… if you want to be free from me
You gotta lose me in another world.
("Genesis").
Программку он опять не купил и, щелкнув от балды на каком-то канале, отнес посуду в раковину.
Саша открыл кран с горячей водой и выматерился. Выматерился он не просто так, не красного словца ради и не для ритмической окантовки происходящего, а в ответ на агрессивное шипение и судорожное дерганье змеюки-крана, будто вознамерившегося его ужалить. Уже неделю как воду отключили "в связи с проведением планового ремонта", но Саша все никак не мог избавиться от въевшегося рефлекса. Раз за разом он нарушал священный покой ремонтируемой системы водоснабжения, вызывая в ней шум и ярость, на которые вынужден был отвечать матюгами.
Холодной водой посуду мыть не хотелось, и он, поправив выпадавшую изо рта беломорину, набрал полный чайник и поставил его на плиту.
- Я доеду до "Московской"? - поинтересовались сзади. Судя по голосу, говорил мужчина лет тридцати, явно приезжий, имевший четкий план, как добраться до нужного места, и опасавшийся заехать куда-нибудь не туда. Кроме него и Сережи, удобно устроившегося на одиночном сидении в предпоследнем ряду маршрутки номер тринадцать, были два гладкокожих немца, болтливая русско-еврейская девица с черной родинкой на правой щеке, прилетевшая из Парижу на побывку к мамаше, сама мамаша и какой-то мужчина на переднем сиденье, чьего лица Сережа видеть не мог.
- Я просто не понимаю, почему в этой стране все так долго, у нас все гораздо быстрей, - тарахтела девица, и Сережа представил, как бойко она в униформе таскает тарелки в "Макдональдсе", а потом подумал, что в сумочке у нее непременно должны найтись таблетки гипропила, которые она по дешевке купила в арабской лавчонке. От этой мысли ему стало смешно, и он отвернулся к окну, зачем-то пряча от сидевшего напротив немца свою кривую улыбочку.
За окном бежало знакомое Пулковское шоссе. Сколько раз в былые времена приходилось ему возвращаться домой этой дорогой на грязно-желтых "Икарусах". А вот теперь на грязно-голубой маршрутке, подскочившей на остановку, едва он вышел из зала "Departure", распрощавшись с Мартой.
До Московской добрались быстро - там ехать-то всего ничего. Девица с мамашей уже выбирались наружу, немцу и человеку на переднем сиденье нужно было дальше. Маршрутка шла до "Сенной", и Сережа обернулся, чтобы предупредить давешнего обеспокоенного пассажира...
Все задние сидения были пустыми! "Чертовщина какая-то, - подумал Сережа, - мы же не останавливались, а пройти мимо меня незамеченным он не мог. Глюк что ли был?"
Он вышел на свежий воздух. Сбитые с толку мысли еще какое-то время цеплялись одна за другую, пытаясь объяснить случившееся, но Сереже это быстро надоело, и он попросту плюнул на казус, решив не забивать голову. Зачем? Он проводил наконец свою немецкую невесту, от отпуска еще оставалась неделя, которую целиком можно было посвятить недеянью - он предпочитал этим словом называть ничегонеделание, - так что плюнуть на казус, что называется, сам бог велел.
Вообще, в отношениях с Мартой предстояло еще разбираться серьезно. Она-то была влюблена в него - факт, а вот что касается его самого... Породниться с сытой Германией, конечно, хотелось, но эта ее неуемная, безапелляционная какая-то практичность и полная Мартина неспособность интересоваться вещами, милыми его сердцу, иногда раздражали пренеприятно. Впрочем, его никто не торопил, - и эти мысли тоже были выброшены из головы вон, вслед за "маршруточной" головоломкой.
Первая капля дождя шлепнула Сережу прямо по носу.
До дома ехать было недалеко -
три остановки на троллейбусе в сторону Купчино. Троллейбуса пока не было видно,
зонтика не было тоже, и, чтобы не мокнуть, Сергей заскочил в один из павильонов
на остановке, даже не рассмотрев толком, чем там торгуют. И нос к носу столкнулся
с бывшим однокурсником Саниным, которого не видел с самого окончания ЛГДЫМИ,
то есть почти восемь лет.
