Рецензия на роман Э.Лимонова "Палач" (М.: "Глагол", 1993)
В течение вот уже скоро 200 лет русская литература ищет героя. Не просто героя, а "героя нашего времени". Разные персонажи появлялись: люди маленькие, лишние, подпольные, скучные, случайные, но все они, в большей или меньшей степени, были склонны к рефлексии, а не к действию. Чтобы совершить какой-нибудь поступок, им сначала требовалось разработать философскую систему, написать статью или, на худой конец, прочесть с десяток многостраничных трактатов. Может быть, именно поэтому не возникло в России полноценной конкурентоспособной массовой литературы. Трудно представить д`Артаньяна рассуждающим о жизни и смерти, а Шерлока Холмса - ведущим долгие проникновенные беседы с профессором Мориарти. Русский бестселлер - почти оксюморон. Почти - потому что мы не желаем признать за Загоскиным и Данилевским права считаться классиками и не можем примириться с популярностью Пикуля и Анатолия Иванова. Впрочем, утешимся тем, что за пределами ареала распространения русского языка (кажется, именно так сейчас надо говорить?) эти имена никому не известны. Там читают Стивена Кинга и Агату Кристи. Тем не менее есть русские писатели, претендующие на популярность мировую, озабоченные рыночной судьбой своих произведений, и номер первый среди них - Эдуард Лимонов. Характер взаимоотношений Лимонова с литературой не мог не подтолкнуть его к попытке создания бестселлера, и такой роман - "Палач" - был явлен городу и миру. Бестселлером он не стал. Почему - вот вопрос, на который необходимо ответить.
Писать о Лимонове-художнике почти немыслимо. Слишком хорош его первый роман, слишком трудно абстрагироваться от Лимонова-политика, мелькающего на телеэкране с назойливостью поп-звезды. Но попробуем. С чисто литературной точки зрения палач несколько неудобочитаем. Слащавые описания "роскошной" жизни чередуются с унылыми порнографическими сценами, где сильно, глубоко и ритмично всовывают, впихивают, вдвигают и мастурбируют. Язык романа порой напоминает дурной перевод с английского, да еще пересыпанный всевозможными тишотками, гардами, лофтами и прочими парти. И говорят так не только эмигранты, что объяснимо, но и природные американцы. Нет, я понимаю, что это такой специальный язык, да, но не надо хватать меня за колар и пул на Брайтон-Бич. Тем более, что по-русски Лимонов изъясняться умеет, и неплохо весьма, вот со вкусом у него явно не все в порядке.
Но оставим в стороне стиль и посмотрим, как советовал Козьма Прутков, в корень. В основе романа - история польского эмигранта с говорящей фамилией Худзински. Оскар Худзински. Этот выброшенный жизнью на обочину неудачник находит свой собственный оригинальный способ завоевать мир. Он становится Палачом, профессиональным садистом, ублажающих пожилых богатых дам с помощью дыбы, плетки и искусственных членов. Сочетая приятное с полезным, Оскар довольно быстро достигает вожделенных славы и богатства и готов уже оставить карьеру Палача, женившись на юной красавице, наследнице магната-миллиардера, но тут Худзинского убивают, разрезав на мелкие кусочки. Такой вот сюжетец. Есть из чего сделать бестселлер. Не получилось. Слишком роман перегружен. Тут и роковая страсть, и садо-мазохистский секс, и возвышенные чувства, и грязные тайны высшего света. Всего понемножку. Для поклонниц любовных романов - жестковато, для предпочитающих тяжелое порно - многовато соплей. Читатель-покупатель хочет определенности - жанр так жанр, и не надо смешивать сладкое с кислым.
Лимонов в "Палаче" подошел к границе, за которой уже пародия и совсем другие законы существования текста, но, судя по всему, чувство юмора не принадлежит к числу достоинств экс-харьковчанина. Лимонов утомительно серьезен и не замечает, что иногда написанное им невозможно читать без усмешки. Но это не главное. Похоже, Лимонов хотел создать нового героя. Героя не рассуждающего, а действующего. Поэтому приглядимся внимательно к Палачу. Он - философ по образованию и хотел написать книгу, но "каждодневная работа <...> оказалась Оскару не по силам", наброски остались лежать в чемодане. Что-то в этом есть знакомое: ах, да - вспоминается целая вереница ни на что не способных мыслителей-мечтателей, рожденных и русской, и мировой литературой. В отличие от своих предшественников, кое-что Оскар делать любит и умеет, а именно - трахаться. И мечтает он употребить соответственно весь мир и обработать его по своему обыкновению - плеточкой. И опять же - форма новая, а суть давно известна: небезызвестный пакостник Передонов - ближайший, по-моему, родственник Худзинского. То есть нового героя нет. Мы имеем дело с давним знакомым - маленьким человеком, лишним, подпольным, а он не может быть героем бестселлера.
