловеще.

- Что именно? - деловито поинтересовался я.

- Он знает, - откликнулась Вика едва слышно. - Это очень важно, - почти выдохнула она.

Мне показалось, что её губы приоткрылись ещё один раз, но не для того, чтобы воспроизвести членораздельные слова, а словно бы давая мне какой-то абстрактный знак, похожий на призыв о помощи. Хотя, возможно, ничего такого не было - просто моё воображение опять начало пошаливать. По крайней мере, моя бывшая одноклассница больше не стала меня задерживать. Бросив, почти не глядя, сухое, как фанерка, "пока", она захлопнула за мной входную дверь.

Спускаясь по лестнице, я ещё некоторое время верил, что сейчас-то уж точно отправлюсь в школу. Но выйдя на свежий воздух и опять зафиксировав краем глаза бомжей, доигрывающих на солнышке шахматную партию, я решил сделать неожиданный ход и завернуть к Владу. Слишком уж заинтриговала меня Вика напоследок своим поручением, чтобы я мог спокойно отложить его на неопределённое время. Интересно, о чём же таком мог попросить Влад свою беременную и уже почти отвергнутую подружку, чего даже мне - её, наверное, единственному на данный момент другу, знать не полагалось? Впрочем, это была далеко не единственная загадка, которую мне когда-либо подкидывал Влад. У него они имелись в богатом ассортименте. Едва я успевал разгадать одну, на горизонте уже маячила следующая.

В первый раз я увидел его полтора года назад в известном боулинг-клубе, куда мне в ту зиму удалось устроиться подрабатывать по вечерам. В основном я торчал за стойкой в баре, взбивая калейдоскопические коктейли и разливая прохладительные напитки, но теоретически шеф мог взвалить на меня какое угодно вспомогательное задание, чем частенько и злоупотреблял без малейшего зазрения совести. В тот вечер он как-то особенно разошёлся, так что времени зевать по сторонам и рассматривать публику, в поте лица катающую шары, у меня почти не оставалось. Но Влада я отметил сразу. Слишком уж он выделялся на фоне упитанных коротышек-завсегдатаев, которые занимали соседние дорожки. Хотя, говоря по справедливости, он не был Бог весть как высок и атлетически сложен. Однако, во всей его фигуре присутствовала какая-то особая стать, которую не наработаешь в зале тренажёров. Если обобщать, то он обладал тем, что называют теперь евровнешностью (по аналогии с евроремонтом): уравновешенные, волевые черты лица плюс задумчиво-иронический взгляд, который так нравится женщинам. Вместе с тем, в его лице было что-то уязвимое, почти женственное, и вот это-то делало Влада из просто симпатичного парня по-настоящему красивым.

Его спутница, яркая сама по себе, проигрывала рядом с ним. Мой взгляд бегло прошёлся по её облегающему мини-платью и снова, будто поскользнувшись, съехал на его бледно-сиреневый пиджак, который я потом уже старался не терять из виду.

Несколько раз они подходили к бару. Девушка при этом вела себя так, будто за стойкой её обслуживает автомат, не достойный никакого внимания: пока Влад заказывал напитки, она самозабвенно теребила его за воротник и что-то нашёптывала на ухо, затем, не отвлекаясь от своего занятия, протягивала голую руку, нащупывая приготовленный стакан, и тянула своего кавалера в укромный уголок на другом конце зала. Влад же, напротив, каждый раз выделял меня улыбкой совершенно особого рода - так улыбаются людям, давно знакомым, с которыми имеют столько общего, что слова оказываются уже почти излишними. Я был озадачен и одновременно польщён, но старался не показывать виду и принимать это как обычное проявление вежливости. А в голове тем временем возникали самые дикие фантазии по поводу эффектного незнакомца. Я представлял его себе то важным мафиози, которого у подъезда поджидает кучка телохранителей, то менеджером какой-нибудь известной певицы (и одновременно её любовником), то вообще наёмным убийцей.

"Впрочем, - подумал я с усмешкой, обрывая свои воспоминания, - эта последняя версия ещё не окончательно опровергнута."

Выйдя дворами к проспекту Стачек, я повернул к станции метро Автово, откуда, флегматично шевеля усами-антеннами, уже отползали один за другим сразу три таракана-троллейбуса. Это значило, что теперь дожидаться следующего придётся, вооружившись спортивным терпением. К сожалению, ничего, кроме этих неповоротливых, медлительных конструкций, не могло доставить меня к Владу. Мысленно посвятив этому обстоятельству сдержанное ругательство, я почти через силу поплёлся к остановке.

"Нет, - мысленно подмигнул я себе, - наёмные убийцы не живут в такой дыре. Разве что для маскировки", - я саркастически скривил угол рта.

Однако факт остаётся фактом: я до сих пор не знал Влада до конца. И не знал никого, кто бы его знал. При этом его знали многие. И он знал многих, очень многих. Я имею в виду женщин. Знали ли они об этом? А чёрт его знает!

Мне-то лично многое в его отношениях с женщинами стало понятно в тот первый вечер в боулинге (ещё даже до того, как случай наглядно продемонстрировал мне кое-что из моих догадок). Когда работаешь в баре, автоматически становишься почти профессиональным психологом. Чтобы мозг не простаивал, пока ты сам стоишь за стойкой, начинаешь упражняться в составлении характеристик на посетителей и довольно быстро уже можешь читать по их лицам и жестам не хуже, чем гадалка по ладоням. Так что взгляды, которыми обменивался Влад со своей спутницей, дали мне почти исчерпывающую информацию о роде их отношений.

Во-первых, стало ясно, что оба они довольно чужие друг другу люди, которых в настоящий момент объединяет разве что смертельная скука. Правда, и скучали они как-то несинхронно, каждый на свой собственный манер. Скука Влада была расслабленной, в чём-то элегантной, вежливо маскирующейся под ироническими ухмылками, которыми он щедро одаривал свою спутницу. Та, напротив, выглядела озабоченной и напряжённой. К Владу она, вероятно, питала не более тёплые чувства, чем те, какими можно проникнуться к ослепительно красивой обуви, которая при этом безбожно натирает. Он был ей по всем признакам неудобен, непонятен и неинтересен, но и отпускать его от себя она не собиралась, на что явно намекали грозные взгляды по сторонам, профилактически адресованные курсирующим мимо особам женского пола.

Часам к десяти народу в клубе значительно поубавилось ("дневные" посетители начали расходиться, а "ночные" к нам ещё не пожаловали), и шеф, страдающий аллергией на малейшую передышку в моей работе, отправил меня мыть туалеты. Я с некоторым сожалением покинул свой наблюдательный пост за стойкой и отправился на новый трудовой объект. Слава Богу, в мои обязанности не входило надраивание сантехники, мне предстояло всего лишь пройтись шваброй по полу в предбаннике, а также в коридоре между мужским и женским отделением. Натянув резиновые перчатки, я добросовестно взялся за работу, существенно облегчённую тем фактом, что по счастливой случайности никто из посетителей пока не спешил в уборную и не болтался у меня под ногами.

Доведя пол предбанника почти до зеркального блеска, я вышел с ведром в коридор и в очередной раз окунул тряпку в источающий цитрусовые ароматы раствор моющего средства. Именно в этот момент мой слух внял негромким, немного торопливым шагам, приближающимся к ещё влажным следам моей уборки.

"Эх, чёрт! - подумал я. - Опять будут грязные разводы!"

Но когда я обернулся, моя маленькая досада переросла в большую, так как я увидел перед собой именно ту парочку, за которой так проницательно наблюдал весь вечер.

"Не хватало, чтобы они увидели меня в этом положении!" - ругнулся я про себя.

Особенно стыдно мне, конечно, было перед Владом, который, как мне казалось, непременно проникнется ко мне презрением, увидев меня подтирающим туалеты. Странно, но мнение этого, пока что совершенно незнакомого человека, уже не на шутку меня волновало.

Однако мои опасения, вроде бы, не оправдались: несмотря на тряпку у меня в руках, Влад взглянул на меня, казалось, даже более благосклонно, чем когда я стоял за стойкой.

- Послушай, - начал он ещё издали, немного развязно растягивая слоги. - Сюда сейчас никто не заходил?

Я отрицательно покачал головой, не совсем понимая цели его вопроса.

И вдруг, остановившись прямо передо мной, он запустил руку за пазуху пиджака, достал бумажник и, выудив оттуда почти наугад одну из аккуратно расправленных купюр, протянул её мне:

- Будь добр, присмотри, пожалуйста, чтобы нас никто не беспокоил, - сказал он мягким, доверительным тоном и, едва купюра оказалась у меня в руках, исчез со своей спутницей за дверью мужского туалета.

Я был озадачен, не зная, радоваться ли неожиданному подарку (сумма была непустяковая), обижаться ли отведённой мне роли или же просто пойти и доложить обо всём шефу. Последнее я, разумеется, не сотворил, а, напротив, терпеливо дождался возвращения обоих любителей туалетной любви с твёрдым намерением хотя бы вернуть назад всунутую мне взятку. Но обезоруженный очередной улыбкой Влада, я тут же сдал свои позиции и молча пропустил его мимо, послушно продолжая сжимать в руке отработанный гонорар.

Разозлившись на себя, я, чертыхаясь и яростно орудуя шваброй, закончил уборку и вернулся на своё место в игровом зале, надеясь, что незнакомец, поставивший меня в такое двусмысленное положение, убрался восвояси. Но он оказался ещё там и даже, как ни в чём не бывало, направлялся прямо к стойке бара, чтобы я подсчитал ему всё, что он потратил в клубе за сегодняшний вечер. Девушка уже исчезла из поля зрения: вероятно, она дожидалась своего героя где-нибудь у выхода.

Вложив в автомат его клубную карточку, на которую записывались все оказанные посетителям услуги, я выставил ему счёт, постеснявшись вычесть из него сумму, которую он вручил мне только что у туалетов, так как шеф краем глаза внимательно следил за нашими финансовыми операциями. Влад расплатился наличными и уже собирался идти, но я, спохватившись, окликнул его:

- Вы забыли талончик на бесплатную парковку перед клубом. Для всех наших посетителей.

Усмехнувшись, он мягко отвёл мою руку, готовую вручить ему талончик:

- Неужели я произвожу впечатление человека, который не может сам заплатить за парковку?

Позже я узнал, что машины у него нет и никогда не было. У него, как выяснилось, вообще ничего не было, кроме его евровнешности. Но этого я, конечно, несмотря на свою наблюдательность и проницательность, на тот момент знать не мог. Я ведь всего лишь психолог, а не ясновидец!

На следующий день он снова явился в клуб. На этот раз с совсем другой дамой. Я сразу мысленно окрестил её Чебурашкой за чуть оттопыренные и вздёрнутые кверху уши. Впрочем, это был уже зрелый Чебурашка, доживший лет до тридцати пяти и, к тому же, обладающий атлетическими плечами крокодила Гены. Судя по деловому костюму с дизайнерским уклоном, это была начинающая предпринимательница. Судя по размашистой амплитуде и волевой траектории движений - она ещё вчера стояла на грядке или у станка. Судя по мультипликационной ошарашенности в уже слегка примятых глазах - она ещё многого не понимала в этой жизни.

- Ну как тебе? - спросил меня Влад, как старого знакомого, кивнув на свою новую подружку.

Он как раз подсел к бару, оставив Чебурашку самостоятельно гонять шары на одной из дорожек, чему она предавалась со спортивным азартом и богатырской энергией.

- Вчерашняя мне больше понравилась, - признался я, чувствуя, что он действительно хочет слышать моё честное мнение, а не вежливое поддакивание.

Влад благосклонно рассмеялся.

- Ну не каждый же день одно и то же, - сказал он, ловко подцепив на соломинку, плавающую в коктейле дольку апельсина.

На этом закончился наш первый доверительный разговор.

Через два дня я снова увидел его в клубе. Он пришёл один и сразу же устроился возле стойки, заказав кофе с сахаром и молоком.

- Послушай, - заговорил со мной теперь уже почти постоянный клиент, когда я в очередной раз остановился перед ним, протирая стаканы. - Почему у вас здесь так скучно?

- А зачем же вы сюда ходите? - ответил я вопросом на озадачивший меня вопрос.

- Спасибо за гостеприимство! - иронически заметил Влад, перегнувшись через стойку и похлопав меня по плечу. - Просто, знаешь, - продолжал он, снова отхлебнув свой кофе, - я недавно в вашем городе и не очень хорошо себе представляю, куда здесь можно пойти.

- В Питере некуда пойти? - снова изумился я.

- Только не посылай меня в музей или в театр, - предупредил он. - Это меня не особо интересует. Мне нужно что-нибудь с непринуждённой атмосферой, но на уровне. Чтобы женщины на это клевали и чтобы самому от скуки не помереть.

- Сходите на дискотеку, - посоветовал я.

- А где здесь хорошие дискотеки? - заинтересовался Влад.

- Тут прямо за углом есть одна, называется "Акватория". Того же хозяина, что и наш клуб. Говорят, там неплохо, - сдержанно порекомендовал я. - По четвергам и субботам у них бывают известные ди-джеи.

- Класс! - оценил мою информацию Влад.

- Да, круто, наверное, - подтвердил я, ныряя под прилавок за формочками для льда.

- Скажи-ка, - обратился ко мне Влад, когда я снова выпрямился, - ты до скольки работаешь в эту субботу?

- До одиннадцати. А что?

- Пойдёшь со мной на разведку в эту "Акваторию"? А то одному не хочется, а бабы уже надоели.

Видя, что я не тороплюсь с ответом, он прибавил:

- Не волнуйся, всё за мой счёт! Я тебя приглашаю!

- Да нет, проблема не в этом, - поспешно вставил я.

- А в чём? Мама так поздно не отпустит? - усмехнулся он.

Осознав, что и вправду никаких организационных проблем для этого культпохода не существует, я кивнул:

- Хорошо, пойдёмте.

- Не "пойдёмте", а "пойдём"! - поправил он меня. - Или ты собираешься всю жизнь говорить мне "вы"? Поверь, я ещё не такой старый. Как, кстати, тебя зовут?

- Денис.

- А, Денис Давыдов, - засмеялся он, вероятно, думая, что он первый, кто, услышав моё имя, выдаёт эту шутку. - Ты стихов случайно не пишешь? - прибавил он для пущей оригинальности.

- Нет, но иногда воюю, - сказал я, насыпая очередную порцию зёрен в кофемолку.

- С кем же, интересно? - участливо осведомился Влад.

- С кем попало, - объяснил я. - За свои идеалы. Но только внутренне.

- Плохо, что только внутренне, - неожиданно серьёзно заметил Влад. - Я в твоём возрасте ни одной драки в микрорайоне не пропускал. Не выходил из дома без цепи и лезвия... Не веришь? - осведомился он, перехватив мой скептический взгляд. - У меня есть доказательства. Я тебе покажу как-нибудь.

Довольно трудно было так вот сразу представить себе Влада в обычной уличной драке. Мне казалось, что если он и дерётся, то только на пистолетах. Но впоследствии он действительно продемонстрировал мне глубокий шрам, проходивший с правой стороны по его животу.

"Вот она, внутренняя борьба, - пояснил он тогда. - До самых внутренностей!"

В субботу Влад, как и обещал, зашёл в клуб, чтобы забрать меня после работы, и мы вместе отправились за угол в "Акваторию". На этот раз на нём не было пиджака, только ярко-зелёная рубашка и пересекающие её наподобие пулемётных лент декоративные подтяжки. В таком боевом виде он прекрасно вписался в слегка "шизанутую" дискотечную тусовку - по крайней мере, визуально. По всему было видно - он приготовился развлекаться по полной программе. Я старался не отставать от него на танцплощадке, хотя меня после работы, несмотря на грохочущую музыку, клонило в сон, а действительность постепенно принимала какие-то ирреальные очертания, будто меня окружали не люди, а призраки.

"Механическое сердце - всё сильнее бьётся и на волю рвётся. Механическое сердце - как огонь пылает, но никто не знает", - жаловалась Таня Буланова из всех динамиков.

Под действием выпитого пива и смертельной усталости мне стало казаться, что и с моим собственным сердцем происходит что-то не то: оно, как пористая губка, вдруг пропиталось надрывными эмоциями, готовыми при первой же возможности хлынуть наружу. Я чуть не разрыдался в такт припева, но вовремя спохватился и понял, что пора отдохнуть. Влад тоже не возражал против небольшой паузы, и, объяснившись друг с другом с помощью жестов (иначе бы нам пришлось орать, перекрикивая музыку), мы дезертировали с танцплощадки. Нашим прибежищем стал один из столиков, обнаруженных за низкой перегородкой на другом конце зала. Звуковые волны докатывались сюда уже чуть приглушённо, давая нам шанс на членораздельный разговор. Однако этим шансов пользовался в основном Влад. Я только вежливо улыбался и клевал носом, что, впрочем, нисколько не мешало ему болтать без перерыва. Неудивительно, что я абсолютно не запомнил, о чём тогда шла речь. И лишь один эпизод запал мне в память, да и то окружённый какой-то странноватой аурой, будто это был маленький кусочек реальности, отколовшийся от огромной глыбы забытья.

Так или иначе, я помню, как в дискотеке вдруг резко сменилось настроение. Наверное, пришёл новый ди-джей и сразу же выкинул все пластинки с приглаженным электронным саундом и сладкоголосыми певичками, врубив мощный гитарный рок в стиле "Limp Bizkit". Девушки с голыми лопатками, сверкающими какой-то блестящей обсыпкой, обиженно покидали танцплощадку и поспешно прятались за своих кавалеров. Танцы почти прекратились. Но это не смущало варвара-ди-джея, который упорно настаивал на своём, атакуя публику всё более агрессивными гитарными наворотами.

В какой-то момент из хаоса вдруг стало рождаться нечто более осмысленное, размеренное, почти мелодичное. Я узнал одну из композиций с трибьюта "Гражданской обороны", где их песни перепевали в модных аранжировках различные актуальные группы, и невольно закачался в такт.

В рядах жмущихся к стенке посетителей стало заметно некоторое волнение. Откуда ни возьмись на танцевальной площадке возникло несколько невысоких ребят в приспущенных на талии необъятных штанах с выползающими из карманов декоративными цепочками, в коротеньких курточках, утыканных, как орденами, массивными металлическими значками, и надвинутых на лоб кепках. Чем-то они походили на беспризорников времён гражданской войны, как их иногда показывают в фильмах. На первый взгляд даже трудно было определить - то ли они безнадёжно отстали от моды, то ли, напротив, радикально её опередили.

Проигрыш закончился, заразив ползала поддакивающими движениями подбородка, и певец с ядовитой, немного флегматичной горечью в голосе затянул куплет:

Навеки непригодные к жизни
Нестройные колонны нерождённых на свет
Слипаются в густом афоризме
Со времени Иисуса невиновных нет

Пацаны в кепках, не вынимая рук из карманов и не меняя невозмутимых выражений лиц, начали проворно двигаться по площадке, имея в виду какой-то особый, одним им понятный вид танца. Между тем, депрессивные интонации куплета сменились почти обличительной энергетикой припева, переходящего на последних строчках в сдавленный хрип:

О, безликий товарищ!
Мне нравится твой стимул ловить
Твой стимул ломать, стимул топить
Твой стимул карать
Боевой стимул

С началом второго гитарного проигрыша от группки танцующих отделился один паренёк и, переместившись в самый центр, начал отплясывать особенно причудливым образом. Я пригляделся к "солисту". На вид ему было не более четырнадцати (чудо, что его вообще пустили на дискотеку в такое время!). Однако на лице, насколько оно просматривалось под кепкой, лежала печать по-стариковски угрюмой серьёзности, как и у всех его товарищей. Это лицо словно окаменело, а тело, напротив, двигалось всё быстрее и быстрее, опережая гитарные рифы и впадающий в отчаянное рычание вокал:

О, безликий товарищ!
Я чувствую твой стимул душить
Стимул марать, стимул крушить
Твой стимул карать
Боевой стимул

Руки танцующего уже перемещались в воздухе, как лопасти ветряных мельниц, в то время как ноги вертелись в бешеном подобии чечётки. Внезапно он лихо подпрыгнул в воздух, потом ещё и ещё раз, и вдруг приземлился на шпагат, вырвав у публики ропот изумления. Но тут же паренёк снова вскочил и пляска продолжалась:

Безликий рассвет!
Я верую в твой стимул марать
Стимул ловить, стимул карать
Боевой стимул

Я посмотрел на Влада. Он так же, как и я, внимательно наблюдал за жутковатым танцем.

- Это же надо умудриться так испоганить песню, - сказал он наконец, и я впервые увидел, как сдвинулись брови на его всегда открытом, спокойном, красивом лице. - Сыграть "Гражданскую оборону" в стиле подростковой рок-попсы, кому такое только в голову пришло? Уж не думал, что доживу до того, как под песни Летова будут отплясывать на дискотеках! Лучше бы их совсем забыли! Если Летову всё равно, если он даёт разрешение на такие перепевы, то нам не всё равно! Нам, тем, кто слушал его десять лет назад и понимал, что он хочет сказать! А разве этот понимает? - он кивнул на дёргающегося в апокалипсических конвульсиях паренька в кепке. - Не понимает и правильно делает! Потому что сейчас такое время: думать немодно - модно двигаться!

То ли свет в дискотеке падал неудачно, то ли моё подуставшее за день зрение обманывало меня, но в этот момент я заметил резко отпечатавшуюся морщинку, проходившую возле его левого глаза. Ни до, ни после она как-то не привлекала моего внимания. Но именно в ту минуту я вдруг усомнился, а правду ли он сказал мне, что ему 26 лет. Подозрение, что он, быть может, намного старше, неприятно поразило меня.

