Делать журнальные обзоры мне предложила Виктория Шохина; конкретную форму - худо-бедно - придумал я сам. Вряд ли эти отрывочные и нестройные "впечатления" представляют особую ценность, но, по-моему, они дают возможность взглянуть со стороны на пресловутый литературный процесс. Но необходимо пояснить некоторые смысловые и интонационные особенности тогдашних моих текстов.
Во-первых, в то время я исходил из того, что "толстые" журналы себя изжили и должны исчезнуть (или же радикально трансформироваться). Сегодня мне очевидно, что у традиционных "толстяков" есть своя культурная ниша, и что никому лучше не будет, если они умрут (будет хуже). Во-вторых, дело в том, что в значительной степени мои писания подпитывались энергией противостояния. После октября 93 г. "Независимая газета" перешла в жесткую оппозицию к ельцинскому режиму и в том числе повела решительную атаку на литературно-демократический истеблишмент, поддержавший расстрел парламента. Мне позиция "НГ" не была близка, я с самого начала воспринимал октябрьские события как маленькую гражданскую войну, в развязывании которой одинаково виновны обе стороны. В дальнейшем, узнавая впечатления очевидцев, читая отдельные газетные статьи, я всё больше и больше убеждался, что причиной тогдашней трагедии в значительной мере была серия провокаций, в осуществлении которых преуспели все участники конфликта (провокации правительственных сил были, конечно, более эффектны и эффективны). Впрочем, по вполне понятным причинам, никакого расследования не проводилось, и узнать правду в ближайшие сто лет нам не грозит.
Но как бы ни менялись со временем мои оценки, я никогда не сочувствовал защитникам Белого Дома - не конкретным людям, оказавшимся в чудовищной ситуации, а носителям определенной идеи; я не сочувствовал их целям, их действиям, их намерениям. Поэтому я не мог полностью отождествлять себя с "Независимой", но при всех политических расхождениях мои эстетические пристрастия были близки к пристрастиям Ефима Лямпорта, ведущего критика "НГ" образца 1993-95 гг. Я чувствовал затхлость литературной атмосферы того времени, я видел засилье в критике немзеров-архангельских-басинских, мне хотелось что-то этому противопоставить. Противопоставить я мог лишь свое мнение, свое понимание, что такое хорошо и что такое плохо. Полагаю, Лямпорт думал также, но у него неприятие эстетическое усиливалось яростным социально-политическим протестом. Сказать так про себя я не могу.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