Ты как? Где? Что? Сколько? И так далее. Сначала Сережа не приметил даже, что Санин был не один. Невзрачная очкастая девица лет на пять моложе приятеля, которая было отошла чуть в сторону, теперь взяла Санина за локоть и что-то быстро шепнула ему. Брови Санина медленно поползли вверх, и на лице отразилась растерянность, смешанная с заинтересованностью. Сергею любопытно было б узнать, что сказала девица, но это навсегда останется для него загадкой, как не увидит никогда он - жертва пресловутого принципа незавершенности - и лица пассажира, ехавшего на переднем сиденье.
- Вот познакомься, Любаша, - представил спутницу однокашник, - мы с ней... - он сделал едва заметную паузу, как будто соображая, что бы соврать, - вместе в Ленгипропиле работали, а сейчас в Вотерлайфе дилерами. Ничего не поделаешь, жить как-то надо. Кстати, не хочешь заняться?
"Что еще за вотерлайф такой придумали, типа гербалайфа отрава, наверное", - подумал Сергей. Вместо ответа он только досадливо мотнул головой.
Повисла неловкая пауза. Дождь лил как из ведра. Разговаривать, в сущности, было не о чем.
- Льет и льет, просто Ливия, - попытался сострить Санин, но никто даже не улыбнулся. Сережа и раньше-то не слишком любил этого Санина, а теперь, после стольких лет взаимного полузабвенья, тот казался ему совершенно неинтересным, устаревшим каким-то, бессмысленным осколком его собственного Сережиного прошлого. Сквозь стекло павильона хорошо была видна остановка. Троллейбусы по-прежнему не ходили. "Обрыв", - подумал Сергей. Любаша чуть развернула букет, который держала в руках, и, как-то странно взглянув на Сережу, понюхала желтую розу. Только сейчас он заметил, что в магазинчике торговали цветами. Чтобы чем-то заполнить паузу, Сережа машинально выбрал и купил три неестественно фиолетовые гвоздики.
- Слышь, - вдруг шепнул ему в самое ухо Санин. От неожиданности Сережа вздрогнул. - А ты завязал или как? А то у нас есть.
Сергей отлично понял, что Санин имеет в виду. На курсе ходили упорные слухи, что Сережа покуривает травку, и, надо сказать, слухи эти не были лишены оснований. Потом эта забава зачахла как-то сама собой, Сергей и табак-то курить год как бросил. Но каков Санин! Уж от него-то Сережа никак не ожидал этаких шалостей. Он, бывало, позволял себе рюмку-другую в компании, но чтобы наркотики! Похоже, и его товарищу ветром перемен изрядно просквозило мозги.
Продавщица завернула гвоздики в шелестящий целлулоид и занялась другим покупателем. Конечно, следовало отказаться от санинского предложения, но какая-то дурацкая гордость взыграла в Сережиной душе. И еще эти троллейбусы, дождь.
- Да нет, почему совсем. Можно. Троллейбусов все равно пока нет. И дождь. Только где?
- Дождь кончается, - быстро объявил Санин. - А где - не проблема.
Ливень действительно прекратился, так же быстро как начался.
- Пойдем, тут есть тихий дворик, - неожиданно вступила в разговор Любаша. Голос ее был густой и тягучий, как овсяный кисель, и так же неприятен на слух, как неприятен на вкус этот напиток. - Там мо-ожно.
Редкие капли еще падали с неба, но практически тотчас же высыхали, не успевая промочить одежду. Когда троица уже готова была повернуть за угол, Сережа увидел подходивший троллейбус. "А, черт с ним! И в самом деле, мо-ожно разок", - передразнил он мысленно санинскую девицу и, переложив букет в правую, засунул левую руку в карман. Там он сразу нащупал Мартин прощальный подарок - кассету "Bauhauz" - и быстро выдернул руку.
- Сыпь больше, не каждый день старых друзей встречаешь, - расщедрился Санин. Любаша ловко забила косяк. Ее небольшие серые глазки, моргавшие за толстыми стеклами, напомнили Сереже глаза Мартиной бабушки Греты, к которой его водили знакомиться в Гамбурге. Косяк получился огромным, красивым и ровным.
Сделав всего несколько затяжек, Сергей почувствовал, что его зацепило. Из какого-то окна "Иванушки-Интернешнл" орали: "А-а тучи как лю-уди!!"
- Манчжурия, - похвастался Санин и после паузы добавил: - Манчжоу-го.