Однако, как позже выяснилось, сведения о его возрасте, были, скорее всего, чуть ли не единственной правдоподобной информацией, которой я на тот момент располагал о Владе. Все остальные компоненты образа, созданного им в самый начальный период нашего знакомства, постепенно отпали сами собой. Я так никогда и не узнал, где ему удалось раздобыть деньги на те несколько эффектных появлений в боулинг-клубе и на щедрый в плане напитков вечер в "Акватории". Так или иначе, излишка условных (или реальных) единиц у него с тех пор не наблюдалось. Мне самому приходилось нередко одалживать ему различные суммы - скромные или не очень - почти без надежды на возврат. Скорее всего, я уже давно с избытком возместил Владу мою туалетную премию, а также перегруженное наценками дискотечное угощение. А может, и нет. Я не хотел считать, как не считал сам Влад в те первые дни (да и после он никогда не утруждал себя излишними вычислениями).

Машина, на которой он якобы приезжал в клуб, разумеется, тоже оказалась чистой воды мистификацией. У него и прав-то, кажется, никогда не было. А жил он в то время в общежитии какого-то училища, где, впрочем, и не думал учиться. Об источнике своих доходов (если таковой вообще имелся) Влад скромно умалчивал. Я не допытывался, довольно быстро сообразив, что любой труд он считает для себя постыдным, и, если уж ему приходится этим заниматься, предпочитает держать всё в стерильной тайне.

Однако череда сенсационных разоблачений (которых через некоторое время уже совсем нельзя было избежать) нисколько не затормозила нашу дружбу, а как бы даже наоборот - скрепляла её лишними доказательствами. Ведь только так и стало понятно, что меня восхищал в нём вовсе не набитый до отказа бумажник, не сиреневый пиджак (который он с тех пор практически не надевал), не воображаемый "Мерседес", а что-то совсем другое, что всегда и в любых обстоятельствах оставалось при нём. Кстати, женщины, которые у него (на самом деле!) никогда ещё не переводились, были, очевидно, того же мнения. Ну ладно, они, допустим, слетались на его евровнешность, как пчёлы на патоку, но меня-то этим не завоюешь! По крайней мере, одним этим...

Впрочем, вернёмся к женщинам. Если бы я был чуть более корыстным и расчётливым, то, пожалуй, стоило бы остаться с Владом уже только ради них. Рядом с ним их всегда крутилось такое количество, какое не встретишь даже на концерте БГ или в магазине французской косметики. Однако проблем тут для меня часто выходило больше, чем пользы. Очень не хотелось выдерживать сравнительный анализ, которому меня могли подвергнуть все эти Тани, Кати и Лены, и я в основном с гордым равнодушием держался в стороне. Да и не все они мне нравились, если уж на то пошло.

Зато в истории я из-за них вместе с Владом попадал неоднократно. Помню какую-то Яну, которую он уговорил сфотографироваться голышом. Съёмка проходила, разумеется, без меня, ну а сканировать фотографии и размещать их в Интернете Влад пришёл ко мне. Мы для смеха повесили их на какой-то странице, где каждый мог давать девочкам оценку по десятибалльной шкале за откровенность позы и писать комментарии с использованием любых выражений, которые они заслужили. Считалось, что женщины сами посылают туда свои снимки, чтобы поучаствовать в конкурсе. Но Влад сказал, что большинство фотографий оказалось там точно так же, благодаря мужьям или близким друзьям, а девушки об этом никогда и не узнают. Однако наша Яна каким-то образом всё же узнала про эту шуточную акцию и положила ей конец именно в тот момент, когда её фотка уже вплотную подходила к десятке лидеров. К сожалению, этим инцидент не исчерпался: её родители выяснили через интернет-провайдера адрес компьютера, с которого были отправлены "весёлые картинки", и очень долго действовали мне на нервы.

Но, конечно, от подружек Влада перепадали не одни только неприятности. Если бы не одна из них, кто знает, может быть, я до сих пор бы так и не расстался с невинностью. Я уж и не знаю точно, кем она приходилось Владу - подружкой, бывшей подружкой или подружкой подружки. Сам он, кажется, вообще ничего толком не знал о ней, кроме имени, хотя я пытался потом ради интереса навести справки. Я и лица-то её не запомнил, только волосы - длинные, гладкие - она застенчиво прикрывалась ими, когда делала мне вступительный миньет. А потом, забравшись на меня верхом, она низко склонила голову, будто над шитьём или над книгой, и до самого конца я не видел ничего, кроме её макушки, разделённой аккуратным, симметричным пробором. Ближе к утру моя первая женщина отвела меня на кухню и тихо, чтобы не разбудить спавшего в соседней комнате ребёнка, пела под гитару песни Вероники Долиной, пока я жевал бутерброд, запивая компотом. Послушные, гладкие волосы снова свисали ей на лицо, ласково щекоча струны. Провожая меня, она сказала, что любит такие тихие, домашние вечера. Да, должен согласиться: в этом что-то есть.

И всё же принципиальная возможность таких вот милых женских приключений составляла далеко не самую притягательную сторону дружбы с Владом. Нам было хорошо и вдвоём, иногда даже намного лучше! Особенно я ценил так называемые пикники, когда мы белыми ночами, взяв с собой вино, спускались по ступенькам к самой Неве где-нибудь у Летнего Сада или в районе сфинксов и забывали обо всём на свете, кроме накрученных на бигуди флегматичных облаков и мутноватых волн, несущих к нам свои грязные, никчёмные дары...

Наконец-то подошёл мой троллейбус. Раскрасневшиеся от жары женщины на остановке встретили его с двойственным чувством, как летающую тарелку, и с причитаниями "Ох, батюшки-батюшки!" решительно засуетились у подножки, готовясь к штурму. Я пропустил их вперёд - не из вежливости, а из брезгливости - и чуть не был наказан за это захлопнувшимися перед носом дверями. Но в последний момент мне удалось-таки кое-как пристроиться на задней площадке между чьей-то соломенной шляпой и победно поднятым вверх ведром гладиолусов, с которого мне периодически капало теперь за шиворот.

Троллейбусы - вообще довольно опасная вещь. В них надо поосторожней, а то ведь ещё и не такое может произойти.

Вот, к примеру, ехали мы с Владом прошлым летом, тем же самым маршрутом, уж не помню даже откуда и куда. Правда, народу тогда было поменьше, да и время уже ближе к вечеру. Мы сидели, а напротив, в самом конце салона, у заднего окна стояла девушка. Мест было полно, а она почему-то стояла, будто из принципа или задумавшись. Стояла она к нам спиной - невысокая, чуть полноватая, в шёлковой чёрной юбке и жёлтой трикотажной кофточке. Волосы, приятного белокурого оттенка, были очень ловко подколоты наверх сразу несколькими заколками. Из-под юбки торчали голые плотные икры. Но не они привлекли наше внимание.

- Посмотри, какая задница! - шепнул мне Влад.

Я утвердительно кивнул. Задница и вправду была необычно круглая и аппетитная. Быть может, чуть-чуть тяжеловатая, но это даже придавало общей картине особый шарм.

- Нет, задница просто улёт! - продолжал восхищаться Влад. - Я потом всю жизнь себе не прощу, если дам ей вот так вот уйти!

Девушка переступила с ноги на ногу. Скорее всего, она не слышала, о чём мы говорим, хотя Влад уже и не старался понизить голос.

- Не забудь, мы ещё не видели её лица, - резонно заметил я.

- А это всё равно! - горячо прервал меня Влад. - Спорим, что я с ней познакомлюсь, то есть до самого конца и со всеми вытекающими последствиями, какой бы она ни оказалась на рожу. Задница того стоит!

- Ну если ты непременно настаиваешь...

Я не был уверен, что эта затея кончится хорошо, но, конечно же, последовал за Владом, когда тот, увидев, что девушка собирается сходить, поднялся с места и решительно направился в её сторону. Она повернулась к нам лицом, и этот момент, пожалуй, всё и решил. Нельзя, конечно, сказать, что она была красавица, но её лицо настолько стопроцентно подходило к заднице, что даже я обомлел - ясное, светлое, мягкое, без единой резкой или угловатой линии, а к этому впридачу - искренний, чистый взгляд. Тут, пожалуй, и менее эмоциональный человек, чем Влад, не выдержал бы и влюбился. Но тот просто потерял голову, хотя в первый момент это было и не очень заметно. Знакомство прошло по обычной, слегка небрежной, ни к чему не обязывающей схеме. Разве что девушка вела себя как-то уж слишком уступчиво. Без тени кокетства или удивления она с самым серьёзным видом давала развёрнутые ответы на все вопросы Влада, будто, садясь в этот троллейбус, и не ожидала ничего другого, кроме как выйти оттуда в сопровождении заинтересованного молодого человека и ещё одного, чуть менее заинтересованного. Говорю это потому, что моё присутствие её тоже ничуть не смущало, и довольно быстро прикинув, от кого здесь что можно ожидать, она уделяла каждому ровно столько внимания, сколько это было уместно в его конкретном случае.

Одним словом, знакомство состоялось без проблем и особых сюрпризов. Сюрпризы начались чуть позже, недели через две, когда Влад объявил мне, что женится на Маше (так звали его троллейбусную знакомую). Вот тебе и познакомился "со всеми вытекающими последствиями"!

С самого начала было понятно, что это её идея. Не знаю, насколько мужественно он сопротивлялся, но идиотская улыбка, с которой меня ошарашили этой новостью, свидетельствовала о том, что игра уже проиграна. Я был разочарован: Влад мне больше нравился в роли победителя.

Впрочем, Машу я понимал очень хорошо. Ей тогда как раз исполнилось 28 - самое время для женщины устраивать свою жизнь, или даже немного поздновато. Вот она и решила не упускать этот шанс. Она и так уже в жизни довольно много упустила. С самой школы Маша мечтала поступить в университет на филологический (на одно из дефицитных бюджетных мест, разумеется) и с тех пор каждый год безуспешно пытала своё счастье на вступительных экзаменах. А работала она пока в регистратуре детской районной поликлиники за зарплату, о которой не стоит и говорить. Хотя одно преимущество у этой работы безусловно имелось: в белом халатике, в котором она курсировала между стеллажами с медицинскими картами, её задница смотрелась просто шикарно, особенно когда в жару она надевала его почти на голое тело и сквозь истончившуюся от многократных кипячений ткань просвечивал только силуэт трусов.

Свадьбу сыграли очень быстро: видимо, чтобы как-нибудь случайно не передумать. Все расходы взяли на себя Машины родители-интеллигенты. Чтобы пристроить дочку, им было не жалко никаких средств. Однако на ресторан денег всё равно не хватило - праздновали дома, но с размахом. Целая толпа родственников облепила прогибающиеся под салатницами столы, чтобы посмотреть, как их перезрелая Маша сочетается законным браком. Со стороны Влада присутствовал только я.

Платье на невесте было роскошное, но какое-то уж слишком навороченное, с пышными накринолиненными юбками, которые скрывали самую привлекательную часть её фигуры. В этом подвенечном наряде она походила на бабу на чайник, и я уверен - Влад в тот вечер не раз усомнился в меткости своего выбора. Но в остальном праздник вполне удался: тамада, гармонист, поцелуи с секундомером в руках - всё было на месте. А после торжества молодожёны отправились в собственную однокомнатную квартиру на Маршала Захарова, которую Машины родители в своём рвении любой ценой устроить дочкину судьбу, выменяли с доплатой из их прежней общей двушки в том же районе. Так что в результате Влад получил не так уж мало - жену, квартиру, петербургскую прописку и "все вытекающие последствия", самым главным из которых был намечающийся ребёнок. Маша теперь как раз ходила беременная на том же примерно сроке, что и Вика...

От остановки до их дома было недалеко. Правда, перед тем как я добрался до парадной, меня успел обдать асфальтовой гарью какой-то грузовик, но после поездки в раскалённом троллейбусе настроение мне это уже существенно не испортило. Обратив внимание, что почтовых ящиков в подъезде с каждым моим визитом становится всё меньше, я позвонил в знакомую почти до малейшей царапины дверь первого этажа. Мне тут же открыла Маша. За время беременности её лицо похудело, потеряв общую закруглённость и завершённость форм. Волосы тоже всё чаще были заколоты словно второпях и торчали как попало. Она встретила меня со шваброй в руках и в шёлковом халатике в японском стиле, который смешно топорщился на её беременном животе, а на груди и вовсе не сходился.

- Ну чего уставился? - огрызнулась Маша вместо приветствия, пытаясь запахнуть разоткровенничавшийся халатик и разворачиваясь к ведру, чтобы обмокнуть в него тряпку.

В этой новой позе мне открывался отличный вид на её легендарный зад.

- Влад дома? - спросил я.

- А ты что, опять школу прогуливаешь?

С чего, интересно, Маша вообще взяла, что я когда-либо прогуливал школу? То есть не без этого, конечно, но ей я об этом обычно не докладывал. Скорее всего, она просто не хотела упустить случая лишний раз намекнуть мне на мой возраст.

- Про школу теперь забудь, - посоветовал я. - Сегодня последний звонок. Всё закончилось. Больше уроков не будет!

- Эй, ты чего в коридоре торчишь? - услышал я из комнаты голос Влада.

- Подожди! Ботинки сними! - воззвала к моей совести Маша, но я, перешагнув через ведро, уже шёл на его голос.

Влад лежал в одних трусах в постели перед включённым телевизором и курил. Беглого взгляда на него хватило, чтобы во мне вскипела ярость.

- Я так и знал, что ты меня обманешь! - вскричал я, стягивая с него одеяло. - Где она? Может, покажешь? Сделал ты её, как же!

- Да тише ты! - Влад для успокоения несильно заехал мне кулаком в грудь и многозначительно закивал на дверь в коридор. - Хочешь, чтобы она услышала, да?

- А мне плевать! - отпарировал я, но на всякий случай всё же чуть понизил голос. - Ты же говорил, что этот знак должен быть у нас обоих, что кто струсит, тот, значит, не достоин такой дружбы, как наша. А теперь? Зачем я только поверил тебе, как дурак?

- Да успокойся! - посоветовал Влад. - Ты сам-то что, неужели сделал?

Вместо ответа я приподнял рукав футболки и продемонстрировал ему причудливый иероглиф на плече. Влад притянул меня к себе, приблизив татуировку почти вплотную к глазам.

- Какая красота! - восхищённо произнёс он, и я почувствовал на коже его прохладное, щекочущее дыхание. - Было больно?

- Не хочешь ли сам попробовать? - сухо отозвался я.

- Времени не было. И денег! - коротко вставил он. - Но оправдываться не собираюсь! Придумаем мне какое-нибудь другое испытание. Есть вещи и побольнее татуировок...

- Может, хоть скажешь, что этот знак обозначает? - спросил я всё ещё обиженно, но уже немного остывая и присаживаясь на край кровати. - Ты ведь обещал.

- Расскажу, но потом, - заверил меня Влад. - Эх, что за погодка такая ленивая? - он потянулся. - Не хочется из постели вылезать!

- А тебе вообще этого никогда не хочется! - вставила Маша, появляясь на пороге с тряпкой для пыли. - Целыми днями только валяешься! Пошёл бы хоть работу поискал!

Влад скривил гримасу, показывающую, что даже отвечать на такие реплики он считает ниже своего достоинства.

- Хочешь, кстати, пива? - попытался я поднять ему настроение, запустив руку в сумку.

- Этого ещё не хватало! - взвизгнула Маша. - Опять напьётесь!

- Пивом не напиваются, - объяснил Влад, откупоривая бутылку о спинку кровати. - Лучше бы с нами выпила.

- Ещё чего не хватало! - обиделась Маша. - Нашёл, что предлагать беременной женщине.

- Ничего, - подмигнул мне Влад, - ему не повредит. Наоборот, понравится: мальчик ведь!

- Мальчик? - переспросил я (я ещё не знал этой новости).

- В женской консультации врач сказал, что сейчас вообще почему-то все в основном с мальчиками приходят, - задумчиво произнесла Маша, растирая пыль на комоде. - Говорят, к войне...

Но Влад уже не слушал её.

- Хорошее пиво, - сказал он, потягивая из бутылки. - Только тёплое немножко.

- В дороге нагрелось, - объяснил я.

- А ты откуда? - поинтересовался Влад.

Я сделал многозначительное лицо. Влад всё понял. Мы подождали, пока Маша выйдет и, наклонившись к моему уху, он спросил:

- Ну как она?

- Ищет тебя. Чего ты ей не звонишь?

- Некогда, - пояснил он. - Да и вообще... Мы не слишком-то подходим друг к другу.

- Когда-то ты думал по-другому, - усмехнулся я.

- Я не знал её совсем. Кто б меня предупредил заранее, что она окажется фригидная?

Я был ошарашен такой новостью:

- Не может быть!

- Абсолютно никакой реакции! - подтвердил он. - Просто скука смертная! Вот Маша, - он покосился на дверь, - совсем другое дело. Уж чего я с ней только не перепробовал... В общем, с Викой, думаю, всё уже кончено.

Мы выждали небольшую паузу, посвящённую неожиданным откровениям Влада.

"Если взять старую простыню, - терпеливо и доходчиво объяснял женский голос по телевизору, - и сделать в ней две прорези, вы получите прекрасный карнавальный костюм. В этом забавном наряде ваш ребёнок всегда будет в центре внимания..."

- Надоело это всё, на самом деле, - произнёс Влад, и я без дополнительных объяснений понял, что он имеет в виду. - Вот есть у меня мечта - хочу попутешествовать. Но скоро будет уже поздно! В мире всё рушится. Нью-Йорк кастрирован. Половины Ирака, считай, уже нет. От Иерусалима скоро тоже неизвестно что останется. Достопримечательности выпадают одна за другой - как зубы. Нет никакого стимула жить!

Я молча отхлебнул ещё пива из бутылки.

- Послушай, - вдруг осенило меня, - чуть не забыл! Не знаю, правда, насколько тебе это теперь будет интересно, но Вика просила передать, что она сделала то, что ты просил...

- Что? - Влад уставился на меня, будто я сообщил ему нечто совершенно неправдоподобное. - Ты уверен?

- Как я могу быть уверен? - мне стало досадно. - Я даже не знаю, что это такое. Она сказала и всё...

- Надо же, - покачал головой Влад, - я этого от неё не ожидал. Какая всё-таки молодчина! Мне надо срочно к ней, - он решительно откинул одеяло.

Такая резкая перемена настроения ошарашила меня. Но расспрашивать было бесполезно, и я с озадаченным выражением просто наблюдал за тем, как он собирает по комнате свою одежду.

- Ты куда это собрался? - Маша опять возникла в комнате и, подперев руками бока, приготовилась, казалось, в случае необходимости преградить ему дорогу собственным торчащим вперёд животом.

- Погода хорошая, - отозвался Влад, чьё мнение о погоде очевидно переменилось столь же стремительно, как и о Вике. - Мы с Денисом пойдём прогуляемся.

Я кивнул.

- Ещё чего! - не согласилась Маша. - Дома дел полно! И насчёт работы тебе обещали позвонить.

- Перезвонят потом, - бросил Влад, проскальзывая в ванную.

Маша обдала меня презрительно-ненавидящим взглядом и утопала на кухню.

Когда минут через десять Влад снова появился из ванной, его было почти не узнать - побритый, причёсанный, модно одетый, благоухающий дорогим дезодорантом (на такие вещи деньги у него постоянно находились) и в прекрасном расположении духа, он не имел уже ничего общего с тем человеком, которого я застал только что в постели перед телевизором.

Насвистывая что-то мажорное, он выманил меня из квартиры и бодро захлопнул за нами дверь, не перекинувшись на прощание ни одним словом с затаившейся на кухне Машей.

- Куда сейчас? - спросил я уже на улице.

- Да к Вике, конечно! - Влад добродушно хлопнул меня по плечу. - Я уже соскучился по моей девочке! Или, знаешь что, пусть она сама к нам выходит! В такую погоду нечего дома рассиживаться. Надо использовать солнышко, пока оно светит! - назидательно прибавил он. - Дай-ка сюда телефон!

- Второй день не работает. Аккумуляторы, кажется, сели.

- Ну что же ты так? - махнул он рукой с шутливым упрёком.

Мы зашли в телефонную будку, и, придерживая ногами дверь, чтобы снаружи поступали хотя бы небольшие порции свежего воздуха, набрали Викин номер. Влад передал мне трубку, а вместе с ней и ответственность за исход разговора.

- Слушай, Вика, - сказал я, когда она откликнулась на другом конце провода. - Ты что сейчас делаешь?

- Ничего особенного. А ты не в школе ещё разве?

- Да ну эту школу! Переживут без меня!

- И без меня, - хихикнула Вика.

- Мы тут с Владом сейчас, - осторожно начал я. - Не хочешь с нами прогуляться?

- Куда? - выдохнула Вика после едва заметной паузы.

- Ну, куда? - переспросил я, следя за реакцией Влада.

Тот пожал плечами и развёл руками, показывая, что в нашем распоряжении целая планета.

- Всё равно куда, - разъяснил я в трубку. - Куда бы ты хотела?

- Может, на дачу к нам прокатиться? - предложила она, поразмыслив пару секунд.

Судя по всему, Вика настроилась погулять всерьёз.

- На дачу? - засомневался я. - А где она у тебя?

- В Саблино, минут сорок на электричке от Московского вокзала.

Повторив эту информацию для Влада и заручившись его кивком, я договорился, что мы будем ждать её через полчаса у метро "Автово", закончив на этом разговор.

- Маша не будет волноваться? - спросил я Влада, когда мы шли к троллейбусу.

- Забудь, - махнул он рукой.

