Я никогда не собирался заниматься литературной критикой; во всяком случае, никогда не думал об этом всерьез. Первые статейки я написал подталкиваемый под руку Ефимом Лямпортом. - Ну, давай, ну, напиши, ну, давай, давай! У тебя получится! Пиши! - Я и начал писать. Получилось ли - судить не мне, но это как наркотик, остановиться невозможно, невозможно преодолеть соблазн авторства, тем более, что опусы мои более или менее регулярно печатались, за что я и благодарен сотрудникам "Независимой газеты" и журнала "Знамя" разных лет Марии Ремизовой, Виктории Шохиной, Ефиму Лямпорту, Игорю Зотову, Александру Агееву. - О любимой газете "Гуманитарный фонд", где я в 1992 году, так сказать, дебютировал, и говорить нечего - одно слово, любимая, а потом я и сам в фонде работал (но к делу это не относится).
Итак, как-то в конце весны или в начале лета, точно не помню, но было уже тепло, мы прогуливались всё с тем же Лямпортом в районе станции метро "Парк культуры" - по набережной, по Комсомольскому проспекту, в переулках и двориках. Курили. Беседовали. Я относительно недавно прочел роман Сорокина "Тридцатая любовь Марины", находился под впечатлением от этой книги и воодушевленно проповедовал конец традиционной литературы, а Ефим - нет, не возражал, но говорил, что надеется на появление какого-нибудь романа похожего на "Белеет парус одинокий", столь же замечательного (наверное, ранняя проза Катаева была для него тогда идеальным примером непосредственно-чувственного восприятия мира). - Забавно, что впоследствии мы с Лямпортом как бы поменялись местами: сегодня он, вооружившись соответствующими эстетическими и философскими теориями, утверждает конец искусства (равно как и конец человека), мне же эта позиция кажется чересчур теоретической, сухой, мне важнее собственно текст, впечатление от него, момент его существования вне зависимости от любой теории, сколь угодно верной.
Но как бы там ни было, мы прогуливались теплым весенним днем, курили, я болтал и болтал о романе Сорокина, а Ефим советовал мне о нем написать. И я написал. Летом 92 года, во время отпуска, сидя в щитовом домике на 6 сотках, утром поливая огурцы и помидоры, а вечером тарахтя пишущей машинкой. Статья получилась разухабистой, безоглядной и наивной, но, по-моему, я тогда во многом был прав; не во всем, но во многом.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