Любаша хихикнула. Вытекавшие из привычного русла мысли Сергея начали куролесить, закручиваться и вихриться. Они буравчиками ввинчивались в смысл последнего произнесенного Саниным слова. Не найдя ничего на поверхности, Сережины мысли стали забуриваться все глубже и глубже в иррациональное нутро китайского чженьканья-цзеньканья, в тайные гармонии звукосочетаний, недоступные для понимания необкуренных. После недолгих поисков он, как это часто бывает при исследовании тайных гармоний, обнаружил там нечто невыразимо комичное, заставившее и его прыснуть.
- Ман-чжо-у-го, - повторил Серега, раздельно произнося каждый слог. Как некий сигнал, звуковой код, слова эти включили всеобщий смех. Волна неконтролируемого хохота выплеснула из Сережиного горла. Они ржали, как последние идиоты, как будто кто-то щекотал их откуда-то изнутри, держались за животы, чуть не падая с лавочки, делая лишь короткие паузы, чтобы чуть отдышаться.
У Сережи этот приступ длился гораздо дольше. Любаша и Санин уже смотрели на него даже с некоторым удивлением. "Что это я, в самом деле, - думал, тяжело хватая ртом воздух, Сережа, - первый раз как будто. Я же куда опытней Санина в этих делах. Они вроде слегка, а я вот чего-то совсем".
Наконец, и он успокоился. Какое-то время все трое молчали. "О-они одино-оки!.. Тучи та-ак жесто-оки!"
- Мы на день рождения идем, - прервал молчание Санин, - еще надо подарок купить.
Его слова прозвучали как намек. Пауза еще усилила их значимость - и Сереже стало немного неловко. Вот, собственно, все и кончилось: похохотали непонятно над чем, одурманенные Анубисом, то есть каннабисом, - скучно, пусто, бессодержательно. Зачем вообще судьба столкнула их в этом дурацком ларьке?
Он ничего не ответил. Только мелкое подрагиванье губ выдало бы внимательному наблюдателю его легкую обиду, но Люба и Санин в это время уже занялись обсуждением того, какой подарок купить, и не наблюдали за ним вовсе.
"Как я доеду, - думал Сергей про себя, - тащусь, как трактор. Крепко, однако, меня зацепило. Со скамейки бы встать".
- Ну что, давай последнюю и разбежимся? - обратился вдруг к нему Санин. И повернулся к Любаше. - А? - Похоже, дурь-то была ее. Девушка молча достала еще одну беломорину.
"Надо валить, - думал Сережа, - после второй меня совсем развезет. А им хоть бы хны. Странно". То ли это "странно" держало его на месте, то ли еще что - ну, жадность что ли, - но он почему-то не свалил, не распрощался, а спокойно дождался, пока Любаша закончит набивать. Когда вторая пошла по кругу, отказываться уже было глупо. Изрядно доставший всех троих любитель "Иванушек" тем временем поставил свою пластинку снова.
- Ну, нам пора, - пророкотал, добивая пятку, Санин. - Сегодня травка лучше, чем в прошлый раз. Правда, Любаш?
Серега вцепился в скамейку. О том чтобы ехать сейчас домой, не могло быть и речи.
- Санин... Ребята... - выдавил он. - Мне чего-то не встать. Давайте еще посидим чуть-чуть.
- Как не встать? Кончай придуриваться! - хмыкнул Санин. - Нам серьезно идти надо.
- Да он не придуривается, - спокойно сказала Любаша. - Похоже, действительно зацепило некисло. Посидим минут десять, успеем.
Но через десять минут Сережа все так же цеплялся за лавку, силясь удержать равновесие. Он не смог бы пройти и пары шагов.
- Ладно, - вздохнул Санин, - ты тут сиди, кочумай, а мы в лавочку сходим.
- Только вы возвращайтесь, - встревоженно пробормотал Сережа. - Я не шучу, Санин, мне действительно никак одному.
- Ладно, вернемся, - снова вздохнул Санин. - Сиди спокойно, не дергайся. Что-нибудь придумаем.
Когда они скрылись в подворотне, Сережа закрыл глаза. Тотчас все поплыло и пошло вертолетом. Его бросило на скамейку. Сережа ударился головой о деревянную планку, и, как ни странно, этот удар немного привел его в себя. Сердце колотилось, как бешеное. "Слава богу, никто не видел", - думал он. Двор был проходным, и время от времени мимо шли по своим делам добропорядочные граждане и гражданки.