Троллейбус подошёл почти сразу, и у метро мы оказались даже раньше, чем планировалось. Вскоре появилась и Вика. Она шла к нам, по-королевски плавно покачивая бёдрами. Беременность ничуть не испортила её походки, и с каблуками она теперь управлялась так же ловко, как обычно. На ней было лёгкое бледно-розовое платьице с рукавами-фонариками, оканчивающееся чуть выше загорелых коленок. Скроенное по фигуре, оно не скрывало классических изгибов её почти до уязвимости стройного тела, но выставляло напоказ и дерзко выступающий вперёд живот.

Влад обнял свою подружку и чмокнул в щёку. Она не увернулась, но и не ответила на его поцелуй.

- Ты шикарно выглядишь! - констатировал Влад. - И платье обалденное! Где купила?

- Мы с сестрой сшили, - немного прохладно ответила Вика. - Надеюсь, дохожу в нём до родов.

- Нет, не доходишь: я тебя раздену, - пообещал Влад.

Вика с трудом сдержала улыбку. Я понимал, что она хочет слегка наказать Влада за долгое отсутствие и старается держать его на поучительной дистанции. Я понимал также, что это не может продолжаться вечно.

И действительно, сближение не заставило себя ждать: уже на платформе метро, когда поезд глухо зашумел в туннеле, Вика вдруг сама тесно прильнула к Владу, спрятав лицо у него на плече.

- Что случилось, моя маленькая? - поинтересовался Влад, поглаживая её по спине.

- Я боюсь, - пролепетала она ему в рубашку. - Я слышала, сейчас по городу в толпе гуляет маньяк, который толкает людей под поезда...

- Где ты такое слышала? - спросил Влад не без насмешки в голосе, осторожно заводя её в вагон.

- Мало ли где! - твёрдо отпарировала Вика. - По телевизору. Или в газете читала... Не помню уже. Но это точно было, то есть: его ещё не поймали.

- Ага, - закивал головой Влад, - а ещё по вокзалу ходит отчаявшийся больной СПИДом, который колет кого попало иголками со своим вирусом.

- Правда? - глаза Вики расширились от ужаса.

- А вот мы сейчас приедем на вокзал и посмотрим, - подмигнув мне, расхохотался Влад.





Часть вторая

До Московского вокзала мы добрались без особых обломов и приключений, если не считать того, что Вика, заново открыв нежные чувства к Владу, перешла в активное наступление на его шею, губы и язык прямо на глазах у катившейся вместе с нами публики. Она цеплялась за него, как вампирша, и, учитывая значительную прибавку в весе, нормальную для женщин на седьмом месяце, ему приходилось нелегко. Я вообще не знаю, как он это выдерживал, особенно, когда Вика вдруг присела на его выставленное вперёд колено и, повиснув на вытянутых руках, стала раскачиваться на нём, как на качелях. Помочь я ничем не мог, поэтому с чистой совестью пошёл гулять взглядом по вагону, чтобы только не видеть этого луна-парка. Особо колоритных пассажиров я не обнаружил, только на скамейке напротив, чуть наискосок от дверей, на которые я нагло облокотился, наплевав на запрещающую надпись, сидел довольно забавный дядька, чем-то похожий на Винни-Пуха (вы, наверное, уже заметили мою дурацкую склонность сравнивать кого попало с героями мультфильмов?). Он читал какую-то книжку в зелёном переплёте, то и дело запуская руку под расстёгнутый ворот рубашки и почёсывая раскрасневшуюся волосатую грудь. Его добродушное, бесформенное лицо то и дело расплывалось в улыбке, он потрясённо тряс головой, быстро перелистывая страницу, и снова сосредоточенно читал.

"Детектив какой-нибудь, наверное, - подумал я презрительно. - Что ещё может дарить человеку столько эмоций?"

Место рядом с ним освободилось. Я подсел к нему, почти как к приятелю, и покровительственно скосил глаза в его книжку. Я не мог в тот момент видеть себя со стороны, но мне кажется, что я смертельно побледнел, потому что с чёрно-белой, чуть зернистой фото-иллюстрации на меня смотрело грустное женское лицо с припухшими полуопущенными веками и разбитой губой. Длинные руки с растопыренными пальцами, принадлежавшие, судя по всему, той же особе, лежали на столе, рядом с головой. Тут же были сложены и остальные части тела, наподобие кусочков паззла. Некоторые из них легко поддавались идентификации, другие теоретически подошли бы куда угодно и выглядели универсальными запчастями.

Вика в очередной раз взвизгнула на весь вагон, отвечая на какой-то безобидный шлепок Влада. Я вздрогнул.

"Маньяк, больной, сумасшедший! - мне хотелось дать моему соседу с книжкой как можно более точное определение. - А может, я зря завёлся? Может, это просто какой-нибудь преподаватель судебной медицины готовится к лекции, листает учебник..."

Любитель расчленёнки тем временем слегка поменял положение, правый рукав его рубашки съехал вверх и на бледном рыхлом запястье мелькнула татуировка - грубая и неаккуратная, будто кто-то небрежно проехался по коже шариковой ручкой. Однако форма этой татуировки чем-то напомнила мне знак, под которым уже почти неделю ныло моё плечо...

Я надеялся, что обознался, но проверить уже ничего не мог - мы подъехали к нашей станции, и Влад, скосив на меня один глаз, как на собачку, не нуждающуюся в специальном приглашении, под руку вывел Вику из вагона. Я вскочил и побежал за ними, может быть ещё быстрее, чем собака.

- Что означает этот знак? - попытался я уже на платформе развернуть Влада к себе. - Ты обещал сказать!

Тот, казалось, ничуть не удивился этому налёту, хотя сразу понял, о чём речь.

- Не сейчас, прекрати, - сказал он ровно и вкрадчиво, демонстративно не глядя в мою разгорячённую физиономию.

Вика уже удивлённо хлопала глазами, попеременно фиксируя взглядом то меня, то Влада. Слава Богу, её любопытства хватило ненадолго, и, шагнув на эскалатор, она переключилась на разглядывание какого-то рекламного плаката.

Я понял, что и мне пора отвлечься от приключения в вагоне и попытаться придать своему лицу расслабленное, чуть ироничное выражение. Возможно, я слегка перестарался, потому что люди, съезжавшие по эскалатору вниз, косились на меня как-то особенно недоброжелательно. Ну что ж, всем не угодишь! Тем более, если честно, они меня раздражали, возможно, даже намного больше, чем я их. Я ненавидел толпу вместе с этим монотонным, нарастающим ропотом, который всегда следует за ней, даже если она дала себе обет молчания.

И вдруг со мной произошло нечто странное, похожее на видение или галлюцинацию. Не знаю, есть ли тому какое-либо физиологическое объяснение, но я как будто забылся на пару мгновений. Низкий белый потолок, резиновые поручни, равномерный гул - всё потеряло своё значение. Вместо этого в моём сознании проплыла картина тихого деревенского вечера. Впрочем, деревня была тут ни при чём. Я видел только поле - пустое и необитаемое, как марсианский пейзаж. Но именно в этой пустоте было что-то настолько успокаивающее и завораживающее, что я тут же почувствовал приступ острой ностальгии по этому месту и желание идти туда, если понадобится, вслепую и на ощупь...

Необходимость сойти с эскалатора прервала моё наваждение. И тут я впервые понял, что двигаюсь в правильную сторону и что, если я не хочу сбиться с пути, мне нельзя терять ни минуты.

- Скорее к кассе! - окликнул я Вику и Влада, которые плелись за мной немного неуверенно, вероятно ослабев от взаимных ласк.

- Нет, давайте сначала мороженое купим, - запротестовала Вика. - Здесь всегда очень вкусное продаётся...

Разумеется, Влад тут же повёл её за мороженым, наверное, в тайне надеясь, что она хоть на время оставит его в покое со своими поцелуями, если её рот будет занят чем-нибудь другим.

На площади перед вокзалом наблюдалось повседневное сезонное волнение: кто-то бежал на поезд, кто-то отчаянно догонял воришку, стянувшего у него кошелёк, кто-то просто рассеянно топтался на месте, мучительно соображая, зачем же его сюда занесло. Возле главного входа стояла шеренга девочек-сектанток, исполнявших под руководством высокого мужчины в соломенной шляпе какие-то баптистские гимны. Я хотел пошутить на тему того, не узнала ли Вика в этих хористках своих недавних гостей, одаривших её Библией прямо на дому. Но увидев, насколько надменно она воротит нос от юных певичек, понял, что лучше об этом не упоминать. Однако пока мы стояли в очереди за мороженым, уличный концерт всё настойчивее давил на наше подсознание. Не сговариваясь, мы стали поворачивать головы к баптисткам, с брезгливым любопытством разглядывая их нехитрое шоу.

Одеты они все были в почти одинаковы белые рубашки с рукавами до локтей и серые юбки, едва прикрывающие колени и то и дело взлетающие вверх от порывов ветра, который, как всегда, свободно гулял по площади Восстания. Впрочем, покушения природной стихии на благообразность их гардероба мало волновали сектанток: они пели как ни в чём не бывало, и даже когда очередной порыв грубо вырвал у одной из них листок с нотами, она не тронулась с места и продолжала широко раскрывать рот в такт вычурным движениям дирижёра.

Я не мог себе представить, что они когда-либо прекратят этот слаженный концерт по своей воле. Однако через пару минут стало очевидно, что гармония божественных песнопений нарушена. Нет, голос ни одной из девушек не дрогнул и мимика не выдала какого-либо неподобающего внутреннего движения. Но волнение и тревога уже поднимались к петербургским крышам вместе с бодрыми гимнами. Что-то было не так, и мне, как опытному психологу-любителю, хватило всего нескольких мгновений, чтобы выхватить из толпы виновницу дисгармонии. Это была старушка - маленькая и круглая, как колобок, одетая, вопреки всем сезонным и метеорологическим соображениям, в пальто с меховым воротником, впрочем, потёртое и дырявое, что уже отчасти приближало его по степени утеплённости к летним стандартам. На её плечах лежал широкий русский платок с потрёпанной бахромой. Короткие, седые волосы были всклокочены на зависть любому панку. А в остальном - обычная бабушка, которая от нечего делать остановилась посмотреть на уличный концерт. Но постепенно росло подозрение, что аккуратным девочкам в хоре ничего хорошего от неё ждать не приходилось - слишком уж близко продвинулась она вперёд, слишком уж пристально наблюдала за представлением, слишком уж развязная улыбка расплывалась по её лицу... Девочки пели теперь, казалось, не просто так, а назло этой непрошенной зрительнице, как будто заранее пытаясь её перекричать. Однако на старушку это не произвело должного впечатления: она не только не отступила на более приличную дистанцию, но даже как-то ободрилась, завелась и стала активно вертеть тазом, имитируя танцевальные движения в стиле Шакиры.

Теперь уже прохожие останавливались, чтобы посмотреть на свихнувшуюся старушку. Вика, только что получившая своё мороженое, тоже увлечённо наблюдала за живописной жанровой сценкой. Думаю, ансамбль баптисток сам по себе ещё никогда не собирал столько народу! Между тем, старуха по-настоящему пустилась в пляс, широко, по-русски раскидывая руки, но не забывая при этом и восточных движений бёдрами. Девушки из хора упорно продолжали петь, не подавая явных признаков смятения.

"Эх, запевай гармонь!" - крикнула старуха наперекор евангельским куплетам и почти томно взмахнула в воздухе потрёпанным платком.

Зрители снисходительно захихикали. Кое-кто даже хлопнул в ладоши. И вдруг дирижёр в шляпе волевым жестом остановил пение. Эффектно выждав пару мгновений, он развернулся к публике и все ахнули от изумления - его глаза были выпучены почти до предела, а рот приоткрыт в гримасе нечеловеческого ужаса.

- Дьявол! - крикнул он, не меняя выражения лица. - Среди нас находится дьявол!

Вероятно, он сам верил в то, что говорил, потому что его испуг частично перекинулся на окружающих. Многие невольно огляделись по сторонам и даже чуть пригнули головы, будто боялись, что кто-то прыгнет на них сзади. Однако все почти сразу сообразили, что его слова относились к танцующей старушке, которую эта обличительная реплика не только не смутила, но и вдохновила на новые танцевальные пассажи.

- Будем молиться об изгнании беса! - провозгласил мужчина в шляпе.

По его знаку девочки из хора послушно зажмурились (видимо, воспроизводя давно заученную на этот случай процедуру) и затараторили какую-то молитву, дружно затопав ногами для пущего устрашения.

Немного ошарашенная старушка прекратила отплясывать и замерла в вопросительной позе, задумчиво ковыряя в носу. Казалось, ей самой любопытно посмотреть на то, как из неё будут изгонять беса.

- Ого! - выдохнула Вика, сладострастно ввинчивая язык в подтаявшую пломбирную массу.

- Если дьявол не сбежал от их пения, то теперь его уже ничем не испугаешь, - мрачно заметил я.

- Да что вы в самом деле! - рассмеялся Влад, будто мы и вправду нуждались в разъяснениях на тему методов укрощения нечистой силы. - Зачем же дьяволу вселяться в такую вот бабушку? Его привлекают экземпляры помоложе и посимпатичнее, - он подмигнул Вике и обвил рукой её талию.

Однако Вика не оценила шутку и, подняв на него немного испуганный взгляд, поспешно отстранилась.

- Пойдёмте! - рассеянно сказала она. - Мне надо в туалет!

Желание дамы в таких случаях - закон, поэтому, так и не досмотрев до конца спонтанный сеанс экзорцизма, мы переместились в вокзальный холл.

- Ждите меня у кассы, - скомандовала Вика, намётанным глазом сразу вычислив координаты схематичной парочки, красовавшейся на вывеске интересующего её заведения.

Разумеется, она, как и все женщины, очень спешила туда, зато абсолютно не торопилась обратно. Так что за время ожидания мы с Владом успели не только купить три билета до Саблино и разобраться в ребусе расписания, но даже немного заскучать. Правда, когда Вика наконец появилась, мы почти раскаялись в том, что слишком легкомысленно отнеслись к её долгому отсутствию - такая она вернулась бледная и напуганная. Первая мысль была, что ей стало плохо. Но Вика не дала себя ни о чём расспросить.

- Вот! - она с ходу протянула нам мятый листок из линованной школьной тетради. - Что это такое? Вы мне можете сказать?

- Где ты это взяла? - поморщился Влад, очевидно отказываясь верить в чрезвычайную важность документа.

- Где была, там и взяла! - чуть ли не крикнула на него Вика, смахнув с пылающей, как гранат, щеки, отбившуюся от причёски прядь.

- Послушай, давай всё по порядку, - предложил Влад. - Ты шла из туалета и тебе вручили листовку очередной партии, так? Никогда, правда, не видел рукописных листовок, но что-то в этом есть...

- Кончай издеваться! - потребовала Вика, но всё же снизошла до объяснений, чуть понизив голос: - Это висело прямо в туалете, в кабинке на двери. Понимаете?

- Понимаем, отчего же не понять? - резонно вставил я. - Раньше в туалетах всё больше прямо на стенах писали, а теперь, видимо, культурно - бумажки прикрепляют.

- Да это же письмо! - усмехнулся Влад, заглянув наконец в туалетный манускрипт.

- Открытое письмо! - предположил я, склоняясь вместе с ним над бумажкой, исписанной внятным, скуповатым на размах почерком.

Под небольшой дырочкой, как от укола (видимо, от кнопки, которой его пришпиливали к дверям) значилось буквально следующее:

Здравствуй, дорогуша!

Ну что, опять забрела сюда в поисках хуя? Учти, моя точка зрения ничего не имеет общего с прагматизмом, но путём обычного эмпирического анализа я прекрасно понимаю твою мокрую щель, которую ты сейчас откроешь специально для меня. Впрочем, можешь и не открывать! Если здоровое устремление структурализма заставляет тебя повыше натянуть трусы и бежать в другую кабинку, то учти, моя недотраханная очаровашка, что я уже не раз бывал в твоей дырке. Это опосредованная данность, и никакая квазифилософия наивного позитивизма не сможет доказать тебе обратное. Я делал там, что хотел, насрав при этом на объективно-онтологические двусторонние дефиниции. Я дефлорировал твои внутренности, заливая их спермой в режиме синхронической целенаправленности. Искренне надеюсь, что эта экземплификация не осталась для тебя без продуктивных последствий и твой живот вскоре распухнет до невероятных размеров. Но учти - от меня может родиться только урод!

Твой любящий хуй   

- Кто это был? - увидев, что мы справились с чтением, Вика тут же призвала нас к ответу.

- Тут же написано! - не удержался я от шутки, хотя и видел, что ей не до смеха.

Она демонстративно отвернулась и обратила все свои надежды к Владу. Тот пытался воздействовать успокаивающе:

- Ну больной какой-то, наверное. Меньше вообще надо всякие дурацкие надписи читать. А уж с собой тащить эту бумажку совсем не стоило...

- Так это же для меня написано! - искренне воскликнула Вика.

Мы с Владом переглянулись.

- Послушай, - я решил исправить свою недавнюю бестактность и взять на себя дальнейшую разъяснительную работу. - Такие вещи не относятся ни к кому конкретно. Это хулиганство, понимаешь? Он написал в надежде, что какая-нибудь женщина прочитает, а теперь сидит и радуется. Ты совершенно случайно на него попала.

- Но откуда он узнал, что я беременная? - допытывалась Вика.

- Да ниоткуда! - рассердился я. - Он про беременность ничего конкретно не говорит. Это просто так, для усиления воздействия.

- А каким образом он вообще попал в женский туалет? - продолжала недоумевать Вика. - Там ведь уборщица всё время ходит.

- Вот этого мы уже никогда не узнаем, - немного раздражённо перебил её Влад. - Кстати, электричка через семь минут. Если есть ещё желание куда-то ехать, предлагаю двинуть к платформе.

Не дожидаясь нашего ответа, он развернулся и сам последовал своему совету, попутно скомкав таинственное послание и кинув его на землю. Вика нехотя засеменила вслед за ним. Пропустив их вперёд, я наклонился и быстро поднял брошенную бумажку.

"Для истории", - подумал я, на ходу складывая её в карман.

В вагоне электрички, куда мы успешно погрузились, царила несколько апокалиптическая атмосфера. Пассажиры выглядели нервными и дёргаными, будто перед отправкой эшелона в Сибирь. А между тем, все ведь, наверняка, как и мы, всего лишь ехали на дачу. Хотя наша маленькая компания тоже не выделялась особо хорошим расположением духа. Вика сразу же придвинулась вплотную к окну и, положив обе руки на живот, демонстрировала полное равнодушие к процессам, происходящим вне её беременного организма. Я уже начинал серьёзно сомневаться в том, что с женщинами в таком положении вообще можно предпринимать какую-либо увеселительную прогулку, и это меня, конечно, не веселило. Однако Влад, казалось, только сейчас начинал входить во вкус предстоящего путешествия.

- Эх, может, ещё и искупаться удастся! - размечтался он, поудобнее разваливаясь на сидении. - У вас там озеро есть?

- Какое озеро? - рассеянно отозвалась Вика, так внимательно провожая взглядом уплывающий вокзал, будто непременно хотела напоследок запечатлеть его в своей памяти во всех подробностях.

- Лебединое! - с издёвкой уточнил Влад.

- Озера нет, - не отрывая взгляда от стекла, устало сообщила Вика. - Но есть речка, если хочешь.

- А если не хочу, то её нет? Здорово! - беззлобно рассмеялся Влад. - Люблю, когда выполняют все мои пожелания!

Он придвинулся поближе и обнял её за плечи. Вика не пыталась освободиться, но сидела, как истукан, упрямо игнорируя его ласку.

- Что, далеко едете, молодые люди? - подмигнул нам немного потрёпанный мужчина, пристроившийся на краю скамеечки в противоположном отсеке.

- В Саблино, - ответил я без особого энтузиазма.

- Может, в картишки? - незнакомец расплылся в обольстительной по его понятиям улыбке.

- Давай! - сходу решил за всех Влад.

- Только не на деньги, - предупредил я со свойственным мне в таких случаях благоразумием.

- Да какие деньги? - даже обиделся незнакомец, стремительно пересаживаясь к нам вместе со своим рюкзаком. - Я что, напёрсточник какой-нибудь? Просто время скоротать! Я к другу на рыбалку еду...

- Почему же не на деньги? - перебил его Влад. - Не на деньги скучно! Никакого азарта! - продолжал он, не обращая внимания на мои укоризненные гримасы. - Хоть по рублю-то с проигравшего надо брать?

- Ну, по рублю сойдёт, конечно, - согласился наш общительный попутчик, уже вынимая замусоленную колоду карт. - В дурака? Дама тоже будет? - он несколько жеманно покосился на Вику.

- Ну естественно! Почему же нет? - с некоторым вызовом ответила Вика и, решительно откинув назад тяжёлые локоны, развернулась к нему в ожидании раздачи.

- Скоро ли ребёночка ждёте? - поинтересовался круглолицый путешественник, перемешивая карты.

- Скоро, - отрезала Вика, показывая, что более точных сведений от неё не получить.

- Это хорошо, - одобрительно закивал картёжник. - Вот у меня двое! Шалуны! Но в общем терпимо. Хотя и дорого всё это обходится. Но я на стройке кровельщиком работаю, зарплата выходит неплохая. Особенно если ещё на выходных у частников подрабатывать. Правда, частники и спрашивают, будь здоров! Чуть что не так, сразу - переделывай! А то, что мороз, может быть, 20 градусов, их не волнует! Ну не сейчас, конечно, - уточнил он, откашлявшись. - Зато дома у частников невысокие. Это хорошо. Потому что если свалишься, ничего, кроме переломов, не будет. А вот когда на каком-нибудь городском объекте крышу кладёшь, то чуть зазевался и всё...

- У вас там, что, страховки что ли нет? - полюбопытствовал я.

- Да есть какая-то, - махнул он рукой. - Должна быть, официально. Но реально ей никто не пользуется, потому что со всеми этими верёвками не успеть к сроку. Так что каждый сам за себя отвечает. Вот в прошлом месяце один свалился, на всю жизнь инвалидом остался. А мне так нельзя, у меня детишки.