Есть еще один персонаж чрезвычайно близкий, почти идентичный Палачу. Это Эдичка. Любовь Оскара к Наташке в точности повторяет любовь Эдички к Елене; Оскар, как и Эдичка, сентиментален и слезлив, а в начале романа - несчастен и одинок. Да Палач и есть Эдичка, только Эдичка взбесившийся, но если Эдичка вызывал сочувствие, то Оскар - лишь равнодушие пополам со скукой. Он не интересен. И, кажется, не интересен и самому Лимонову, сотворившего и его, и Эдичку. Но взаимоотношение внутри триады Лимонов-Эдичка-Палач гораздо сложнее. Дело в том, что автор романа не столько преуспевающий писатель Эдуард Лимонов, сколько нью-йоркский люмпен Эдичка. Это его горячечные мечты плебея воплощены в картинах "шикарной" жизни Палача: шампанское, дорогие одеколоны, обеды в отеле "Плаза", возлюбленная-миллионерша. Это он считает, что на любой вечеринке, куда его не пускают, можно встретить Ростраповича и Трумена Капоте. Это он подозревает весь истеблишмент в тайном разврате, извращениях, алкоголизме, наркомании. Это он, Эдичка... Ничего, конечно, нового и удивительного нет в том, что писатель использует маску и пишет от имени персонажа, но в нашем случае Лимонов искренне думает, что сам написал роман. Отсюда и неосознанная пародийность, и смешной разоблачительный пафос, и претензия на оригинальность. Хотя - будем справедливы - "Палач" сделан вполне профессионально, отдельные места просто хороши, но в нем нет непосредственности и в то же самое время - нет изощренного ироничного взгляда со стороны. Роман-промежуток. Роман-пауза. Кувшин, в который забыли налить вино.
"Независимая газета" от 2.10.93.
Заявление о невозможности "русского бестселлера" требует пересмотра. В начале 90-х отечественные издатели наполнили рынок переводными детективными и фантастическими романами, завалили прилавки толстенькими томиками в цветных обложках с аляповато-кровавыми рисунками. Началось победное шествие смертельных блондинок, инопланетных колдунов и великого Перри Мейсона. Затем импортный продукт приелся, а привычка к поглощению необременительного чтива осталась. Спрос родил предложение, и вот уже родные, доморощенные, выросшие среди наших осин и березок, пустырей и подворотен авторы преподнесли читателю занимательные истории в ярких упаковках. Маргинальная ветвь русской литературы расцвела пышным цветом и начала плодоносить. Интеллигентская публика в большинстве своем скривилась - фи, бульварщина! - но цветочки и ягодки выросли разнообразные, и, по моему убеждению, лучшие сочинения Михаила Успенского, Максима Фрая, Бориса Акунина позволяют говорить о появлении в России качественной массовой литературы. (Хорошие фантасты были у нас и раньше - Стругацкие, Булычев - а вот феномена массовой литературы не было - из-за отсутствия свободного рынка; есть нынче рынок, есть и масслит.)
Наконец, явился и он - Новый Герой - рыцарь без страха и упрека - Эраст Петрович Фандорин. Ура герою! Вообще же Акунин поступил хитро: сделав Фандорина человеком действия, решительным и не склонным к пустопорожней болтовне, он растворил обессиливающую рефлексию в самом тексте. Любой классический детектив завершается восстановлением справедливости, торжеством вселенской гармонии: порок наказан, добродетель ликует, красавица-сиротка спасена, мистер Шерлок Холмс удовлетворенно закуривает трубку, доктор Ватсон греет ноги у камина. Не то в романах Акунина - Эраст Петрович разгадывает очередную загадку, но в финале каждый раз терпит сокрушительное поражение. Всё не просто плохо, всё ужасно: любовь, государственные интересы, вера в высшую справедливость - всё, всё идет под откос. Акунин заранее знает, что вслед за 19 веком придет век 20-й, формула "на свете счастья нет" окажется непреложным законом. Какая трубка, какой камин, какие орхидеи! - одиночество, скитания и бесконечная борьба - в первую очередь, во имя чувства собственного достоинства. Русский детектив - детектив, который кончается плохо.
Любопытно, что две другие Акунинские серии - о шустрой монахине Пелагии и наивном англичанине Николасе - пессимизмом не отличающиеся, пока кажутся не столь удачными, как "Приключения Эраста Фандорина". У романов этих серий есть свои достоинства, но влюбиться в их героев не удается.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