Сережа снова попробовал принять сидячее положение, и это ему удалось, - только теперь перед ним повис веер из рук. Вставая, он провел перед собой рукой, и, как будто запечатленные с помощью покадровой съемки, эти руки на несколько секунд повисли в пространстве. Когда веер растаял, поразительная по своей простоте мысль посетила его: "Ни фига себе, никогда еще не было так". Со стороны Московского послышался визг тормозов.
- Черный пиар тормозит, - мелькнуло в голове у Сережи... - ... нет не пиар, пиар - не машина... - ...машина это пикап... - ...визжит тормозами черный пикап... - ... едут на эппойнтмент черные мейкеры... - ... а почему мейкеры черные?.. - ... негры они или просто черные?.. - ... или на лицах у них черный грим?.. - ... черные мейкеры братья Гримм... - ... а что за эппойнтмент такой?.. - ... и что если мейкеры - это такие, которые из маршруток незаметно выходят, а потом и... - ... ну они типа дела свои совсем по-другому, по-новому делают ... - ... делают, делают, загримировавшись под...
Какой-то мужик вышел из подворотни и приближался к нему. "Мейкер?! Только бы мимо прошел, - стремался Сережа, - только бы мимо". Но мужик и не думал слушаться его мысленных указаний. Приблизившись вплотную, он нахально уселся рядом. "Это не мейкер - мент, - вычислил мгновенно Сережа. - Сейчас загребет. Как глупо! Надо ж быть таким придурком! Никогда раньше не попадался и вот теперь, в тридцать-то три годочка!"
- На Нусрата похоже, - с легким южным акцентом проговорил незнакомец.
- Что??
- Сингер. Похож. На Нусрата Фатеха Али Хана.
"Кто похож? - судорожно соображал Сергей, вслушиваясь. - Эти хали-гали, "Иванушки" что ли похожи? Он что, сбрендил? Нет, скорее я сбрендил. Да что же это за тип?! Не катит вроде на легавого. Или так лихо прикидывается?.."
- Знаешь кто я? - на этот раз прочитав его мысли, спросил незнакомец.
Сережу передернуло. Подавив спазм в горле, он повторил еле слышно:
- Кто...?
- Я - твой Ка, - торжественно произнес мужик.
Какая-то толстая женщина на секунду показалась в окне первого этажа и тут же исчезла за занавеской. Сергей вдруг с сожалением вспомнил свою туповатую немку, с которой хоть и было перманентно скучно, но никогда, просто никогда не могли возникнуть подобные ситуации. "Ка - это из египетской мифологии. Двойник человека, его второе "я" и вместилище жизненной силы, обитает в другом измерении и не встречается с человеком ни в земной, ни в загробной жизни, - услужливо нашептывала в голове память. - Но этот хмырь ведь нисколько на меня не похож: нос картошкой и глазища навыкате. Наверное, все-таки мент. Издевается".
- Ка - двойник человека, его второе "я" и вместилище жизненной силы, - повторил Сережа вслух как можно спокойнее, стараясь показать менту, что с мыслительным процессом у него все в порядке, - а ты на меня совсем не похож... Вообще, ничего шутка, - добавил он на всякий случай.
- Это не шутка, - возразил человек. - Посмотри, какой я нечеткий и темный. Такими могут быть только ка. А похож я на тебя или нет - не имеет значения.
- Как это не имеет?! - Сергей встрепенулся. Подавленность и возбуждение волнами переходили друг в друга. В следующее мгновение страшная догадка пришла ему в голову. Это чей-то чужой Ка хочет втереться к нему в доверие, чтобы уничтожить потом его собственный. Но как от него отвязаться? И где сейчас прячется его врожденный, то есть с ним рожденный, ну в общем, исконный Ка?
Пока он ломал себе голову - а Ка в это время спокойно сидел и что-то лениво жевал - наконец возвратился Санин. "Очень кстати, - обрадовался Сергей, - поможет мне выкрутиться. Если только это настоящий Санин, а не его Ка, который пришел, чтобы помочь этому Ка. А может, Санин вообще все это специально подстроил для них, или... или он - мейкер?.."
Сергей с тревогой наблюдал приближение приятеля. Тем временем Санин уже подошел к скамейке и преспокойно уселся между Сережей и Ка, будто и не замечая последнего.
- Знаешь что, а пойдем-ка ты с нами к Гальке... Цветы ты уже купил. В общем-то, ничего страшного, если мы туда и втроем заявимся.