- Ну ладно, раздавайте уже, - потребовала Вика, без особого участия выслушавшая его историю.

- Это всегда пожалуйста, - согласился кровельщик, щедро, по-хозяйски распределяя между нами свои заслуженные, пролетарские карты. - Дама, конечно, ходит первой, - великодушно предложил он, демонстрируя чудеса рыцарства.

Вика хмыкнула, но возражать не стала и после пары секунд размышления сделала свой ход, немного боязливо посматривая в оставшиеся карты в ожидании дальнейшего развития игры. Однако она зря беспокоилась: выиграть ей, правда, не удалось, но и в дураках мы её тоже не оставили. Ну а победителем стал Влад, который, не скрывая своего законного удовлетворения, торжественно принял рубль у проигравшего. Им, кстати, оказался наш новый знакомый.

- Да, карты у меня с самого начала говно были, - оправдывался тот, пряча кошелёк обратно. - Так что и неудивительно!.. А, вот теперь другое дело! - плотоядно прищурился он, когда началась вторая партия. - С этими не пропадёшь!

Но он опять остался в дураках. А затем снова и снова. Влад всё время выигрывал, и было видно, что он очень доволен собой, хотя лично у меня этот кровельщик-рыбак, которого я сначала принял чуть ли не за жулика, уже вызывал жалость. Он сидел над своими тузами-козырями, наморщив лоб, и не мог понять, почему у других карты кончаются быстрее. Я и сам этого, если честно, не понимал. Было видно, что наш попутчик балуется картами не первый день и смыслит в этом, пожалуй, побольше нас всех, раз повсюду таскает за собой колоду. Да и не могло человеку уж настолько не везти! Но факт оставался фактом: рублики его друг за другом переезжали в карман к Владу. Пару раз ему даже приходилось разменивать более крупные купюры у других пассажиров, что заставило почти полвагона за неимением других развлечений сопереживать нашей игре.

Когда Влад в очередной раз небрежно сдал последнюю карту, кровельщик, у которого оставалось ещё целых четыре, вдруг вскочил на ноги и, забыв всё своё добродушие, вплотную подступил к сопернику.

- Я видел, что у тебя только что было две карты! Это наглый обман! Куда ты дел вторую?!!

Влад равнодушно развёл руками:

- Я не знаю, о чём ты. Никакой второй карты у меня не было. Посмотри сам!

- И посмотрю! - угрожающе заявил вечный "дурак". - А ну-ка, встань!

Влада, казалось, забавляло всё происходящее. Он с улыбкой встал и дал осмотреть себя со всех сторон.

- А в трусы разве не полезешь? - усмехнулся он, когда разгневанный кровельщик, ничего не обнаружив, начал заглядывать под лавку.

- Да вы с ума что ли сошли! - взвизгнула Вика, когда он неосторожно задел её каблучок. - Ну обыщите ещё меня!

Она резко вскочила и на мгновение взметнула вверх подол платья, почти как она делала это в пятом классе, только не так высоко. И тут случилось самое странное: карта - это была, кажется, шестёрка червей - выпала у неё из-под юбки, плавно приземлившись на грязный пол.

- О Боже! Что это? - Вика, будто ошпаренная, отскочила в сторону.

- Так это ты ему подыгрывала, сука? - кровельщик мгновенно подобрал важную улику и теперь держал её перед собой как иконку. - Люди, посмотрите, он беременную девку поставил жульничать! А может, - его лицо стало пурпурным от гнева, - ты и не беременная вовсе? Может, у тебя там подушка? Или деньги наворованные?..

Он уже протянул было руку, чтобы проверить, но я вовремя успел загородить мою бывшую одноклассницу. Однако всерьёз разбираться с этим типом мне совсем не хотелось.

- Пойдёмте отсюда! - скомандовал я Вике и Владу, понимая, что лучше не терять ни секунды, и первым подал пример, быстрым шагом, переходящим в бег, двинув к выходу из вагона.

- Остановите их! - потребовал несчастливый игрок. - Разве вы не видите, что это шайка?

Кто-то попытался поставить мне подножку, но дальше этого ленивого жеста солидарности с жертвой предположительного обмана дело, слава Богу, не зашло.

- Мы работаем, - вещал между тем пострадавший, - а они наши деньги отбирают, да ещё и издеваются, бандюги!

Но я уже добрался до тамбура и немного обеспокоенно следил через стеклянную дверь за тем, как мои друзья подтягиваются вслед за мной, пробираясь между рядами угрюмых дачников.

- Да вышвырнуть их из поезда и всё! - услышал я чьё-то конструктивное предложение, когда дверь снова отъехала в сторону, чтобы пропустить ко мне Вику и Влада.

- Не надо! - Влад слегка придержал створку, чтобы сказать своё прощальное слово аудитории. - Мы сами спрыгнем! Мы - каскадёры, понятно?

На этой драматичной ноте мы покинули враждебный нам вагон. Впрочем, и в следующем было решено не задерживаться, а идти как можно дальше, до упора, во избежание возможных карательных акций. А то у сочувствующих пассажиров напоследок, судя по их репликам, что-то уж слишком разыгралась фантазия.

- Я не понимаю, я не понимаю, - жаловалась Вика прямо на ходу. - Как ко мне попала эта дурацкая карта? Ты не видел, Денис? Может, этот ненормальный сам мне её подсунул?

Я развёл руками. У меня не было никакого ответа, были только смутные подозрения, но я не хотел их высказывать до поры, до времени.

- Это просто мистика какая-то, - подвела Вика итог, когда мы наконец усталые и немного взмокшие сделали привал в достаточно отдалённом от наших недругов вагоне. - Как эта дурацкая карта вообще могла там оказаться? Я сначала думала, что это у него крыша поехала...

- Каждый кровельщик обязан следить за тем, чтобы его крыша была надёжной и никуда не уезжала, - поучительно заметил я.

- Крыша - это роскошь, а не средство передвижения, - добавил Влад.

- Это роскошное средство передвижения, - поправил его я.

- Чего не скажешь о нашей электричке, - вздохнул Влад. - Долго нам тут ещё трястись?

- Следующая уже Поповка, - сообщила Вика, всё ещё не до конца оправившаяся от карточного испуга. - Значит, через одну.

"Ну и слава Богу", - подумал я.

Мне только сейчас стало по-настоящему ясно, каким напряжённым был сегодняшний день, день моего великого освобождения от школы (до которой я сегодня, кстати, так и не добрался). А значит, пришло самое время по-настоящему отдохнуть, отвлечься, оторваться. А где же ещё этим заниматься, как не на даче?

В вагон робко заглянула девушка в кремовой блузке и так и осталась стоять у двери, откашливаясь и слегка выравнивая свою позицию по отношению к проходу между скамейками. Создалось ощущение, что она собирается читать стихи. Но это оказалось ошибкой, потому что через пару секунд девушка извлекла из полиэтиленового пакетика, висевшего у неё на запястье, небольшую упаковку и приподняла её на вытянутой руке.

- Пластыри фирмы "Оникс", - забубнила она, - пригодятся в любом хозяйстве. Что бы с вами ни случилось, вы всегда можете на них положиться. При любых происшествиях просто берёте одну штуку - она ловким движением выхватила из пакетика полоску пластыря, - срываете с него защитную ленту, - это указание было также проиллюстрировано, - и закрываете поражённый участок, - девушка торжественно приклеила пластырь на свой высокий, открытый лоб.

- Где же она раньше была? - усмехнулся Влад. - Нас тут с поезда скинуть хотели. Мы уже к худшему приготовились, ну а с таким пластырем, как я понимаю, бояться нечего. Заклеил всё, что надо, и пошёл дальше!

- Ага, - поддержал я его, - и во время войны он незаменим, особенно при химической атаке. Просто заклеиваешь рот...

- И не дышишь! - добавила Вика.

- Я уже не говорю о четвертовании и колесовании, от которых вас ничто, кроме этого пластыря не излечит, - продолжал Влад.

Девушка уже прекратила вещать и пошла через вагон в надежде сбыть хотя бы пару упаковок своего товара, а мы всё никак не могли успокоиться и чуть ли не падали с лавок от смеха. Было похоже, что вернулись старые времена, когда Вика ещё не успела забеременеть и вызывала в нас с Владом больше любви, чем жалости. Впрочем, даже тогда мы редко так веселились. Всё-таки предвкушение дачных удовольствий взяло своё.

Я приоткрыл окно и, опираясь одной ногой о сиденье, подтянулся и выглянул наружу.

- Вот это кайф! - сообщил я остальным, получив чувствительную пощёчину от ветра.

- Много там коров насчитал? - поинтересовался Влад, так как мы проезжали через поле.

- О! - я чуть не сполз вниз от удивления. - Посмотрите, что это там?

Мои друзья прильнули к стеклу и так же, как и я, увидели недалеко от железнодорожных путей совокупляющуюся парочку. Занимались они этим в наиболее классической позе и, насколько можно было понять, с вполне классическим азартом. Вот что делает с людьми свежий воздух!

Настроение у нас поднялось ещё больше, даже Вика вскарабкалась на сидение и, отталкивая меня, старалась выглянуть в раскрытую форточку, чтобы, если что, первой заметить следующую эротическую сценку на пленере.

Поезд пошёл мягче и тише. Мы снова приближались к станции. Вика поднялась с места, и я понял, что мы приехали. Но это меня почему-то не обрадовало. Вдруг всеми силами захотелось продолжить поездку и задержаться в вагоне хотя бы ещё на несколько станций. Впрочем, причина тут, скорее всего, была в погоде, которая вдруг неожиданно переменилась к худшему, замутив небо грязными облаками.

"Так вот какое оно, Саблино", - подумал я, когда мимо нас промелькнула первая табличка с названием станции.

Впрочем, понять, какое же оно всё-таки, с первого взгляда было совершенно невозможно: самая заурядная станция, отгороженная от внешнего мира чахлыми зелёными насаждениями.

- Здесь обычно многие выходят, - объяснила Вика, проворно пробираясь к тамбуру.

Однако, кроме нас, почему-то никто не вышел - ни из нашего вагона, ни из какого-либо другого, так что, когда поезд снова отчалил, мы остались одни на совершенно пустой платформе. Несмотря на лёгкое затемнение, дождя, кажется, не намечалось и жара схлынула только слегка, уступив место стабильному, тлеющему теплу. Наш дачный отдых начинался, стало быть, совсем неплохо.

- Ну а теперь куда? - спросил Влад.

Его голос звучал немного раздражённо, будто он был разочарован тем, что перед ним не раскрылись сразу же ворота увеселительного парка.

- Теперь автобусом километра три, - почти обречённо вздохнула Вика. - Автобус, правда, раз в час ходит, или в полтора - не помню точно. Но, может, нам повезёт.

Мы спустились к остановке и поняли, что нам, скорее всего, всё-таки не повезло: расписание выглядело так, будто по нему пару раз прошёлся когтями Фредди Крюгер. Расшифровать эту бумажную бахрому мы не смогли бы при всём желании. Однако, судя по тому, что на остановке не было ни души, ждать автобуса в обозримом будущем было бесполезно.

- Можно ещё пешком, - призналась Вика под нашими вопросительными взглядами. - По Советскому проспекту, напрямую. Минут за сорок, думаю, дойдём.

Советский проспект, на который показала Вика, поманил нас парой деревянных строений куда-то в пустоту.

- Ладно, идём! - скомандовал Влад. - Чего время терять?

- Может, сначала перекусим чего-нибудь? - предложил я, параллельно нащупывая взглядом какой-нибудь киоск или забегаловку.

- Да, я с самого утра ничего в рот не брала, - покаялась Вика, скромно умалчивая о привокзальном мороженом.

- Ну этому-то как раз совсем нетрудно помочь, - Влад ущипнул её за щёку.

Она раздражённо увернулась и прошла несколько шагов, не выбирая направления, но потом вдруг остановилась и ткнула пальцем перед собой:

- Вон там рынок, видите? Давайте хоть яблок купим!

Я с трудом представлял себе, что рынок можно настолько хорошо спрятать. По крайней мере, я его в упор не видел и не слышал. Для меня вообще явилось полным откровением, что мы в настоящий момент не единственные живые существа на этой станции. Но Вика уже вела нас к тёмно-синему забору за автобусной остановкой, под которым на перевёрнутых деревянных ящиках, как оказалось, сидело несколько бабок, демонстрировавших свои товары. Они и вправду здорово замаскировались: их грязно-зелёным нарядам позавидовал бы любой сознательный десантник. Ещё только не хватало перемазать лицо какой-нибудь защитной гуашью, и можно спокойно забрасывать их в любой болотный регион.

Ожидать, что эти кикиморы (в хорошем, сказочно-ассоциативном смысле слова) продают нечто заслуживающее внимания, было очень наивно. Но мы всё же со здоровым, голодным любопытством заглянули в их немного оплывшие суконные мешки, заменявшие им и прилавок, и витрину. Я был готов увидеть там всё, что угодно, даже цирковую змею, и тем не менее содержимое неприятно поразило мой разгулявшийся было аппетит. Дело в том, что ничего, кроме пыльных репок, недожаренных семечек и заскорузлых импортных жвачек, нам тут не предлагали.

- Да это не рынок! - развёл руками Влад. - Это же прямо восточный базар! Тут всегда так оживлённо?

Вика решила взять инициативу в свои руки.

- А яблок у вас нет? - спросила она, не желая верить в очевидное.

Прошло несколько секунд, прежде чем бабки поняли, что от них чего-то хотят.

- Нет, наверно, - простодушно ответила одна из них, стыдливо прикрывая рот концом платка и разглядывая какие-то камешки на обочине.

Мы ещё немного погипнотизировали их мешки, очевидно втайне надеясь, что спрос наконец-то родит предложение. Но он не родил.

- Ну давайте что ли семечек по стаканчику, - предложил я.

- А мне ещё жевачку, - попросила Вика. - Ух ты, с гномиками какими-то! Я таких и не видела никогда. Или только в детстве...

На репку претендентов не было. В любом случае, в путешествие по Советскому проспекту мы теперь отправились не с пустыми руками, а с кульками из газеты "Консерватор", оставляя за собой шлейф из шелухи, на которую алчно слетались голуби. Вика сжимала в ладони ещё и редкую жевачку со злыми гномиками на серебряной обёртке.

- Надо попробовать, - сказала она наконец, разворачивая фантик и пряча кулёк с семечками в сумку.

Хотя теоретически она, конечно, могла бы вполне совмещать эти два лакомства. Я, например, знал одного человека, который мог одноврменнно свободно пить пиво, жевать жевачку и курить при этом сигарету.

- Фу, - сморщилась Вика, - что это за гадость? Безвкусная, как каша, и рассыпается на крошки!

- Наверное, ещё времён Отечественной войны, - философски заметил Влад. - Трофейная! Немцы бросили при отступлении. Здесь ведь шли бои?

- Не знаю, - рассеянно покачала головой Вика, внимательно присматриваясь к фантику, на котором действительно можно было разобрать какие-то немецкие слова, написанные готическим шрифтом. - Их, скорее всего, цыганки делают, сами. Я уж и не знаю, каким способом. Тут у них целая фабрика, говорят...

- По производству жевачки? - засомневался я.

- Нет, не только. Ещё петушков там сахарных делают и вообще всякую всячину вроде мочалок и заколок для волос. Никто, конечно, этой фабрики толком не видел, но товары с неё почти каждому в деревне попадались. На них никогда нет ни этикеток, ни названия производителя...

- А чего ж они их никак не подписывают?

- Ну ты даёшь! - рассмеялась Вика. - Будто им хочется, чтобы их нашли! Они ведь нарочно где-то в лесу свой бизнес устроили, чтобы никто никогда не докопался. К тому же, у них там краденые дети работают...

- Что за чушь! -покрутил я пальцем у виска.

- Послушай, - искренне возмутилась она. - Ты здесь вообще когда-нибудь был? Нет? Ну и молчи! А я каждое лето сюда приезжаю, так что уж, наверное, знаю, что к чему.

- Ладно, не ссорьтесь, - посоветовал Влад, сплёвывая шелуху от семечек. - Лучше бы подумали об обеде. Одними сказками про цыган мы сыты не будем!

- Вон уже виден продовольственный магазин, - деловито объявила Вика, пропустив мимо ушей пренебрежительное замечание о "сказках", в которые она, судя по всему, свято верила. - Закупимся там чем-нибудь, а я дома на керосинке приготовлю.

Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что приземистый сарайчик, в котором по уверениям Вики, торговали продовольствием, не только закрыт, но и намертво заколочен досками. Зато соседний павильон, пошире и посолиднее, предлагавший, судя по вывеске, "галантерейные товары", был неожиданно открыт для посетителей. У входа стояла телега с полусонной лошадью, очевидно ожидавшей своего хозяина.

Мы из любопытства подошли к витрине. На стекле была намалёвана чернобровая красотка с развевающимися кудряшками, выбившимися из-под кокетливо подвязанного на макушке платка. То ли эта мода ещё не добралась до города, то ли картинку не меняли со стародавних времён, когда это был последний писк. Внезапно я осознал, что условная модница с витрины чрезвычайно смахивает на хрестоматийную цыганку: даже родинка-мушка справа от по-журнальному тонкой линии носа была у неё в наличии. Ну что ж, в деревне свои идеалы красоты.

Зато ассортимент товаров, расставленных под стеклом, почти не отличался от городских магазинчиков микрорайонного значения: какие-то помадки, лаки, накладные ногти и прочие предметы туалета, без которых на даче, разумеется, никак не обойтись. Правда, всё почему-то было исключительно сине-фиолетового цвета. Наверное, более ходовые оттенки уже разобрали или никогда и не завозили.

Из магазина, прижимая к груди свёрток с покупками, вышел мужчина в кепке, сел в телегу и, строго посматривая на нас, укатил в ближайший переулок. Полагаю, что он успел-таки отхватить пачку сиреневых румян, но стопроцентной уверенности у меня нет.

- Может, двинем уже? - предложил Влад. - Или закупимся на всякий случай вазелином? - он шлёпнул Вику по тесно обтянутому платьем заду.

Она, как и ожидалось, сразу же обиженно припустила вперёд, не оглядываясь и делая вид, что мы ей абсолютно безразличны. Однако уже через пару минут мы не только нагнали Вику, но и вынуждены были нарочно замедлить шаг, чтобы не оставить её совсем позади. Всё-таки с таким животом далеко не убежишь, и ей бы следовало понимать это с самого начала. Скоро она совсем выдохлась, и каждый шаг давался ей с видимым трудом, а мы, судя по всему, не прошли ещё и двух километров из положенных трёх. Её каблуки то и дело застревали в трещинах асфальта, сильно напоминавшего здесь кратеры плохо зажившего вулкана. Но когда она, отчаявшись, скинула босоножки, то комфорт передвижения достиг для неё почти инквизиционного уровня.

- Может, какую-нибудь машину поймать? - неуверенно предложил я.

Но машин не было видно даже на горизонте. Впрочем, как и прохожих. Видимо, в эти часы в Саблино не принято гулять по Советскому проспекту.

Но вот далеко впереди показалась одинокая фигура - узкая и длинная почти до неправдоподобия. Хотя, возможно, это просто расстояние и пыльный воздух так искажали пропорции. Мне вообще сначала показалось, что мы движемся на что-то неодушевлённое, вроде столба или пугала, установленного кем-то для смеха прямо на обочине. Но фигура явно была живой и продвигалась вперёд не менее целенаправленно, чем мы. Хотя поверить в то, что это человек, было по-прежнему трудно: слишком аморфны были его очертания, слишком доминантно выделялся он на фоне окружающего пространства.

Вика, забыв вдруг про усталость и страдания, которым сельский асфальт подвергал её нежные ступни, пошла быстрее:

- Мне страшно, страшно, - залепетала она, нащупывая ладонь Влада.

Но тот с подчёркнутым безразличием увернулся. Тогда она ухватила меня за локоть и жалобно заныла:

- Кто это? Кто это?

- Откуда я знаю? Это же ваша деревня! - я пытался сохранять спокойный, волевой тон, хотя сам с большим удовольствием свернул бы в какой-нибудь переулок, если бы он нам только сейчас попался.

- Скорее, скорее, я боюсь, - Вика потянула меня вперёд.

Конечно, абсурдно было бежать со всех ног к существу, внушающему издали такой ужас, но я мог её понять: она надеялась, что, рассмотрев его вблизи, сможет успокоиться и убедиться в безобидности прохожего. Однако пока что этот план не оправдывал себя: чем ближе подходил к нам жутковатый путник, тем более мрачное и тревожное впечатление он производил. По крайней мере, вроде бы, подтверждалось, что это очень высокий человек, завёрнутый в чёрный плащ или пальто до пят, в которое, возможно, он упрятал и лицо, потому что его очертания абсолютно нигде не угадывались.

- Да, странный тип, - сказал я, чтобы разрядить обстановку.

Впрочем, Влад, казалось, не видел здесь вообще никакой проблемы и шёл, спокойно пощёлкивая семечки и даже что-то напевая, от чего становилось ещё более жутко. Вика же, напротив, тесно прижималась ко мне, ища защиты, хотя я и сам был напуган не на шутку. Оглядевшись по сторонам, я убедился, что мы были на этой улице один на один с чёрным странником. Мне показалось, что я заметил у него на пальто грязные белые следы, будто оно в нескольких местах было посыпано извёсткой. Однако для бомжа незнакомец держался слишком прямо, если не сказать самоуверенно. К тому же, его лицо всё ещё было скрыто чёрным воротником или, скорее, шарфом, причём полностью - на все сто процентов.

"Как он разбирает дорогу?.." - успел подумать я, но в тот же момент Вика дико заорала и, резко развернувшись, уткнулась головой мне в грудь, не переставая при этом дёргаться и кричать.

