По идее, нам, читателям, и дела нет до биографии поэта - нам должно быть безразлично, когда и где он родился, с кем воевал, кого любил и кого ненавидел. Есть текст, а всё, что находится за пределами текста, нас не касается. "И меж детей ничтожных мира, Быть может всех ничтожней он". Быть может. Ну и что? На практике получается иначе - блудливое любопытство берет верх, и мы заглядываем за подкладку и упоенно копаемся в чужом платяном шкафу. Иногда, впрочем, фигура автора неотделима от его писаний, интерес к личности подпитывает интерес к творчеству, и абстрагироваться от конкретных обстоятельств невозможно. Новая книга Семена Липкина "Посох" издана с учетом подобных соображений: в первом разделе собраны стихи 30-х годов, публикуемые впервые, во втором - ранее в России не печатавшиеся стихи из заокеанских сборников 1981 и 1984 годов, ну а третий раздел, самый большой, собственно и озаглавленный "Посох", состоит из стихотворений последних пяти лет.
Вышеописанное строение книги позволяет увидеть, как талантливый молодой поэт, чьи стихи отмечены разнообразными влияниями, от Багрицкого до Мандельштама, обретает собственный голос, и каковы сегодня, 60 лет спустя, стихи восьмидесятипятилетнего поэта - стихи, отличающиеся необыкновенной ясностью изображения и мысли.
Бессильно ветви опускает клен,
И слишком жалок у него наклон,
Он чем-то озабочен и напуган.
Предчувствует ли близкую грозу,
Иль раздражает на скамье внизу
Хмырей-соседей площадная ругань?
Теперь он стар и слаб. Но мысль тверда.
Какая же страшит его беда?
Бунт, буйство, кровь, огонь побоищ дикий?
Иль видит то, чего не видим мы:
Движение миродержавной тьмы -
Небытия владычицы безликой.
Так бывает ранней осенью: неяркое солнце, безоблачное небо, и в прозрачном воздухе каждая линия четко отпечатана, каждый предмет как будто приближен вплотную к глазам наблюдателя и виден во всех деталях. И порой кажется, что за подобную ясность приходится платить некоторым снижением эмоционального накала. Так начинается стихотворение "Усталость":
Усталость вошла мне в глаза,
Вошла - и поныне осталась.
Усталость грядущего дня,
С которым земля сочеталась,
Усталость домов городских
И поля пустого усталость.
Но текст разворачивается, как туго сжатая пружина, и завершается взрывом:
Давильня - сей мир, но не гроздь -
Иное раздавлено тело:
Под прахом, внизу, не вино,
А сердце мое заалело,
Да что мое сердце, когда
Душа как рубаха истлела.
Теперь никакую беду
И счастье нигде я не встречу,
Согласья с собой не найду,
Но больше себе не перечу,
Мне дьявол не страшен теперь,
А ангела я не замечу.
Эти строки проникнуты не усталостью, а трезвой горечью, чувством несколько неожиданным для человека, прожившего длинную и далеко не бессмысленную жизнь. "Посох" книга вообще неожиданная. Уже многие годы главная тема творчества Семена Липкина - война, холокост, сталинские депортации, вся эта кровавая мясорубка XX века. (Отметим на полях мнение Бродского, считавшего Липкина самым крупным поэтом из всех, писавших о войне.) Для него, поэта классической выучки, вопрос - "возможна ли поэзия после Освенцима" - не стоял; более того, именно после Освенцима поэзия, опирающаяся на безграничную веру в могущество слова, оказывается первой необходимостью. Но в одном из стихотворений "Посоха" появляется щемящая нота неуверенности: "Я лягу, страх вобрав окопный/ И помня тех, кто лег во рву./ Как в первый день послепотопный,/ После Освенцима живу." Книга и отличается сочетанием ясности и растерянности; именно здесь возникает внутренняя напряженность, энергетический разряд. Быть может, эта растерянность - следствие внезапного осознания наступившей старости, совпавшей с концом века. Ощущение паузы на пороге небытия делает "Посох" уникальным явлением. Вот одно из лучших стихотворений книги; наверное, одно из лучших русских стихотворений о старости (каковых вообще не много):
КЛИЧКА
Луна грозна, во мгле ночной мала,
Она выглядывает из тумана,
Как бы зловещее отверстие ствола
Из детективного романа.
Убийца - слышим - движется шажком,
А кличка Старость. Птичьим, волчьим стаям,
А также человечьим он знаком.
Мы умираем. Умираем.
Легко сделать вывод: "Посох" итоговая книга Семена Липкина, но это будет неверно. Неверно потому, что в книге нет точки, есть многоточие; вопреки очевидности. Стихи звучат, и звук требует продолжения.
Сергей Слепухин: Портрет художника["Красный", "белый", "зеленый" - кто может объяснить, что означают эти слова? Почему именно это слово, а не какое-нибудь другое сообщает о свойствах конкретного...]Виктория Кольцевая: И сквозная жизнь (О книге Александры Герасимовой "Метрика")[Из аннотации, информирующей, что в "Метрику" вошли стихи, написанные за последние три года, можно предположить: автор соответствует себе нынешнему. И...]Андрей Крюков: В краю суровых зим[Но зато у нас последние изгои / Не изглоданы кострами инквизиций, / Нам гоняться ли за призраками Гойи? / Обойдёмся мы без вашей заграницы...]Андрей Баранов: Последняя строка[Бывают в жизни события, которые радикально меняют привычный уклад, и после них жизнь уже не может течь так, как она текла раньше. Часто такие события...]Максим Жуков, Светлана Чернышова: Кстати, о качестве (О книге стихов Александра Вулыха "Люди в переплёте")[Вулыха знают. Вулыха уважают. Вулыха любят. Вулыха ненавидят. / Он один из самых известных московских поэтов современности. И один из главных.]Вера Зубарева: Реквием по снегу[Ты на краю... И смотрят ввысь / В ожидании будущего дети в матросках. / Но будущего нет. И мелькает мысль: / "Нет - и не надо". А потом - воздух...]