- А Ка? - чуть было не спросил Сережа, но вовремя сглотнул уже сорвавшиеся было с губ слова. Нужно было быть осмотрительным, до тех пор пока не выяснится, кто же "Санин" на самом деле. Между тем тот явно не замечал темной фигуры слева от себя. "Неужели, все-таки этот Ка - глюк? - с некоторым облегчением подумал Сережа. - Постой, а где же санинская девка?"
- А где Люба? - резко выпалил он, стараясь застать врасплох того, кто выдавал себя за его приятеля.
- Да не волнуйся ты так. Ты чего? Ждет у ларьков. Я обещал привести тебя.
- Ну и растащило ж тебя. Даже завидно, - говорил Санин, помогая Сереже подняться с лавочки.
"Будь что будет, - решил Сережа, - пойду с этим. Одному все равно никак". Шел он с трудом, ноги не слушались, но передвигаться, держась за Санина, все-таки мог. Когда они уже подходили к подворотне, Сергей оглянулся: Ка, который после появления еще одного действующего лица почему-то потерял к происходившему всякий интерес, преспокойно выдувал огромный пузырь из розоватой жвачки. Меломан тем временем сменил надоевшую запись. Из окна совершенно неожиданно послышалось треньканье балалаек оркестра имени Андреева.
- Где она живет, ваша Галька? - уже совсем успокоившись, спросил Сережа, когда у ларьков к ним присоединилась Любаша.
- В переулке Андреева.
- Я что-то не знаю такого. Где это?
- Да тут, рядом.
Переулок действительно оказался совсем близко. Через несколько минут, которые для Сергея промелькнули как одно мгновение, они уже звонили в квартиру Галины. Знакомая Санина жила на третьем этаже сталинского дома в трехкомнатной квартире вдвоем с восьмидесятилетней бабушкой. Когда они вошли, все гости уже были в сборе, а стол накрыт.
- Здравствуйте, здравствуйте, - встретила их улыбающаяся хозяйка, - только вас и ждем. Что-то вы припозднились.
- Приятно познакомиться, - Сережа галантно поцеловал протянутую ему руку, отдал гвоздики и зачем-то присовокупил еще и кассету "Bauhauz". Галя оказалась девицей лет двадцати с черной родинкой на правой щеке и густо накрашенными ресницами. Она сразу напомнила Сергею болтливую попутчицу из маршрутки, хотя была намного полнее последней. "Как будто она резиновая, и кто-то ее подкачал, пока я "мечтал" во дворике... Что ли, Ка постарался?" - мелькнула обескураживающая догадка. Галя была одета в обтягивающие светло-желтые блестящие брючки и неправдоподобно пеструю блузку с огромным значком "Вотерлайф".
- Руки можно в ванной помыть, - Сергей увидел принарядившуюся по случаю внучкиного дня рождения и тоже сильно накрашенную престарелую женщину. Ярко-фиолетовое с кружевным воротничком крепдешиновое платье, прическа а-ля батерфляй и медленные старческие движения делали ее похожей на какое-то экзотическое тропическое насекомое, - я вам включила колонку.
- Бабушка! - смущенно воскликнула Галя. Ей почему-то показалось, что невежливо предлагать гостям вымыть руки.
- Да-да, - почти хором поспешили поддержать старуху Сережа и Санин. - Руки помыть не мешает.
Оба прошли в ванную. Сережа с наслаждением погрузил руки в теплую воду. На стеклянной полочке он успел заметить початую упаковку гипропила и череда догадок уже понеслась хороводом... Но вклинившийся в его мысли Санин легко разорвал цепочку.
- Хорошо им с колонкой, - громко и четко сказал он, вытираясь. - А у нас уже две недели как отключили горячую.
На мгновение изображение пропало, потом экран заполнился розоватым сиянием, превратившимся в стенку ванной комнаты, выложенную розовым кафелем. Потом на стене, как по волшебству, появились белый железный шкафчик с отходящими от него трубами и выполненная рублеными буквами надпись:
ПОКУПАЙТЕ ГАЗОВЫЕ КОЛОНКИ КА-80 В МАГАЗИНАХ "ЛЮБАША" и "ВОТЕРЛАЙФ",
Московский пр. 13 и ул. Бабушкина 33.
Саша загасил беломорину, запихал в рот сразу три хрустящих соломки и переключил программу. По "Культуре" заканчивалась передача о Леониде Андрееве. "Странно, - подумал Саша. - И переулок тоже Андреевским был. А я-то всегда считал, что "Санина" написал Арцыбашев".
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