Я почувствовал себя свидетелем конца света. Что именно произошло, было непонятно, но оттого ещё более ужасно. Кажется, на какое-то мгновение способность к рациональному восприятию действительности мне отказала. По крайней мере, первое, что я оказался способным разглядеть после этого почти нечеловеческого крика, был Влад, утешающий Вику и осторожно пытающийся отцепить её пальцы от моей футболки. Она больше не кричала, но всхлипывала и боязливо осматривалась по сторонам. Я тоже повернул голову: человек в чёрном уже миновал нас и даже успел удалиться метров на 30. Он шёл всё так же уверенно, не оглядываясь и не снимая с головы непроницаемый шарф, хотя Викины крики могли бы вывести из равновесия кого угодно.

- Что случилось? - попытался выяснить я, как только Вика вернулась в более-менее вменяемое состояние.

Хотя и без её пояснений я теперь видел, что не случилось абсолютно ничего. То есть ничего такого, что хоть отдалённо оправдало бы наш общий испуг.

- Откуда я знаю, чего он хотел? - выдавила из себя Вика, указывая рукой на чёрного прохожего, будто грозя ему пальцем.

- Какая разница? - я уже по-настоящему разозлился на её беспричинную истерику. - Идёт и идёт себе.

- А вдруг, а вдруг...

Я замер в ожидании какой-нибудь совершенно запредельной догадки, но Вика, оказывается, мыслила вполне земными категориями.

- А вдруг он террорист? - выпалила наконец она. - Обвязался взрывчаткой и ходит.

- Ага, - кивнул Влад, - и ходит прямо по этому вашему Советскому проспекту, чтобы, если что, побольше было жертв!

- Я не знаю, - призналась Вика. - Но он слишком странный! И лица нет!

- Если чего-то не видно, - наставительно произнёс Влад, - это ещё не значит, что его действительно нет. Вот я у тебя под платьем тоже давно кое-что не видел, - он провёл тыльной стороной ладони по её сильно выступающей в последнее время груди, - но знаю, что всё на месте.

На этот раз Вика находилась ещё под слишком сильным впечатлением от своего испуга, чтобы обидеться на его выходку. Поэтому мы просто пошли дальше. Как ни странно, последний отрезок пути мы преодолели с особенной лёгкостью. Наверное, открылось второе дыхание. Правда, когда мы уже сворачивали в нужную нам улицу (улицы здесь не носили названий, а были просто пронумерованы, как линии Васильевского острова), Вика поранила босую ногу осколком бутылки.

- Ай! - воскликнула она обречённо.

Ранка была совсем небольшая и едва пропускала нерешительные капельки крови, но обработать её всё же было надо.

- У вас дома есть аптечка? - поинтересовался я.

- Не знаю. Нет, наверное, - отозвалась Вика, с досадой рассматривая порез. - Мы ж не живём там почти. Может, у тёти Дуси спросить?

Она огляделась, будто надеясь, что добрая тётя Дуся уже сама спешит к ней, размахивая походной аптечкой. Но никто ниоткуда не спешил, только бледно-серая лягушка скачками меряла дорогу.

Взяв инициативу в свои руки, Вика кое-как доковыляла до низкой железной калитки, за которой сквозь непричёсанный кустарник еле-еле виднелись очертания стоявшего в глубине дома.

- Тётя Дуся! - несколько раз крикнула пострадавшая, вытягивая шею и перегибаясь через решётку.

Ответом была тишина. Даже ни один листик в хозяйстве тёти Дуси не соизволил дрогнуть.

- Странно, она всегда дома, - раздражённо сообщила Вика. - Не слышит, наверное.

- Глухая? - сочувственно поинтересовался Влад.

- Да ты что! - обиделась Вика за соседку. - Ей лет пятьдесят, может. Но на работу не ходит давно. Всё время в огороде, пока мужа нет... Тётя Дуся! - попробовала она ещё раз изо всех сил.

Никто не откликнулся. Мы подождали ещё немного, но вообще-то было заметно, что это безнадёжно. Влад закурил сигарету, Вика завистливо сверкнула на него глазами, но не решилась попросить одну для себя. Я увидел, что она слегка дрожит и предложил ей свою спортивную кофту, которую успел на всякий случай кинуть в сумку, выходя утром из дома. И вправду, становилось довольно свежо. Не говоря больше ни слова, Вика развернулась и пошла прочь от владений так некстати отлучившейся тёти Дуси. Впрочем, улица теперь вообще напоминала участок территории, поражённой нейтронной бомбой. Ни в одном из домов не подавали признаков жизни.

- Уже недолго осталось, - пообещала Вика, и это успокаивало.

Ранка на её ноге, кстати, уже не требовала специальных процедур. Кровь успокоилась как-то сама собой. Но Вика всё ещё прихрамывала - не то из осторожности, не то просто по инерции.

Улица постепенно подходила к своему логическому завершению. Видно было, что впереди она упирается в низкие плотные кусты, за которыми нечёткими пунктирными линиями прорисовывались не то поля, не то болота. Перед одним из последних домов мы притормозили.

- Вот и пришли, - сказала Вика и вдруг, будто её вспугнули, распахнув праздно поскрипывающую калитку, бросилась во двор.

Сначала мы подумали, что у неё просто крыша поехала на радостях, но когда она, шумно дыша и смешно придерживая живот, забралась на крыльцо, чтобы тут же влететь внутрь через незапертую дверь, стало ясно, что это сигнал тревоги. Мы догнали её уже на веранде. Она стояла посреди ассорти из разбросанных по полу предметов нехитрого дачного обихода. Деструктивный натюрморт дополняли перевёрнутые пустые бутылки и горки высохших окурков. На несвежих загородных обоях можно было различить следы грязных ботинок, отпечатавшихся на них наподобие фресок. Очевидно, на даче кто-то побывал в отсутствие хозяев, и этот "кто-то" не отличался ни чистоплотностью, ни уважением к укладу жизни законных владельцев. В прилегающих к веранде комнатах, куда Вика, переборов страх и отвращение, решилась наконец заглянуть, каждая вещь выглядела сдвинутой, смещённой, разбитой или разорванной. Это была эпидемия хаоса, которая грозила перекинуться и на нас.

- Ненавижу! - закричала Вика, заламывая руки перед старыми куклами, валявшимися в глубокой коме рядом с иссечённым ножичком сервантом.

Я тактично перешагнул попавшиеся мне под ноги страницы из какой-то детской книжки, на секунду удивившись натуралистично искажённому лицу сказочного злодея, смотревшего на меня с одной из иллюстраций.

- Сволочи! Подонки! - Вика, не успевая вытирать слёзы, металась между осквернёнными объектами.

- Украли что-то? - поинтересовался Влад, усаживаясь на подоконник и вынимая очередную сигарету.

- Тебе этого мало? - закричала на него Вика, срывая со стены наполовину вывалившийся из рамы эстамп с изображением какой-то загородной сценки из Ренуара.

- Прекрати истерику! - потребовал Влад. - Лучше проверь, на месте ли ценные вещи.

- Вот мои ценные вещи! - Вика схватила за волосы одну из кукол с безжизненно повисшими в результате пережитых потрясений веками. - Вот, вот и вот! - теперь она махала руками уже во все стороны без разбора. - Это моё детство, моя жизнь! Я никогда не прощу этим свиньям!

- Ладно, что ты предлагаешь? - спросил Влад тоном, холодным, как ушат воды.

Вика сжала кулаки, будто сдерживая подступающую ярость, присела на корточки и закрыла голову руками.

- Родители разберутся, - сказала она наконец.

- Правильно, - одобрил Влад. - И нечего зря портить настроение себе и нам. Мы ведь сюда отдохнуть приехали.

- Как? - не поняла Вика. - Ты... собираешься здесь остаться? - она смотрела на него прозрачными от слёз и удивления глазами.

- А зачем же я, по-твоему, сюда тащился? Раз пришли, надо довести дело до конца. Правда, Денис?

Я машинально кивнул, хотя отдыхать на этой даче, да и вообще в этой деревне мне как-то расхотелось. Впрочем, дорога назад казалась ещё более ужасной, почти непреодолимой, так что я действительно готов был согласиться.

- Или, знаешь что? - продолжал Влад, насаживая Вику на свой взгляд, как на крючок. - Беги прямо сейчас к соседям, звони родителям, вызывай милицию! Вот милиция-то тебе тут всё по-настоящему и перевернёт! А найти они никого всё равно уже не смогут...

- Ты прав, - тихо призналась Вика. - Но как же быть?

Я заметил на тумбочке приёмник с погнутой антенной и с любопытством начал тестировать его работоспособность. Пары лёгких движений руки хватило на то, чтобы спровоцировать прибор на какой-то стилистически неуравновешенный хит, а когда я поднял глаза, они уже вовсю обнимались. Так что музыкальное сопровождение пришлось как раз в тему. Чего не скажешь обо мне. Я собирался было поискать среди хлама ещё что-нибудь интересненькое, но тут неожиданно воспрянувшая духом Вика решила покончить с упадочным настроением.

- Значит так, - заявила она, выходя на середину комнаты, - вы мне сейчас принесёте воды из колонки, и я попытаюсь немного прибраться. Хотя бы на веранде. Да, и ещё отодвиньте вот эту кровать! Под ней ход в погреб. Не думаю, что эти кретины до него добрались. Там всегда лежит немного продуктов - картошка, крупа, макароны. Так что без обеда не останемся!

Мы с Владом подвинули в сторону кровать, на которой валялись остатки скомканного постельного белья, и убедились, что замок на люке, ведущем в погреб к запасам продовольствия не тронут. Бодро натаскав воды из колонки на противоположной стороне улицы, мы оставили Вику наедине с её хозяйственными хлопотами и пошли прогуляться по территории. Тем более, что повод для этого был достаточно уважительный. Другими словами мы искали туалет, который по уверениям Вики находился в огороде за сараем. Огород оказался просторной неухоженной поляной, условно разлинованной на грядки, очевидно уже давно не рожавшие ничего, кроме сорняков. Туалетный домик также не обещал ни уюта, ни комфорта. Через крупные щели в грубо сколоченных, позеленевших от плесени досках курсировали стайки навозных мух. Не сговариваясь, мы разошлись по разные стороны от этой антисанитарной избушки и, повернувшись к ней передом, реализовали естественную потребность прямо на свежем воздухе.

Ну вот, теперь я по-настоящему почувствовал, что начался отдых. Не дожидаясь, пока Влад будет готов, я пошёл через огород, то и дело спотыкаясь о какие-то замаскированные травой кочки. Было, в общем-то, уже понятно, что на другом конце дачного участка мне не покажут ничего нового и интересного, но потребность в движении подгоняла меня вперёд. Я остановился только у ограды, имевшей, впрочем, чисто символический характер. Не думаю, что натянутая в два ряда проволока могла стать для кого-то серьёзным препятствием - на пути в ту или в другую сторону. Но и лезть через неё прямо сейчас тоже не хотелось (хотя уходящие за горизонт поля и будоражили воображение).

- Не понимаю, - сказал я Владу, который нагнал меня почти незаметно, - зачем поле отгораживать от поля?

- Для порядка, наверное, - усмехнулся Влад. - Впрочем, я тоже никогда не понимал таких вещей. Но некоторым приятней за загородкой, даже если внутри ничего нет.

Я развернулся и пошёл назад по тем же тоскливым кочкам, подыскивая место для отдыха. Мой выбор пал на сравнительно гладкий участок травы под неестественно распластавшим свои лапы деревцем неизвестной мне породы. Я прилёг на землю и начал бесполезное наблюдение за посеревшими за день облаками, образующими рваные узоры между нависавшими надо мной тонкими ветками, едва посыпанными нежной листвой. Влад присел рядом и, сорвав какую-то травинку в форме колоска, начал водить ею по моему лицу, шее и животу - там, где футболка чуть приподнималась над брюками. Мне было приятно, но я не подавал виду, только закрыл глаза, чтобы освободить себя от всякой ответственности за происходящее.

- Послушай, - я чувствовал, что у нас нескоро ещё появится возможность для откровенного разговора, - давно хотел тебя спросить: откуда ты? Зачем ты приехал? И что ты у нас вообще всё это время делаешь?

- У кого "у нас"? - переспросил он.

- У нас, в Питере, - пояснил я.

- Ну так мы давно уже не в Питере, - сказал он, испытывая травинку у меня на локте.

- Меткое наблюдение! - поддразнил я его.

- Ты прав, - отозвался он серьёзно, - не стоит заострять внимание на конкретном расположении в пространстве. Я пришёл сюда, и вот теперь я с вами, где бы вы ни находились.

Его травинка заползла сверху мне под футболку. Стало особенно щекотно, и я перевернулся на бок, к нему спиной.

- А из какого ты города? - спросил я, сам удивляясь, что мы до сих пор никогда не заговаривали об этом

- Этого города больше нет.

- И куда же он делся? - я готов был принять это за очередной каламбур.

- Скажи спасибо одному высокопоставленному маньяку - из тех, что считают, что им сверху лучше всех видно. Чересчур полагался на мудрецов, которые писали для него толстые отчёты, а выйти к людям по-нормальному так и не решился.

- Так что же он такое сотворил? - недоумевал я.

- Потоп, - коротко ответил Влад, и его травинка прошлась по моему затылку. - Тогда много городов затопили для сооружения чего-то нового...

- Плотины? - догадался я.

- Чего? - не понял Влад.

- Ну, плотины. Я слышал, в 80-х для постройки плотин целые посёлки расселяли и под воду пускали.

- Да, наверное.

Мне показалось, что он задумался о прошлом, с которым у него очевидно были связаны свои, тяжёлые воспоминания, и потому решил не отвлекать его расспросами. Вместо этого я снова перевернулся на спину и продолжил изучение облаков, постепенно темневших у меня на глазах, как опущенный в воду лист бумаги.

- Интересно, что это за дерево? - спросил я наконец, переключая своё внимание на ветки, расползающиеся с почти змеиной гибкостью у меня над головой.

- Яблоня, наверное, - пожал плечами Влад.

- А как ты думаешь, яблоки на нём ещё будут?

- Почему же нет? Обязательно будут. Только мы этого не дождёмся.

- Как знать, - пошутил я. - Смотря сколько Вика провозится с обедом.

- Ненавижу сидеть сложа руки! - признался Влад. - Особенно, когда работы вокруг полно!

Он вскочил на ноги и выдернул торчащую из жёсткого грунта лопату, оставленную кем-то, наверное, ещё с прошлого лета.

- Надеюсь, ты не собираешься перекопать сегодня весь огород? - засмеялся я.

Если честно, у меня сложилось мнение, что Влад вообще не приспособлен к грубому физическому труду, хотя в его сложении этому, казалось бы, ничто не противоречило. Но ведь тут нужны не только широкие плечи, но и терпение, навыки, желание, наконец. А все эти внутренние качества в одном пакете как-то трудно было в нём заподозрить.

- Брось, - посоветовал я, когда он перевернул лопатой первый ком земли.

Но он не бросил, а напротив, продолжал неожиданно ловко работать инструментом. Вскоре ему пришлось скинуть футболку, хотя жара давно уже схлынула. Я не угадывал в его действиях никакой системы и не понимал смысла этого произвольного вскапывания. Вдруг несколько горстей земли упало прямо на меня. Влад подмигнул, давая понять, что это не случайность. Теперь он старался зачерпывать лопатой не слишком большие порции, чтобы потом безболезненно опрокинуть их мне на грудь или на живот. Я тут же вошёл во вкус этой несколько зловещей игры и нарочно лежал, не двигаясь, чтобы не разрушить уже образовавшихся на моём теле аккуратных горок. А когда немного земли попало мне прямо на лицо, я почувствовал особенный восторг. Больше всего не хотелось вставать, и мысль о том, что когда-нибудь это всё равно придётся сделать, была единственным, что омрачало весь процесс. Влад от души смеялся своей затее, и я не отставал от него, потому что действительно никогда не видел ещё ничего более забавного.

- Мальчики, что вы делаете? - оборвала весь кайф Вика, прибежавшая за нами в огород. - Копать здесь бесполезно, - начала она объяснять с несколько испуганным видом. - Земля слишком плохая. Всё равно в неё нормально ничего не посадишь.

- Так мы ничего и не сажаем, - возразил Влад. - Мы сами в неё ложимся.

- Ну и ладно, - окончательно обиделась Вика. - Я тогда одна пойду кушать.

- Постой! - я поднялся на ноги, отряхивая с себя неплодородную землю. - Что ты там приготовила? Впрочем, я согласен на всё, если это действительно можно есть.

Она надменно задрала подбородок и пошла к дому, не заботясь о том, следуем ли мы за ней или нет. Но мы, конечно, следовали: кому же хочется умереть голодной смертью, если впереди есть надежда на что-то более интересное?

С обедом Вика действительно постаралась. Никаких кулинарных изысков нас, конечно, не ожидало, но в дачных условиях и макароны с тушёнкой, приготовленные на керосинке, уже почти предел мечтаний. Ну а с учётом всех отягчающих наш визит обстоятельств Вика вполне заслуживала особой похвалы.

В дом, всё ещё сохранявший свежие следы чужого вторжения, мы не пошли, а расположились с тарелками прямо на крыльце. Вике приходилось несколько раз убегать на веранду и накладывать нам с Владом добавку из алюминиевой кастрюльки. Когда добавлять стало уже нечего, я вспомнил о пиве, которое привёз с собой из города. Оставалось две бутылки - как раз на нас с Владом: беременные женщины в расчёт не принимались. Однако Вика клянчила так жалобно, что нам по очереди пришлось уступить ей несколько глубоких глотков.

Вместе с сытостью, как это часто бывает, пришла страшная лень. Даже обещанная речка временно не манила.

- А давайте рассказывать страшные истории! - вдруг предложила Вика.

- А тебе, это самое, можно? - засомневался я, кивая на её живот.

- Что за глупости! - Вика даже обиделась. - Давайте уже, начинайте, пока совсем скучно не стало!

- Вот ты первая и начинай, - посоветовал Влад.

- Ну хорошо, - Вика, видимо, только этого и ждала. - Слушайте, - она слегка раздвинула колени и, доверительно наклонившись к нам, уперлась в них локтями. - Только если вы уже знаете, я не виновата, - предупредила рассказчица. - Один человек, короче, купил мясо с рук...

- Что значит "с рук"? - не понял я. - На рынке что ли?

- Нет, не на рынке! - возмутилась Вика, раздосадованная внесённой мной поправкой. - Просто с рук и всё!

- Это же не шкаф и не раскладушка, чтоб ни с того, ни с сего с рук продавали, - настаивал я на уточнениях.

- Не будь занудой! - оборвала меня Вика. - Хочешь - слушай. Не хочешь - пойди погуляй. Ну вот, - продолжала она, - этот человек засомневался в качестве мяса и понёс его к ветеринару.

- Мне уже страшно, - заметил я.

Вика бросила на меня полный негодования взгляд и упрямо продолжала:

- Ветеринар сразу обнаружил, что это не то мясо, с которым он обычно имеет дело...

Я уже загибался от смеха:

- Надо же, а я-то думал, что ветеринар обычно имеет дело с животными, а не с мясом. Ты же знаешь: "Приходи ко мне лечиться и корова, и волчица". Или доктор Айболит их уже в виде мяса получал?

- Это, наверное, был ветеринар-патологоанатом, - предположил Влад.

Но Вика не давала сбить себя с толку:

- В общем, он отнёс это мясо в милицию и там разобрались, что оно, скорее всего, человечье.

- Ага, вот в это верю, - кивнул я. - В милиции толковые ребята сидят, они во всём разберутся.

У Вики уже был вид партизанки, которая во что бы то ни стало должна выполнить боевое задание, несмотря на провокации врага. Так или иначе, рассказ продолжался:

- Стали, короче, искать того бомжа, у которого купили мясо...

- Так это ещё и бомж был? Покупать мясо у бомжа - самое милое дело. Думаю, всё прогрессивное человечество так и поступает!

Но, как выяснилось, у этой истории был ещё один неожиданный поворот.

- У этого бомжа, правда, не обнаружили ничего, - поведала нам Вика. - Он сказал, что сам купил мясо у другого бомжа, а тот отослал к третьему. Так раскрылась целая цепочка бомжей, которые жили где-то в канализации и продавали мясо всему району. А откуда это мясо бралось, никто не знает...

- Как откуда? - вставил я. - С рук, конечно. А так же с ног, живота и других частей тела.

- Однако, - заключила Вика, не обращая на меня внимания, - в этом районе давно уже пропадали люди. Так что вполне может быть, что кому-то довелось есть мясо своих родственников...

- Да, здорово! - похвалил я её. - Очень поучительно и очень страшно!

- Послушай, - возмутилась Вика. - Если ты такой умный, то рассказывай сам!

- Да нет, продолжай, - ободрил я нашу Шахерезаду, - у тебя хорошо получается.

- Фигушки вам теперь! - Вика демонстративно сжала губы, будто опасалась случайно выронить хотя бы один лишний звук.

- Ну, давайте я что ли что-нибудь расскажу, - неожиданно выдвинул свою кандидатуру Влад.

Мы повернулись к нему со смесью скепсиса и любопытства. Хотя во мне, пожалуй, преобладало любопытство. И ещё я к своему ужасу почувствовал, что уже испугался, несмотря на то, что Влад выглядел совершенно расслабленным и, казалось, ничуть не заботился о том, чтобы нагнать ужас.

- Это история о том, - начал он, - как еврейские дети ездили в Освенцим.

- Ну вот! - не выдержала Вика. - А про что-нибудь другое нельзя? Я про войну вообще не люблю!

- А это не про войну, - мягко возразил Влад. - Это про путешествие.

Он потушил окурок о деревянную ступеньку и продолжал:

- Путешествие было лёгким и приятным. Они просто сели в самолёт и даже не заметили, как были уже почти на месте.

- Какой самолёт? - возмутилась Вика. - В лагеря на машинах отправляли, или на поезде...

- На поезде слишком долго из Израиля, и неудобно, - пояснил Влад.

- Здрасьте! Приехали! - захохотала Вика. - Даже я знаю, что Израиля во время войны ещё не было. Надо было лучше в школе учиться!

Я укоризненно посмотрел на неё: уж ей-то следовало помалкивать про школьную успеваемость. Однако Влад ничуть не смутился.

- Про концлагеря и про Израиль мне не надо читать в учебнике, - спокойно заметил он. - Тем более, что там всё равно больше половины враньё! А про самое интересное, вроде моей истории, там вообще не пишут. Вот только в газете была по этому поводу одна заметка. Но короткая слишком и без главных деталей, чтобы читателей не напугать, наверное.

У меня по спине пробежал холодок.

- На чём они там полетели в концлагерь? - переспросил я небрежным тоном, чтобы не выдать себя. - На ракете? Ну, давай, что ли, дальше!

- Полетели на обычном самолёте, - терпеливо объяснил Влад. - Обычные дети, из обычной израильской школы, которым государство оплатило экскурсионную поездку в Польшу, на места Холокоста. А было это, кстати, в позапрошлом году, почти в такой же тёплый майский день. Долетели они, как я и говорил, прекрасно. Дальше добирались автобусом. Ехали весело, ели кошерные бутерброды, пели песни на еврейскую тематику. Уже на месте, сразу же набросились на ларёк с сувенирами. Накупили открыток с видами бараков и сценами расстрелов. Подписали их лаконично: "Мама, папа, не волнуйтесь! Я в Освенциме. Здесь хорошо". И тут же закинули в почтовый ящик. Ну а потом пошли осматривать исторические места. Глаза просто разбегались: хочешь - иди в крематорий, хочешь - в газовую камеру, хочешь - просто гуляй по территории. Набравшись впечатлений, они сделали запись в книге отзывов, которая лежала на столе в одном из бараков. Писала от их имени самая примерная девочка: "Страшно видеть, что фашисты делали с людьми. Они совсем о них не заботились и даже убивали. Это не должно повториться!" А внизу самый хулиганистый мальчик ещё приписал: "Кто хочет трахаться, звоните вот по этому телефону". А потом все пошли к автомату пить газировку. И тут кому-то пришла мысль: "А давайте не поедем назад? Давайте здесь ещё останемся, хотя бы на ночь?" И хотя их ждала комфортабельная гостиница и обзорная экскурсия по Варшаве на следующий день, все согласились. Никому не захотелось уезжать из такого интересного места. И когда сопровождающие учителя пришли их забирать, они нарочно спрятались, затерялись в лагерном ландшафте. Учителя подумали, что дети удрали в город, на дискотеку, схватились за голову и побежали связываться с курирующей организацией. Ну, а ребята тем временем, как и было условлено, собрались в самом отдалённом бараке, где всегда царила полутьма (в дидактических целях), и даже сторож туда избегал заходить, потому что страшно и ни к чему. Вот там они и решили переночевать, чтобы почувствовать атмосферу необычного места и, главное, чтобы было о чём вспомнить после поездки, кроме рассказов экскурсовода. Всё вышло по плану: их никто не заметил, просто по всему лагерю централизованно погасили свет и задвинули замки - до следующего дня. Сначала школьникам было очень весело: самые ловкие лазали вверх-вниз по многоэтажным нарам, остальные гремели историческими алюминиевыми ложками об алюминиевые же миски, которые лежали тут на столах без всякой витрины, чтобы не нарушать традиционного антуража. А кто-то просто целовался в углу. Но со временем все выдохлись, затихли, впали в какую-то апатию и подумали: "Лучше уж мы были бы на дискотеке". И тут, в воцарившейся тишине начали раздаваться странные звуки. Немного похоже на шум труб, но ещё больше на гул голосов, нерешительный и нестройный. Постепенно голоса становились громче, иногда переходя во всхлипы, выкрики и вздохи. Дети в панике бросились к дверям, но они, конечно, оказались закрыты. Тогда школьники заметались по бараку, натыкаясь на нехитрую лагерную утварь и друг на друга. И кому-то, представьте, повезло: нашлась-таки ещё одна, запасная дверь, о которой до того никто не подозревал. Открыть её ничего не стоило, она и сама была уже слегка приоткрыта. Все тут же ринулись туда, потому что эта была последняя надежда не сойти с ума и дотянуть до рассвета. Никого не волновало, что там их ждал только узкий каменный коридор, освещённый тусклыми, замазанными извёсткой лампочками. Они верили, что где-то должен быть выход и искали его на ощупь, на крик, на шёпот. Иногда казалось, стоит только завернуть за угол - и ты на улице. Пусть на самом заброшенном заднем дворе, но всё же на свободе. Но там, за углом был только следующий угол или какой-нибудь мемориальный фотоколлаж с расстрелами, или просто ведро со стекающей в него по капле водой, просачивающейся из растрескавшегося потолка. Они уже совсем выбились из сил, когда вдруг на стене была замечена надпись, нацарапанная гвоздиком или ещё каким-то предметом. Не очень чёткая и смазанная от времени, но при желании можно было разобрать имена и фамилии всего класса. А рядом - стрелочка и маленькая приписка: "Нам туда".

Влад выждал паузу и, закурив новую сигарету, продолжал:

- Интересно, что стрелка указывала прямо на бывшую газовую камеру. Впрочем, она в тот момент как раз была на ремонте.

- Страшно, - призналась Вика почти шёпотом.

- Ещё бы понять, что всё это значит, - сказал я, на всякий случай предварительно откашлявшись, потому что не был уверен в твёрдости моего голоса.

- А почему это должно что-то значить? - пожал плечами Влад. - Просто история. На историческую тему.

- Ну и что, выбрались они оттуда? - Вика уже, видимо, всерьёз прониклась судьбой израильских школьников.

- А вы как думаете? - усмехнулся Влад.

Мы выжидательное молчали.

- Вообще-то это логическая задачка, - продолжал он. - И ответ на неё может быть только один. Но тут надо прикидывать, считать... Давайте я вам лучше что-нибудь другое расскажу, попроще.

- Страшилок больше не хочу, - призналась Вика.

- А это не страшилка, - успокоил её Влад. - Это просто смешной случай, вроде анекдота.

- Ну давай, - Вика немного недоверчиво посмотрела на нашего сказочника.

- Было это где-то в первый период войны, - начал он. - Может, даже в 41-м. Немцы наступали от деревни к деревне. Разумеется, евреев сразу же увозили на расстрел. Укрывать их было очень опасно, но некоторые русские и украинские семьи всё же брали на себя риск - выдавали еврейских детей за своих собственных и тем спасали от верной смерти. Но случалось и по-другому, - он сделал продолжительную затяжку. - Как, например, в одной маленькой деревне, где я давно уже не был. Когда евреев стали уводить, соседи, не сговариваясь, собрались на улице. Махали им в шутку вслед платочками, а некоторые и кулаками. Сельские дети всего ещё толком не понимали, но чувствовали общую приподнятую атмосферу и бежали вприпрыжку за печальным караваном, бойко перепрыгивая лужи. Но надолго их не хватало: пробежав несколько улиц, они теряли интерес, разворачивались и брели назад к дому. И только один мальчик всё никак не хотел отставать. Уже показалось впереди поле, а за ним сарай, где их собирались расстреливать, а он всё терпеливо семенил за обречёнными. Куда только смотрели мама с папой? "Это ваш ребёнок?" - спросил немецкий солдат у одной еврейской семьи, той, что шла с краю. "Да", - ответили ему, и тут же мягкая рука по-отцовски легла на мальчишеское плечо. До сарая, где их собирались расстреливать, оставалось всего-то несколько десятков шагов...

Влад выжидательно посмотрел на нас. На что он, интересно, рассчитывал? На аплодисменты?

- Потрясающе смешно, - раздражённо сказал я. - Первый приз передачи "Вокруг смеха" за 82-й год, не иначе!

- Просто тупость какая-то, - Вика высказалась более прямолинейно. - Ничего лучше придумать не мог?

- Я никогда ничего не придумываю, - нахмурился Влад. - Сколько раз говорить?

- Почаще, - порекомендовала Вика. - Вдруг мы забудем.

Дискуссию прервала звуковая волна, накатывающаяся на нас откуда-то из-за угла и тянувшая за собой нечто похожее на скороговорки американских рэперов. Выходит, мы всё-таки были не совсем одни в этой деревне! Скорее всего, кто-то из соседей или ранних дачников выставил у себя во дворе колонки и решил побаловаться хип-хопом. Но звуки становились всё громче, постепенно заполняя пространство вокруг дома жёстким, как выстрелы, ритмом. Вика вскочила на ноги и тревожно перегнулась через перила крыльца, насколько ей позволяло её положение. Я тоже привстал, чтобы ничего не пропустить. Влад только повернул голову. На дороге между домами, мягко соскальзывая в намытые лужами ямки, показался отливающий новенькой лакировкой автомобиль, похожий на последнюю модель BMW. Вероятно, он ещё не слишком долго путешествовал по сельской местности, так как совсем не успел запачкаться - на чёрном корпусе это было бы особенно заметно. Затемнённые окна были чуть-чуть приспущены, но не настолько, чтобы мы могли разглядеть водителя или пассажиров. Однако о своих музыкальных пристрастиях они довольно откровенно сообщали всей улице, продолжая с максимальной громкостью транслировать взрывоопасный хип-хоп. Заглядевшись на машину, я даже не сразу заметил, что на верхнем багажнике закреплён гроб. С первого взгляда его можно было принять просто за какой-то ящик, но характерные формы и еловый венок, сложенный на крышке, не оставляли никаких сомнений.

- У вас здесь всегда так хоронят? - спросил я Вику, когда машина скрылась из поля зрения, увозя с собой рэперский речитатив, звучавший теперь, как причитания.

- Не знаю, - она отвернулась от дороги. - Может, всё-таки пойдём куда-нибудь, а?

- Давно пора! - одобрил Влад, драматично разводя руками, как оказалось, только для того, чтобы потянуться.

- Куда сначала? - спросила Вика, исследуя взглядом что-то тёмное в самом уголке веранды. - На речку или в пещеры?

- А что ближе? - поинтересовался я.

- На речку или на горку - там увидим, - перебил Влад, спрыгивая с крыльца прямо в коврик из полевых маргариток. - Главное, не задерживаться. Знаете лозунг пионеров? "Ни шагу назад, ни шагу на месте. А только вперёд и только все вместе!"

Пионерских лозунгов мы, конечно, не знали. Впрочем, как и историй времён Отечественной войны. Однако Влад вообще очень свободно владел историческим материалом: в его мире не было чётких границ между прошлым и настоящим. По-моему, он всё никак не мог смириться с тем, что современная молодёжь больше не играет во дворе в белых и красных и не слушает "Машину времени" (или кто там у них тогда был в моде?).

Я наскоро помог Вике занести посуду в разорённый дом. Запирать дверь было нечем. Немного подумав, она вхолостую задвинула проржавевшую щеколду и, не оглядываясь, побежала к калитке.

Выйдя на дорогу, мы, не сговариваясь, выбрали то направление, в котором только что уехала машина, то есть прямо противоположное тому, откуда мы пришли сами. Было интуитивно ясно, что возвращаться к пройденному - пусть даже из стратегических соображений - не имеет смысла, хотя пространство, которое угадывалось впереди за кустами с самого начала показалось нам практически непроходимым. Даже не верилось, что похоронный BMW действительно мог далеко уехать в эту сторону. Впрочем, его уже и след простыл, так что продвижение вперёд было, в принципе, возможно.

Несмотря на попытку пробудить в нас пионерский задор, сам Влад шёл не спеша, и мы автоматически подстраивались под его темп. Я заметил, что к Викиному подолу прицепилась веточка дерезы с едва вылупившимися наружу белыми созвездиями цветков, но не стал говорить ей об этом. Здесь, на уходящей в никуда деревенской дороге, это было естественно, почти неизбежно, и смотрелось как украшение, вроде венков, которые плетут, чтобы быть поближе к природе. Нам такие ухищрения были ни к чему: природа сама раскрывалась перед нами, без всяких дополнительных усилий. По крайней мере, до определённого предела. И этот предел наступил, как мы и ожидали, в конце улицы, которая привела нас к стене кустов, сцепившихся друг с другом в порыве упрямой солидарности. Мы остановились, ожидая какой-нибудь уступки с их стороны, так как самим уступать не хотелось.

- Куда дальше-то? - спросил я немного раздражённо.

Мне ответил унылый скрип, подкрадывающийся откуда-то из боковой улочки, о существовании которой можно было только догадываться (но можно было и не догадаться никогда). Прямо на нас медленно выруливала старуха на дряхлом высоком велосипеде, с усилиями нажимая на проржавевшие педали. Сама она была худая, с бугристым земляным лицом и приглаженными коротко подстриженными волосами. Поперёк переднего багажника у неё лежала длинная коса, опасно поблёскивающая выпирающим остриём. Велосипедистка так пристально смотрела на нас, что мы были уверены: она сейчас остановится, чтобы сообщить что-то важное. Но нет, старуха преспокойно проехала мимо, уминая траву скрипучими колёсами, и скрылась из виду, нырнув в какую-то незамеченную нами расщелину между кустами. Не сговариваясь, мы двинулись за ней. Она будто указала нам дорогу. И действительно, кустарник в этом месте довольно легко расступался. Только Вика взвизгнула пару раз, зацепившись платьем за особенно упрямые ветки. Однако вид, открывшийся нам за кустами, мог вознаградить за любые лишения. Перед нами было поле - не распаханное и не объеденное коровами. Просто поле, идущее до горизонта и ещё дальше, покрытое нетоптанными покрывалами цветочных венчиков и трепещущих колосков мятлика. Нас удивило только, что нигде не просматривалась наша престарелая проводница со своей гипертрофированной косой. Уж ей было бы здесь что покосить! Но по сути мы были рады тому, что это поле принадлежало теперь нам троим. Астронавты на Луне вряд ли были счастливее, когда высаживались там в своих скафандрах!

- Неужели ты здесь никогда не бывала? - почти упрекнул я Вику.

- Может, и бывала, в детстве. Не помню уже, - она скинула с себя босоножки и, пошатываясь, будто пьяная, пробежала несколько шагов.

- А ты уверена, что мы так вообще попадём на речку? - спросил я, сам уже чувствуя головокружение от концентрированных травяных ароматов.

- А какая разница? - воскликнула она, прижимая к губам колыхающийся на ветру мак.

Один Влад, казалось, не проникся сентиментальными настроениями и, прибавив шаг, целеустремлённо зашагал вперёд. Хотя какая могла у него быть цель?

- Не люблю пересекать открытую местность, да ещё до наступления темноты, - бросил он.

- Что это вдруг? - спросил я, поравнявшись с ним.

Вика, как ребёнок, то отставала, то отбегала куда-то в сторону, то присаживалась на корточки, окуная лицо в траву. Впрочем, беременные вообще близки к природе. Не удивлюсь, если окажется, что они могут разговаривать с птицами или даже растениями.

- Всё слишком хорошо просматривается, - пояснил Влад, подняв глаза вверх. - Зачем мне это надо?

- Ты имеешь в виду - с самолётов? - озадаченно спросил я.

- Ну, хотя бы...

- Да здесь никто не летает, - убеждённо парировал я, на всякий случай, впрочем, взглянув на небо, которое, как и ожидалось, было абсолютно пустым и почти прозрачным. - А если и летают, то так высоко, что ничего не видно.

- Ты ошибаешься, - как-то покровительственно усмехнулся Влад. - Он наблюдает за нами!

- Кто - он? - спросил я, невольно оглядываясь по сторонам и ощущая лёгкую дрожь от неожиданного порыва ветра.

- Президент! - будто само собой вырвалось у Влада, и он сам тут же засмеялся своим словам. - Но не тот, который в Кремле! - добавил он вдруг совсем серьёзно.

- Какой же ещё? - я попытался держать его шаг, но Влад постоянно вырывался вперёд, так что я теперь мог видеть только его спину.

- Попробуй угадай! - предложил он. - Слово из трёх букв. Начинается на Б.

- Буш? - неуверенно произнёс я. - Но это же бред!

Хотя я и сам уже был в этом не уверен. Передо мной возникли сценки перестрелки в Ираке, которые пару месяцев назад почти круглосуточно транслировались по CNN. Ничего интересного: солдаты бегают друг за другом, прячась за какие-то хижины, изредка кто-то падает... Мне показалось, что что-то затрещало у меня за спиной. Я резко обернулся. Но это был всего лишь какой-то ошалевший сверчок, тарахтевший в траве как по мегафону.

- Нет, - я покачал головой. - Они не могут везде расставить свои камеры, если ты на это намекаешь. Это паранойя!

- Предпочитаю большие города, - произнёс Влад, будто не услышав моих последних замечаний. - Легче затеряться! Из последних впечатлений мне, например, понравился Париж.

- Париж? - я и мысли не мог допустить, что Влад когда-либо бывал в Париже.

- Да, - он почти мечтательно прищёлкнул языком. - Я остановился там в 60-е годы. Жил в небольшой студии, на рю Гей Люссак, в двух шагах от Сорбонны. Посещал лекции по философии. Довольно близко сошёлся с Деррида... Слышал про такого?

- Нет. То есть да, - я был немного ошарашен, услышав имя этого философа именно от Влада: мне почему-то казалось, что его гуманитарные познания не простираются дальше колонки для расширения кругозора в журнале "Men's Health". - Откуда ты про него знаешь?

- Познакомились, кажется, в каком-то кафе, - небрежно бросил Влад. - Я неплохо отнёсся к его теории. Иногда мы дискутировали часами... Но речь сейчас не об этом. Лучшие воспоминания о Париже у меня связаны со студенческими волнениями в 68-м. Когда прямо у меня перед окном летали булыжники и горели самодельные факелы, превращая ночь в день... О, это было восхитительно! Почти каждый вечер я приводил к себе какую-нибудь девчонку, прямо с баррикад, иногда с разбитой коленкой или синяком под глазом. Я любил её до утра, даже не закрывая штору, а на следующий день она не возвращалась домой. Родители до сих пор уверены, что их дочек замучили в полицейских застенках!

- Что ты мелешь? - умоляюще вскричал я. - Какой Париж? Какие 60-е? Тебя тогда и на свете-то не было!

Он резко остановился, развернулся ко мне и, заглянув в глаза, чётко произнёс:

- Я был всегда!

Кто-то со всей силы налетел на меня сзади. Перед глазами потемнело. Я схватился руками за лицо, пытаясь разомкнуть чужие пальцы и одновременно оттолкнуть невидимку. Наконец мне удалось отвоевать своё зрение: нападающий отпрянул и рухнул на траву, пронзительно взвизгнув. Я обернулся и увидел Вику. Действительно, кто ещё мог тут быть, не считая нас с Владом?

- Ненормальный! - закричала она снизу. - Пошутить нельзя! Что будет с ребёночком?

Я хотел помочь ей подняться, но она уже вскочила сама. К моему удивлению, Влад спокойно зашагал дальше, не дожидаясь развязки этого происшествия.

- Мне кажется, он перестал шевелиться, - заныла Вика ему вслед.

Влад не обернулся.

- Ну и ладно! - Вика по-детски топнула ногой. - Не буду его рожать! Вам назло!

- Мне-то что? - засмеялся я, сам удивившись своему цинизму.

Вика со злостью сверкнула на меня глазами, но тут же отвернулась, сжала кулачки и побежала вслед за Владом, придерживая на ходу живот.

- Почему, почему ты выбрал именно меня? - закричала она срывающимся на истерику голосом. - Мало было других девчонок? Что я тебе сделала?

- Мне некогда было выбирать, - не оборачиваясь, сухо произнёс Влад. - Считай, что тебе просто повезло!

- Ах, вот как! - заорала Вика. - Я так и знала, что тебе всё равно! Ты просто воспользовался мной для своего развлечения!

- Весь мир существует для моего развлечения, ты не знала? - усмехнулся Влад.

- Но только не я! - бросила ему Вика и быстрым шагом рванула вперёд, будто здесь её бегство и вправду имело какое-то значение.

Видимо, она и сама понимала это, потому что вскоре замедлила шаг и пять минут спустя уже просто лениво брела, еле поспевая за нами. Впрочем, эта прогулка постепенно начала утомлять и меня.

- Сколько можно таскаться без толку? - раздражённо буркнул я Владу, будто он был обязан за всё отвечать. - Я не собираюсь торчать тут до ночи! Мы когда-нибудь куда-нибудь придём?

Влад остановился и приложил ладонь к лицу, заслоняя глаза от хищно-красного излучения закатывающегося за горизонт солнца. Казалось, он внимательно всматривается вдаль, обдумывая дальнейший маршрут. Вдруг его рука выпрямилась вперёд и совершила два неопределённых движения сверху вниз. В ту же секунду я услышал чуть приглушённую, успокаивающую, похожую на тихую колыбельную или на ровный галоп Сивки-Бурки вибрацию железной дороги. Я поднял глаза и зафиксировал впереди тонкую полоску рельсов, которая будто только что сама по себе прорезала пейзаж.

- Ну слава Богу, - вздохнул я. - Теперь не заблудимся! А ещё лучше, знаете что? Поедем прямо сейчас назад в Питер! Ну её, эту речку!

Влад молча пошёл дальше. Поравнявшаяся с нами Вика тоже как будто пропустила мою реплику мимо ушей, продолжая идти вперёд как на автомате.

- Ну так что, едем? - переспросил я уже с нетерпением.

- Здесь нет станции, - ответила Вика как бы нехотя.

- Чего? - меня раздражала её внезапная заторможенность.

- Станция совсем в другом месте, - выговорила она, будто делая над собой усилие. - А железная дорога... Короче, я и не знала, что она сюда заходит...

- А что ты вообще знала? - упрекнул я её. - Это всё по твоей милости! Не знаешь, как попасть на речку, нечего было звать нас на дачу!

- Я же сказала, что ходила всё время другим путём! - оскорблённо прикрикнула она на меня. - А вы гулять хотели! Вот и гуляйте теперь!

- Нет уж, спасибо! - огрызнулся я. - Мы всё-таки поищем станцию.

Я действительно возлагал большие надежды на железную дорогу и даже прибавил шаг, чтобы как можно быстрее оказаться у линии, так разумно и геометрически правильно разграничивающей пространство. Моя поспешность была вознаграждена показавшимся на насыпи поездом. Правда, сразу стало понятно, что это всего лишь товарный состав. Закрытые, трапециеобразные вагоны бесконечной гусеницей тащились за паровозом.

- Боже, сколько же их! - воскликнул я, когда мы подошли к рельсам почти вплотную.

- Много, - кивнул Влад. - Но ты не бойся. Нас пока не заберут с собой.

Я удивлённо взглянул на него, но тут же инстинктивно подался чуть назад, будто и вправду боялся, что поезд затянет меня под колёса.

Наконец мимо нас промелькнул последний вагон. Влад первым ступил на освободившиеся пути и задумчиво задержался взглядом на деревянных шпалах.

- Они всегда чем-то напоминали мне ступеньки, - признался он. - Ладно, пойдёмте!

Мы с Викой вслед за ним перебрались через насыпь и двинулись дальше. Я уже почти забыл о своей идее искать здесь станцию. Поезда (если среди них вообще попадались пассажирские) были тут, судя по всему, только проездом откуда-то очень издалека и не собирались ещё долго делать никаких остановок. Нам пришлось опять идти в никуда. Вокруг больше не было никаких ориентиров, если не считать лиловой полоски леса, в которую упиралась теперь наша траектория. Вдруг Вика заартачилась:

- Нет, нет, я не хочу туда! Пойдёмте лучше обратно!

- Назад бесполезно, - объяснил ей Влад. - Мы уже слишком далеко зашли.

- Всё равно! - упиралась Вика. - Я не пойду ночью в лес!

- Какая ночь? Сейчас часов 8, не больше. Попадём на речку ещё засветло.

- Откуда ты знаешь, что там речка? - злобно оборвала его Вика.

- Вот заодно и проверим!

- Если вообще выйдем оттуда! - добавила Вика.

- Ну как можно быть такой трусихой? - развёл руками Влад. - Если хочешь знать, в лесу намного безопаснее, чем в поле. К тому же, мы с тобой. Так что давай!

- Нет, нет, нет! - выкрикнула Вика, показывая, что не сделает больше ни шагу.

- Ладно, как хочешь! - махнул рукой Влад. - Счастливо оставаться!

Он подал мне знак рукой, и я к своему удивлению беспрекословно последовал за ним. Лес не то чтобы притягивал, но как-то волновал воображение: соблазн оказывался слишком велик. Мы не оглядывались назад, но вскоре услышали у себя за спиной Викино частое дыхание. Впрочем, было и так ясно, что она долго не продержится.

- Страх - это естественное чувство, - объяснял мне между тем Влад самым светским и непринуждённым тоном. - Как, например, секс, вернее, желание секса. Ты чего-то боишься - значит, ты возбуждён и с нетерпением ждёшь развязки, то есть того, что твой страх оправдается. И вот когда эта развязка наступает, ты испытываешь невероятное облегчение. А иначе, как ты думаешь, почему всегда такой шум вокруг терактов? Все ждут, читают газеты, принимают меры предосторожности и вдруг - рушится очередной небоскрёб. Это странная смесь кайфа и опустошения. Ты не находишь?

- Не знаю, - я пожал плечами.

- Да ты говори, говори! - подбодрил он меня. - Мне важно твоё мнение! Это ведь всё только теория. Я сам не испытываю никаких чувств. Но мне важно вызывать их у других.

Моё сердце забилось чаще - не то от быстрой ходьбы, не то от его странных слов, на которые я не знал, что отвечать.

- Если тебе важно, если тебе действительно важно... - пробормотал я. - Ах нет, - я обернулся на Вику, которая уже дышала нам в спину, - забудь про это, и всё.

Влад усмехнулся:

- Потом всё равно всё расскажешь.

- Когда потом? - язвительно поинтересовался я.

- Скоро, - как бы походя бросил Влад.

Он зашагал быстрее. Или это просто лес стал быстрее к нам приближаться, что казалось почти невероятным, но, тем не менее, эмпирически, скорее, отвечало истине.

- Ты уже была в этом лесу? - спросил я Вику на всякий случай.

- Была. Или не была, - ответила она неопределённо. - Не помню. Может, была, когда была маленькой. Или это был совсем другой лес...

- Определённо, только женщины могут так блистательно ориентироваться на местности! - заметил я саркастически.

Но Вика даже не обиделась. Она уже была погружена в какой-то свой мир, в который вообще в последнее время довольно часто выпадала из реальности. Я связывал это с беременностью.

- Не оборачивайтесь назад, - вкрадчиво посоветовал Влад, когда мы заходили в лес.

- Почему? - вырвалось у меня.

Вика ничего не спрашивала. Может быть, она понимала.

- Так легче, - уклончиво ответил Влад.

- Почему? - ещё раз повторил я и тут же нарушил его запрет, но ничего не увидел: лес уже обступил нас так плотно, что мир вокруг перестал существовать.

- Всё в порядке, не бойся, - Влад подошёл к Вике и неожиданно нежно обнял её за плечи.

Теперь они шли в обнимку, как парочка лесных эльфов, а я должен был плестись за ними, спотыкаясь о какие-то коряги и вляпываясь в муравейники. Нет, страх или восхищение лес может вызывать только издали! Изнутри это просто элементарная, изматывающая борьба за продвижение вперёд!

Самое страшное, что может с тобой произойти, - это банальное, механическое повторение одного и того же бессмысленного ритуала. Самое жуткое, - когда понимаешь, что не принадлежишь самому себе, что все твои движения следуют схеме, к которой ты не имеешь доступа и по которой инопланетяне, возможно, считывают сверху, как по нотам, какие-то важные для них послания.

Я вспомнил, как мы только пару недель назад, по нашей традиции, сидели с Владом на гранитных ступенях набережной перед Летним садом и он сказал мне, что его в этом мире больше ничего не держит. Причём сказал это таким беззаботным, непринуждённым тоном, что я списал всё на выпитое пиво (бутылки валялись рядом, лениво поворачиваясь вокруг своей оси под редкими порывами ветра). Его глаза были уже действительно достаточно мутными, но смотрели ещё очень цепко.

"Послушай, - сказал он, притягивая меня к себе за пряжку ремня, - я хочу взять тебя с собой. Тебе ведь тоже здесь надоело".

"Мы можем пойти в другое место", - сказал я хрипло (пиво обычно слегка меняет мой голос).

"Обязательно, - он столкнул носком ботинка одну из бутылок в воду, и она, даже не хлопнув, тут же провалилась в мутное небытие. - Только ты должен слушаться, - добавил он, как-то подозрительно усмехаясь. - Понял? А иначе, знаешь, я убью тебя, сделаю из того, что осталось, пепел и насыплю в одну из этих вазочек", - он показал на декоративные вазы, стоявшие на решётке Летнего сада.

Мы тогда больше никуда не пошли. Но в тот вечер Влад уговорил меня сделать эту дурацкую татуировку, которая до сих пор ещё жгла моё плечо (особенно теперь, когда по нему проехалась очередная ветка). Он пообещал сделать такую же и себе, на что я простодушно купился. Или, может быть, мне в тот момент было всё равно... Он привёл меня к одному знакомому мастеру на Васильевском острове, который, как только мы вошли, выложил перед нами стопку альбомов с образцами. Но Влад сказал, что это всё не то и шепнул ему что-то на ухо. Тот немного удивился, приподнял тёмные очки и ушёл куда-то в подсобное помещение. Когда он вернулся, в руках у него была мятая открытка не то с каким-то банальным рисунком, не то с фотографией, раскрашенной выцветшими химическими красками. (Наверное, лет 20 назад кто-то послал её родственникам из Сочи.) А на обратной стороне вместо надписи или приветствия был начирикан этот узор, слегка расплывшийся вместе с чернилами.

"Ты знаешь, что это такое? - равнодушно спросил татуировщик, когда я пришёл к нему на следующий день, уже один, чтобы выполнить данное Владу обещание. - Скоро узнаешь", - добавил он, настраивая свой инструмент...

Я споткнулся о какую-то корягу и упал на колени. Влад, который, как тень, слабо вырисовывался теперь где-то впереди между веток, сразу захохотал. Или его развеселило что-то другое?

- Иди сюда! Посмотри, что мы тут нашли! - деловито позвала Вика (её я уже совсем потерял из виду).

Я встал и, почти не обращая внимания на вспоротые на колене джинсы, пошёл на их голоса. Мне показалось, что стало немного светлее. Да, действительно: для этого времени суток было почти необычно светло. Или мы каким-то образом опять вошли в зону действия белых ночей? Идти тоже вдруг стало намного легче. Наверное, потому что лес кончался или, по крайней мере, прерывался. По часто поросшему лютиками склону я спустился вниз и понял, что мы всё-таки вышли к реке. Или к одному из её притоков. Потому что на настоящую реку, которая способна порадовать дачников, это было мало похоже. Поток был очень узкий, но быстрый и, скорее всего, до неприличия мелкий: под прозрачной водой чётко обозначалось каменистое дно. Даже цвет отдельных булыжников можно было при желании рассмотреть. Место не самое идеальное для массового отдыха, но в то же время идиллическое, благодаря могучему водопаду, который с почти искусственной равномерностью падал с отвесного порога.

- Я здесь никогда ещё не была, - призналась Вика (они с Владом уже стояли у самой воды). - Мы обычно купались в другом месте.

- Зато теперь будешь купаться только здесь, - пошутил Влад, скидывая с себя ботинки и расстёгивая брюки.

- Плескайтесь тут сами, - поморщился я, залезая с ногами на большой плоский камень на берегу.

Становилось уже довольно прохладно, да и речка, судя по всему, была нам по колено. Вика дошла уже почти до середины, а её коротенький подол ещё даже не намок. Но Влад уже подкрался сзади, схватил её за плечи и опрокинул в воду. Она вскочила, визжа и отфыркиваясь, и с притворной яростью толкнула его в грудь. Но он даже не покачнулся. Тогда она, подобрав руками промокшее платье, прилипшее теперь к круглому животу, пошла к водопаду.

- Осторожно! - крикнул ей Влад (ему надо было перекрикивать шум падающей воды). - Он собьёт тебя с ног!

Но Вика уже, смеясь, подставляла под струю по очереди то руки, то ноги. Она что-то крикнула ему в ответ, но я уже не услышал. Брызги от водопада попадали ей на волосы и на лицо, и постепенно она вся превращалась во что-то мягкое и мокрое. Это и возбуждало, и злило одновременно. Я чувствовал себя униженным её бесстыдством, которое, судя по всему, предназначалось совсем не мне и вообще не считалось с моим присутствием. Я встал с камня, отвернулся и пошёл в сторону леса. Отойдя на пару шагов, я заметил на песке не то узор, не то какую-то надпись, явно не природного происхождения. Значит, этот дикий уголок был не таким уж необитаемым. Кто-то очевидно был здесь до нас, причём совсем недавно, иначе бороздки в песке не были бы такими свежими. Я наклонился, чтобы разглядеть эти художества получше, но тут у меня за спиной раздался страшный крик. Я даже не сразу понял, что он принадлежит Вике. Но больше кричать было некому, потому что, когда я обернулся, Влад совершенно спокойно стоял на берегу в нескольких шагах от меня, а Вика (всё ещё в своём мокром платье) лежала возле него в совершенно невероятной позе: я даже не знал, что человек (если он, конечно, не гимнаст) может так изогнуться - её откинутая назад голова касалась пятки правой ноги, в то время как левая коленка, несмотря на беременный живот, почти упиралась в лоб.

- Что с ней?!! - закричал я, подаваясь вперёд.

Влад резко схватил меня за руку и оттолкнул назад. Я успел увидеть, как треугольная змеиная голова, хищно облизываясь, юркнула в расщелину между камнями. Я замер от ужаса.

- Теперь можно, - сказал Влад. - Она больше не подползёт.

- Откуда ты знаешь? - спросил я дрожащим голосом.

- Это была гадюка. Они сами боятся людей. Эта просто попалась Вике под ноги. Второй раз она не решится здесь появляться. Но всё равно будь внимательней на всякий случай.

Его хладнокровный, деловой тон меня поразил. Я медленно подошёл к Вике. Судя по всему, она была без сознания, но ещё дышала. Неужели змеиный яд действует так быстро?

Я заметил, что промокшее платье сползло вниз с её левого плеча, обнажив только что зажившую татуировку - в точности такую же, как у меня. Я прошёлся по ней пальцем: мне всё ещё не верилось, что она настоящая. Хотя и у меня ведь тоже была не переводная картинка! Я резко обернулся к Владу, который отвратительно усмехался:

- Ты и её заставил это сделать, гад? Зачем?

Я бросился на него и схватил за футболку (которую он так и не снял и даже не намочил в воде).

- Осторожнее! - Влад кулаком ударил меня в лицо, отбросив на какой-то острый камень и разбив мне губу.

- Хорошо, хорошо, - сказал я, поднимаясь. - Сейчас не время. Потом разберёмся. Сейчас надо вызвать врача.

- У тебя снова заработал мобильник? - усмехнулся Влад. - Кстати, сомневаюсь, что здесь вообще есть какая-то связь.

Меня бесило, что он мог издеваться в такой момент.

- Я пойду и позову кого-нибудь. Нельзя терять время.

- Долго придётся идти, - заметил Влад.

- Оставайся здесь! - крикнул я, взбираясь вверх по склону, на котором начинался лес. - Я сейчас, я быстро...

В лесу я бросился бежать, не разбирая дороги, как будто от этого зависела моя собственная жизнь. (В общем-то, так оно и было. Ведь никогда не знаешь заранее, сможешь ли ты пережить без потерь исчезновение какой-либо важной константы твоего мира.) Ветки лезли мне в лицо, целясь прямо в глаза, ноги проваливались в замаскированные мхом ямки или застревали в раскорёженных корневищах. Но я всё равно с патологическим упорством рвался вперёд, каждым движением внушая себе, что не всё ещё потеряно.

Впереди замаячило что-то белое. Я остановился: несмотря на всю отчаянность ситуации, осторожность ещё никто не отменял. Аккуратно отогнув ветки, я увидел целую колонию низких крашеных дощатых крестов, торчавших из небольших земляных горок. Я инстинктивно вздрогнул: кладбище прямо в лесу - вещь не самая повседневная, хотя, если задуматься, не такая уж и сверхъестественная.

Ни на одном кресте не было ни имени, ни даты, зато на каждом висело по керамической фотографии - цветной или чёрно-белой. С фотографий на меня смотрели самые заурядные люди: некоторые совсем молодые, будто позировавшие на выпускной альбом, некоторые, напротив, уже в возрасте, с резко очерченными морщинами. На одной я заметил грустную девочку с бантом и обиженно прикушенной губой. Я подался назад и, зацепившись ногой за корягу, растянулся на животе. Прямо на уровне моих глаз оказался другой крест. Я похолодел от ужаса, потому что на нём не было фотографии. Вместо этого к кресту было прикреплено маленькое овальное зеркальце, в котором отражалось моё оцарапанное лицо с только что разбитой Владом губой.

Я вскочил и побежал назад, уже не замечая никаких препятствий. Кажется, я пытался кричать, но от ужаса горло как будто залило свинцом. Из глаз катились слёзы, перекрывая мне почти всё поле зрения, но я и не думал останавливаться. Ноги сами привели меня назад к реке. Я буквально скатился вниз по склону, чуть не сбив с ног дожидавшегося меня Влада, и зарыдал, уткнувшись лицом в песок.

- Там, там, - пытался я выговорить, задыхаясь.

- Я знаю, - сказал Влад почти ласково, наклоняясь надо мной. - И ты тоже скоро всё узнаешь, если хочешь.

Я приподнял голову. Вика всё ещё лежала на том же самом месте, её лицо было накрыто ветками.

- Она перестала дышать, - сухо сказал Влад.

Я опустил голову и снова зарыдал.

- Всё будет хорошо, - примирительно сказал Влад, и я удивился, что его слова показались мне не такими уж абсурдными.

- Что же теперь делать? - спросил я, немного притихнув.

- Пойдём искупаемся, - неожиданно предложил Влад.

- Ты с ума сошёл?

- Пойдём, пойдём! Я знаю здесь глубокое место.

Откуда Влад мог знать глубокие места, если он сам был тут в первый раз, я тогда не подумал. Я просто завороженно наблюдал за тем, как он раздевается - на этот раз догола. На небе уже высыпали первые звёзды, и отражённый в воде, приглушённый свет блёстками играл на смуглой коже.

- Я же сказал тебе, что ты теперь всегда должен следовать за мной, - он подмигнул мне. - Тем более, ты ведь хочешь, чтобы я рассказал тебе об этом знаке, - он коснулся моего ещё прикрытого футболкой плеча. - Пошли!

Я встал и, быстро скинув с себя одежду, пошёл за ним в воду. Действительно, в небольшой бухте левее водопада было значительно глубже. Я нырнул, чтобы не мёрзнуть, и проплыл немного. Впрочем, даже здесь почти на любом расстоянии от берега можно было хотя бы носками касаться дна. Ну что ж, по крайней мере, мне сегодня не грозило утонуть.

Влад подплыл ко мне поближе и остановился напротив, заглядывая мне прямо в глаза.

- Ты хотел сказать мне про татуировку, - напомнил я, ощущая за спиной мягкий напор падающей сверху воды.

- Для того чтобы это понять, ты сначала должен узнать, кто я.

- Ну, кто ты? - я заметил, что мой голос дрожал, хотя вода казалась уже почти тёплой.

- Попробуй угадать! Если хочешь дам тебе несколько наводок. Как в загадках, - он засмеялся. - Итак, слушай: я самое худшее и самое лучшее, что может произойти с человеком. Некоторые наивно считают меня чем-то второстепенным, приходящим в этот мир время от времени - откуда-то с обратной стороны. Между тем, я всегда здесь. Но не всегда меня можно потрогать, - он опять засмеялся. - Хочешь меня потрогать?

Я поднял было руку, но вовремя опомнился и отрицательно покачал головой.

- Это не то, что ты думаешь, - сказал он, прищурившись. - А даже если бы и то. Какая разница? Если в мире никого, кроме нас, уже не существует.

- Как не существует? - я откинул голову назад, чтобы смахнуть упавшую на лицо прядь, но так и замер, завороженный тишиной и гипнотическим рисунком звёзд.

- Не думай сейчас о вокзале, о дискотеках, обо всём, что мы оставили в городе. Это совсем другой мир. Мы уже очень далеко от него.

Я оторвал взгляд от неба и снова посмотрел в его глаза: они показались мне интереснее и выразительнее любой комбинации звёзд.

- Это только в детском фантастическом кино переместиться в параллельный мир можно простым нажатием кнопки, - продолжал он, усмехаясь. - На самом деле, путь туда не такой уж лёгкий. И я рад, что мы успели до рассвета. Правда, мы ещё не совсем у цели. Но уже продвинулись достаточно далеко, так что заслужили маленький отдых.

С этими словами он снова нырнул в воду и сделал несколько кругов вокруг меня. По сравнению с ещё несколькими минутами назад я чувствовал себя на удивление расслабленным и теперь с каким-то особенным удовольствием наблюдал за тем, как его тело рассекает и без того неспокойное течение. Наконец он снова остановился передо мной и засмеялся, немного хищно обнажив белые зубы. Меня раздражил его смех, и я снова вспомнил про свой навязчивый вопрос:

- Так что всё-таки с татуировкой?..

- Знаешь, не бери себе в голову, - беззаботно ответил он. - Это всего лишь маленькая формальность, условный знак, закрепляющий наш договор.

- Какой договор? - пробормотал я с досадой. - Мы с тобой ни о чём не договаривались.

- Не все вещи надо произносить вслух, - сказал он, пожав плечами.

- Я думал, ты нормальный человек, - выдохнул я обиженно.

- В том-то и дело, что я вообще не человек, - он снова плотоядно усмехнулся.

- Извини, - сказал я, - но я не верю ни в леших, ни в домовых. Единственное, во что я ещё способен поверить - это что ты имеешь какое-то отношение к мафии...

Он рассмеялся:

- Боюсь тебя разочаровать, но я именно полная противоположность мафии. То есть я никого ни к чему не принуждаю. Всё основывается только на симпатии, на взаимной симпатии, - он многозначительно посмотрел на меня. - Ты не поверишь, но далеко не всем я симпатичен! Впрочем, это отдельный разговор. Мне не хотелось бы сейчас углубляться... Тем более, что времени у нас осталось совсем немного. Последний этап пути ещё впереди.

- Какого пути? Ты мне скажешь наконец, куда мы идём? Или это тоже относится к вещам, которые не говорят вслух?

- Говорить об этом можно сколько угодно. Но что толку? Всё равно точного ответа не может дать никто. Даже я. Понимаешь, я всего лишь проводник. Я очень хорошо вижу дорогу. Но там, где она кончается, заканчивается и моя компетенция...

- Мне страшно, - сказал я. - Мне очень страшно, - и тут же понял, что мои слова ничего не отражают, потому что это была совсем другая форма страха, о которой я не подозревал до этой минуты и для которой в человеческом языке, скорее всего, нет подходящих эквивалентов.

- Забудь о том, что только что было в лесу, - сказал он, будто читая мои мысли. - Ты не должен был этого увидеть. Такие аномалии иногда случаются, если пытаться вернуться назад. Я ведь тебя предупреждал, что этого не стоит делать! Путь обратно закрыт или настолько ужасен, что лучше об этом и не думать. Но дальше, если не будешь отклоняться с дороги, всё пойдёт легче. Хотя, конечно, некоторые вещи могут показаться тебе жутковатыми. Но их надо пережить, чтобы дойти до конца.

- Что будет с ней? - спросил я, кивнув на берег, где всё ещё должно было лежать тело Вики.

- Понятия не имею, - покачал головой Влад. - Скорее всего ничего особенного. Для неё путь просто кончился чуть раньше, вот и всё.

- Это ты всё подстроил! - вырвалось у меня.

- Конечно, - сказал он спокойно. - И ты знаешь, зачем?

- Зачем? - спросил я чуть слышно.

- Я просто хотел, чтобы мы немного побыли вдвоём, - сказал он почти извиняющимся тоном, приблизивсвоё лицо практически вплотную к моему.

На несколько мгновений его глаза загородили мне небо. В следующую секунду что-то тяжёлое потянуло меня вниз и окунуло с головой в пузырящуюся как кипяток воду. Вокруг всё поплыло. Я почти физически чувствовал, как реальность стремительно теряет свою субстанцию, но не мог вынырнуть. Очевидно Влад крепко удерживал меня под водой. Наконец наша борьба всё-таки закончилась в мою пользу. Или это он просто ослабил свою хватку? Я снова оказался на поверхности и в два счёта выбрался на ближайший берег, противоположный тому, с которого мы заходили в воду. К моему удивлению, Влад уже ждал меня там.

- Ты сошёл с ума! - накинулся я на него. - Я же мог утонуть!

- Не мог, - сказал Влад спокойно.

- Почему?

- Потому что я этого не хотел. На, одевайся! - он бросил мне мои вещи, которые странным образом перекочевали сюда с противоположного берега.

Я не стал надевать их сразу на мокрое тело, а просто взял с собой. Влад предпочёл наскоро вытереться футболкой и натянуть на себя хотя бы брюки, прежде чем он начал подниматься по песчаному склону, изрешеченному норками ласточек. Сами ласточки то и дело стремительно пролетали прямо у наших лиц (одна даже задела крылом мою щёку) и, казалось, выполняли, как муравьи, какую-то общую, осмысленную задачу. Почти на самом верху склона я обернулся. Тела Вики отсюда уже не было видно (Влад очень удачно замаскировал его ветками), зато именно с этой точки странные знаки на песке обрели наконец вполне конкретный смысл, сложившись в гигантские слова: "Нам туда". Стрелка рядом указывала в направлении нашего берега.

- Пойдём! - подтолкнул меня сзади Влад.

- Нет, - упрямо выговорил я, борясь с подступившей дрожью.

Я ожидал ещё большего толчка, но вместо этого он вдруг наклонил голову к моей шее и осторожно подул мне в затылок. Не оборачиваясь, я сделал несколько шагов вперёд и понял, что больше уже не остановлюсь, потому что хочу именно туда, куда он меня ведёт.

Это было странное чувство облегчения или, вернее, узнавания чего-то виденного прежде, к чему всегда мечтал вернуться. Мои привыкшие к темноте глаза уже фиксировали вдали неровные параллелепипеды картофельных полей и приютившиеся между ними сарайчики, в которых чувствовалось какое-то движение - тёплое и живое. Я осознал, что всё ещё иду голышом и, устыдившись, начал натягивать на себя одежду, которую подобрал на берегу.

- Холодно? - с насмешкой спросил Влад. - Или ты стесняешься коров? Ради них я бы не стал стараться, - продолжал он. - Потому что людей здесь всё равно нет. Ни одной живой души.

Я рассеянно застегнул последнюю пуговицу на брюках и оправил забившуюся за пояс футболку.

- Всё равно мне здесь нравится, - выговорил я наконец, втягивая немного пряный воздух, будто приправленный дымом от индийских ароматических палочек.

- И это великолепно! - сказал Влад. - Подумай только, что всё это теперь принадлежит тебе!

- Разве весь мир и так не принадлежит каждому из нас? - спросил я.

- Только после того, как мы освободим его от остальных претендентов, - возразил он.

Влад пошёл вперёд, не разбирая особо дороги и бесцеремонно ступая прямо по грядкам. Так как мы не надели обуви (наши ботинки, вероятно, ещё валялись где-то на песке у водопада), рассыпчатая, немного влажная почва приятно врезалась в голые ступни. Несмотря на все физические и моральные усилия, которых потребовал от нас минувший день, идти теперь было совсем нетрудно. В теле чувствовалась только праздная, расслабленная усталость, как на пляже.

И всё же не верилось, что эти места совсем необитаемы. Возле одного из деревянных сараев, мимо которых мы проходили, стояло медное корыто - очевидно для сбора дождевой воды, а рядом - деревянная лохань с овощными объедками, предназначавшимися, скорее всего, для свиней или другого домашнего скота. Где-то рядом в подтверждение моих мыслей даже раздалось приглушённое хрюканье. Прямо перед нами торопливо пробежала какая-то запоздавшая на ночлег курица. Влад кивнул мне и, нагнувшись, приоткрыл низкую дверь, сколоченную из неплотно прилегающих друг к другу заплесневелых досок. Внутри было темно и душно, с потолка свешивался кусок не то рыболовной, не то баскетбольной сетки, у стены стояли предметы первой сельскохозяйственной необходимости, вроде тряпки и граблей.

- Ты уверен, что нам сюда? - с опаской спросил я Влада.

Влад ничего не ответил и вместо этого, по-хозяйски присматриваясь и ощупывая то, что не могло уловить зрение, обошёл сарай. Наконец он вынул откуда-то моток нетолстой верёвки и кинул его мне.

- Это то, что нам надо. Пригодится. А теперь пошли!

Я автоматически снова развернулся к двери, через которую мы вошли, но Влад остановил меня за руку и молча указал на противоположный конец сарая. Там действительно оказалась другая дверь, которая со скрипом отворилась, кажется, ещё до того, как мы успели к ней прикоснуться.

С этой стороны вид на поля и стыкующееся с ними на горизонте мутно-серое небо был ещё более сногсшибательным. Это был пейзаж, избавленный от излишеств, очищенный от посторонних деталей, запахов и звуков. Каждая мелочь имела здесь своё значение, любая случайность в расположении объектов исключалась (хотя до математической правильности им было далеко). Пересекать эту местность было и приятно, и тревожно одновременно.

- Ты сказал, что не знаешь, куда мы идём, - попытался я снова заговорить с Владом. - Но что случилось вокруг - ты ведь должен знать? Куда всё делось?

- Знаешь такое стихотворение: "Одеяло убежало, улетела простыня, и подушка, как лягушка, ускакала от меня"? - он засмеялся. - Когда реальности перестаёт нравиться, как с ней обращаются, она уходит. Понял?

- Ты всё врёшь! - вскипел я. - Я всегда нормально обращался со своим миром. Это ты его нарушил! Кто при беременной жене соблазняет школьниц? Кто целыми днями торчит в барах или валяется в постели? Кто лжёт на каждом шагу, а?

- Сейчас не время для разборок, - тихо остановил меня Влад. - Мир бежит не от меня. Хотя бы потому, что я давно ему не принадлежу. Он убегает от каждого из вас - в отдельности. А я просто даю тебе возможность уйти в другую сторону...

- В другую сторону - это куда? - спросил я дрожащим не то от гнева, не то от волнения голосом.

- Это ты должен будешь разведать сам.

- А ты?

- Последний отрезок пути каждый обязан пройти самостоятельно. Вон там, - он показал на еле видневшуюся впереди линию железной дороги, - мы расстанемся.

- Ты уедешь на поезде? - я всё ещё плохо контролировал своё раздражение.

- Поезда, которые здесь ходят, не берут пассажиров, - усмехнулся он. - Мне бы хотелось немного другого. Маленький эксперимент, или шутка, для которой мне, впрочем, потребуется твой литературный талант.

- Мой литературный талант? - это звучало как насмешка.

- Вернее, писательское чутьё или, ещё точнее, авторский почерк, - добавил он весело.

- Я давно ничего не пишу, - ответил я тихо.

- Писать и не надо, - успокоил меня Влад. - Надо действовать! Забавно, что именно в отсутствие реальности можно отойти от теории и начать наконец делать реальные вещи.

- Что ты имеешь в виду? - мне всё ещё чудился здесь какой-то подвох.

- Просто я хочу, чтобы ты помог мне воплотить на деле один из эпизодов твоего рассказа.

- Какого именно?

- Ну, того, где мальчик попадает под поезд, - судя по выражению его лица, он находил, что это очень весело.

- Это повесть, - поправил я. - Очень, кстати, жалею, что дал тебе её почитать.

- Почему же? Мне очень понравилось. То есть произвело большое впечатление. Иначе бы я не просил тебя сейчас помочь мне повторить то же самое.

- Как это - повторить?

- Очень просто. Маленький плагиат, - он хитро сверкнул зрачками. - Хотя ведь плагиат в соавторстве с самим автором уже не считается плагиатом, не так ли? Потому я и прошу тебя привязать меня как можно крепче к рельсам вот этой верёвкой, чтобы, когда подойдёт поезд, мне точно никуда уже было не деться.

- Ты сошёл с ума? - спросил я с интересом,

- Это не вопрос ума, - ответил он. - Это вопрос свободы выбора - выбора развлечений. Если жизни нет, то смерть превращается в аттракцион. Ты согласен?

Я отвернулся и прибавил шаг. Странным образом я чувствовал, что с приближением железнодорожной насыпи во мне нарастает какое-то возбуждение, как будто я и сам уже лежал на рельсах в ожидании поезда...

- Нет, - сказал я после затянувшейся паузы. - Я не собираюсь в этом участвовать.

- Почему?

- Потому что это просто больная, жестокая фантазия.

- Твоя фантазия, - напомнил Влад.

- Ты вырываешь сцену из контекста. У меня она имела совершенно конкретный смысл. Тем более, там никто никого не привязывал к рельсам. Мальчик попал под поезд совершенно случайно. Это трагическая сцена, понял? И социальная критика!

- Случайно? - задумчиво переспросил Влад. - Не думаю, что случайно можно добиться такой точной расчленёнки, которую ты описал: руки и ноги были отделены от тела почти полностью, а от лица остался только рот. "Полуоткрытый рот", если ты позволишь мне процитировать...

- Прекрати! - почти закричал я на него. - Я не хочу это слушать! Я никогда не перечитывал эту сцену, ясно?

- А я, напротив, перечитывал её много раз, - продолжал он безжалостно. - И хочу теперь дать тебе шанс реализовать твой творческий потенциал и повторить эту сцену в реальности.

- Этого не будет никогда, - я почувствовал, как моя рука всё ещё сжимавшая прихваченную в сарае верёвку, покрывается липким потом.

- Послушай, - окликнул меня Влад. - Я должен объяснить тебе одну вещь (если ты сам, конечно, ещё не догадался). Мы можем идти здесь долго, хоть целый год, но как бы далеко мы ни зашли, мы не встретим больше ни одного живого человека. Понял? Совсем никого. Целую вечность. - Теперь ты понимаешь, что лучше покончить с этим как можно скорее? И как можно интереснее.

Мы остановились в нескольких шагах от железнодорожной насыпи.

- Даже если это правда, - проговорил я, - и на свете больше не осталось никого, кроме нас с тобой, разве это повод, чтобы уходить насовсем? Почему мы не можем начать где-нибудь новую жизнь? Наверняка, здесь можно как-нибудь прокормиться. Вдвоём это будет легче!

- Мне не нужна такая жизнь, - сказал Влад, доставая сигарету. - Быть одной из последних особей вымирающего вида - такое нельзя выдержать дольше пары часов. Но эти часы были прекрасны, ты не находишь? - он закурил сигарету и протянул её мне. - Это последняя, извини.

Я сделал несколько затяжек и снова передал её ему. Он глубоко затянулся

- А что будет со мной? - неуверенно спросил я, ожидая своей очереди.

- Только то, что ты решишь сам, - ответил он.

- Я не сдамся так просто, - сказал я ему с упрёком. - Мне ещё слишком много надо от жизни!

- Что, например? - поинтересовался он.

- Ну хотя бы написать всё, что не успел. То есть я ещё практически ничего не успел из того, что действительно стоило бы записать...

- Подумай, кто будет всё это читать! - засмеялся Влад. - Впрочем, как хочешь. А сейчас нам пора за дело, - он без сожаления отбросил недокуренную сигарету и, взобравшись вверх по насыпи, приложил ухо к рельсам. - Пока не слышно. Но скоро будет. Надо торопиться!

- Ты хоть представляешь себе, как это больно? - спросил я.

- Ты ведь тоже не представляешь, - заметил он, забирая у меня из рук моток верёвки. - Твоя беда в том, что ты пишешь о том, чего не знаешь. Учти на будущее! - он снова засмеялся и, вынув из кармана складной ножик, отрезал им от верёвки два одинаковых куска. - Если всё делать правильно, то этого должно хватить. Я ведь хочу оставить немного и для тебя. На всякий случай. На такую прекрасную смерть, конечно, уже не хватит. Но, думаю, некоторую пользу из этого ещё можно будет извлечь.

Он отбросил оставшийся моток в сторону и внимательно осмотрел рельсы. Между ними и каменной насыпью оставался зазор в несколько сантиметров. Влад легко продел в него верёвку и лёг на шпалы так, что его затылок упёрся в одну из рельс. Руки он вытянул наверх и слегка раскинул в стороны.

- Ну что, справишься? - спросил он, покосившись на вьющуюся змейкой по насыпи верёвку. - Только вяжи крепче. Я не хочу, чтобы у меня был соблазн сбежать.

Я наклонился над ним и с любопытством заглянул ему в глаза.

- Не тяни, - сказал он нетерпеливо. - Поезд может показаться в любую минуту.

Его целеустремлённость заразила меня, и я, заботливо обмотав верёвку вокруг его рук, начал аккуратно привязывать их к отполированной колёсами составов прохладной стали.

- Можешь затянуть ещё потуже, - разрешил он.

Но я работал как можно осторожнее: мне не хотелось причинять ему лишней боли. Обмотав верёвку несколько раз вокруг рельсы, я пропустил её ещё раз для надёжности через отверстия в скобах, которыми крепились шпалы и завязал с каждой стороны узлом на торчавших шляпках проржавевших железных штырей. С ногами я постарался не меньше, даже для надёжности провозился над ними чуть дольше. Освободиться самостоятельно из этих пут было почти нереально.

Когда последний узел был затянут, я прилёг рядом с ним на рельсы и почувствовал всем телом неуловимую вибрацию.

- Теперь иди, - сказал Влад. - Он скоро будет здесь.

Я развернулся к нему и попытался снова поймать его взгляд, который теперь как будто уходил от контакта и игнорировал все внешние раздражители.

- А может, не надо, - горячо проговорил я, наклоняясь к самому его лицу. - Может, всё-таки уйдём вместе и что-нибудь придумаем? Вдвоём не так страшно.

Влад улыбнулся одними губами (его глаза уже совсем ничего не выражали и казались почти прозрачными).

- Мы ещё встретимся. Наверняка. Но уже не здесь. А теперь иди скорее. Я не хочу, чтобы ты это видел.

Дрожь в рельсах всё нарастала, хотя я не был уверен, что могу отличить её от своего собственного озноба. Я вскочил на ноги и в последний раз взглянул на него в упор сверху вниз. Даже сейчас, распятый на рельсах, он излучал какую-то власть.

- Ты будешь жалеть меня, как того мальчика из повести? - поинтересовался он насмешливо.

- Ты этого хочешь? - спросил я.

- Не исключено, - сухо проговорил он.

- Так знай, - неожиданно даже для самого себя я слегка пнул его голову ногой, - я никогда не жалел его. В этой сцене не было ни трагики, ни социальной критики. Я просто хотел его убить. Вот и всё.

Я перешагнул через рельсы и быстро пошёл прочь. Горизонт заволокло мутной тучей, которая дёргалась и расползалась у меня перед глазами от слёз. Больше всего я боялся услышать крик о помощи, поэтому шёл как можно быстрее и мысленно заполнял слух каким-то навязчивым гитарным рифом, который очень кстати всплыл из моего подсознания. Постепенно он сливался со стуком колёс приближающегося поезда. Я не оборачивался, но чувствовал его продвижение почти физически, будто он вместе с мурашками поднимался у меня прямо по спине. Пронзительный стон ударил мне в уши. Только через секунду я осознал, что это паровозный гудок и в ужасе замер на месте. Обернувшись назад, я увидел цепочку пересекающих поле безликих товарных вагонов. Сами рельсы было уже не разглядеть. Я догадывался, что всё кончено.

Торопиться теперь было некуда. Бежать от чего-либо не имело смысла. Напротив, следовало быть предельно осторожным и обдумывать каждое движение. Не только для того, чтобы чем-то занять потенциально бесконечное время, с которым я оставался теперь один на один, но и чтобы исключить в дальнейшем все случайности и повысить свои шансы на выживание.

Кусок верёвки, доставшийся мне от Влада, я до сих пор сжимал в руке. Простая вещь, которая, однако, за неимением лучшего, способна подарить уверенность в завтрашнем дне какому-нибудь одинокому ковбою или привыкшему к ежедневным схваткам с природой Тарзану.

"Нет, меня так просто не возьмёшь, - думал я со злостью. - Я ещё поборюсь за себя и за своё будущее. Даже если мне придётся объявить войну всему миру".

Медленно, как будто нехотя, начало светать. Поле вокруг приобретало более ласковые очертания, словно надеясь примирить меня с мысль, что, кроме него, у меня на данный момент ничего не осталось. Но я упрямо шёл дальше, пытаясь нащупать взглядом какие-нибудь ориентиры.

Утреннее солнце уже достигло своей максимальной интенсивности, когда я заметил в некотором отдалении одноэтажный крестьянский домик из оранжевого камня. По силуэту было видно, что его строили основательно, по-хозяйски, но со временем он пришёл в упадок, о чём свидетельствовала наполовину осевшая крыша и тёмные подтёки на стенах. Подойдя ближе, я понял, что состояние дома ещё намного хуже, чем мне показалось вначале: стены в некоторых местах были раздроблены почти до внутренностей, дверной и оконный проёмы зияли пустотой. Судя по всему, дом пережил пожар и был теперь непригоден для жилья. Однако ещё снаружи я заметил болтающийся на потолке абажур и приставленный к стене остов железной кровати. Впрочем, планировка комнат практически полностью потерялась. Внутренние стены, видимо, более слабые, чем наружные, превратились в горки обугленных камней. Всё нутро дома было теперь как на ладони.

Я перешагнул то, что раньше называлось порогом, и осторожно, чтобы не поранить босые ноги, обошёл дом по периметру. Несмотря на тотальность разрушения, помещение всё ещё сохраняло в себе следы человеческого пребывания. Они воспринимались даже острее, чем в обжитых квартирах: как будто бытовые предметы, уцелевшие после пожара, давали какое-то особенно чёткое свидетельство о несуществующей уже реальности.

Я подошёл к столу, стоявшему прямо у бывшего окна. Ещё сейчас, сидя за ним, можно было наслаждаться прекрасным видом. На столе, к моему удивлению, лежала нетронутая огнём общая тетрадка и авторучка. Моё сердце забилось сильнее. Я схватил тетрадку со стола и, изнемогая от надежды и ожидания, пролистал её от начала до конца. Но она была абсолютно пуста. Я снова опустил её на стол и взглянул в пустой оконный проём, за которым до самого горизонта тянулось ровное поле. Мне предстоял ещё долгий, очень долгий путь.

Я осмотрел верёвку, натянул её в руке, проверил на прочность. Затем взял один из стульев, который показался мне наиболее выносливым, и приставил его к свисающему с потолка абажуру. Встав на стул и осторожно сняв проржавевший абажур, я привязал к освободившемуся крючку верёвку и сделал на конце петлю. Убедившись, что верёвка легко скользит и петля мне в пору, я накинул её на шею и рывком оттолкнул ногами стул. Сознание неизбежности конца пришло раньше всего остального.

"Этого не может быть, - подумал я. - Разве может человек так просто умереть? Я буду бороться!"

И когда мои мысли уже затягивало в бесцветный туннель небытия, я всё ещё надеялся выкарабкаться оттуда или хотя бы не потерять контроль до тех пор, пока не доберусь до той грани, где жизнь превращается в свою противоположность. Я знал, что у меня это получится, что главное - не расслабляться до определённого момента, не провалиться безвольно в чёрную дыру и тогда у тебя будет шанс начать всё сначала. И действительно, скоро стало легче. Я понял, что кризис позади и что если я и позволил себе забыться и выпасть из окружающей действительности, то всего лишь на какие-нибудь секунды. Зато теперь я снова твёрдо стоял на полу и даже не ощущал никакой боли в области шеи. Петля тоскливо болталась надо мной, как сдувшийся шарик. Я сделал несколько шагов. Теперь мне уже не надо было обходить осколки: они не оставляли на моих ступнях никаких следов. Времени было достаточно, но всё же мне не хотелось тратить его впустую. Я сел за стол, раскрыл тетрадку и проверил, достаточно ли чернил в ручке. За моей спиной что-то зашуршало. Я обернулся. В дверном проёме стоял Влад, улыбаясь своим немного хищным оскалом. Я знал, что он не будет мне мешать, поэтому снова наклонился над тетрадкой и начал писать...




© Екатерина Васильева-Островская, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2007-2024.




Доступные цены на грядки из ДПК.

wooddecker.ru

Словесность