Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность


ДВОЕТОЧИЕ

Нас и сейчас чересчур много, а он всегда был один на любом фоне, кто бы в качестве такого фона не выступал - мы или же какие-нибудь его унылые одноклассники, а потом и сослуживцы. Даже звали его не так - Роман, когда все остальные были либо серёжи, либо саши, либы вообще димы.

Рома - старший, вроде как свой, но Рома при этом почему-то отдельно, как будто и не сын наших с ним родителей, а некий лучезарный подкидыш. Он на голову выше, на голову умнее, на несколько обидных метров дальше, чем мы, постоянно плетущиеся в самом хвосте конопатые коротышки с обыкновенными круглыми головами стандартных троечников.

Наша семья с самого начала делилась на три неравные части: папа с мамой, потом Рома, а уже совсем потом - мы, плотной кучкой, едва-едва разделённые между собой годом-двумя, - при этом самой внушительной частью был, конечно, Рома - его бы в этой классификации следовало ставить на первое место, а нас и вовсе не вспоминать, настолько мы были невзрачны и одинаковы - грубо сработанный задник, не более.

О нас, детях наших родителей, знали, что мы - это "Рома и эти", которых зазорно помнить по именам, можно только постоянно путать, не умея даже толком подсчитать, сколько их там ещё, кроме Ромы. Рома был легален, мы - с большой натяжкой.

На всех фотографиях Рома смотрит куда-то в сторону, когда все прочие сообща разглядывают объектив. На последней своей фотографии Рома вообще никуда не смотрит, поскольку лицо его наглухо закрыто отрезом белой ткани.

В морге очень старались, но получилось плохо - и не потому, что в нашем городе нет специалистов по приведению умерших граждан в должный вид перед последним их явлением родным и близким, а просто характер ранения был такой, что даже самый-самый специалист опустил бы руки. Не из чего было собирать.

Рома принял выстрел в упор из двухстволки. Смерть мгновенная, не мучился, но лица, с которым можно было бы прощаться, нет, и Ромы тоже нет - слишком рано, мы ещё не успели хотя бы начать понимать, кем он был вообще. Те, кто знал его случайно или по обязанности, ответят, наверное, что Рома был хорошим милиционером, если таковые в принципе возможны.

Хорошим, но не лучшим, конечно. Он стал бы и таким, но выстрел из двух стволов поставил на нём и его желаниях и возможностях жирное двоеточие, за которым, вопреки правилам любого языка, не оказалось ничего, кроме постоянных теперь тишины и пустоты тут же схлопнувшейся до предельного минимума Роминой комнаты.

Мы долго не могли зайти в неё, отважились только на сорок первый день - и поразились тому, насколько она, на самом деле, маленькая. Маленькая и нежилая, только нежилая уже совсем по-другому, не так, как при Роме.

Рома в своей комнате спал - не больше пяти часов, потому что спать не любил, искренне веря в то, что сон - занятие совершенно бессмысленное, обыкновенное убивание времени, и если бы Рома мог, то завязал бы со спаньём навсегда, но физиология брала своё, и Рома крайне неохотно ей подчинялся - всегда с весёлым ворчанием, начисто отрицая эту самую физиологию и ссылаясь на лень, в которой, якобы, всё и дело.

Утренний Рома носился по квартире с увесистой чашкой кофе в одной руке и с очередным учебником - в другой, а мы в эти минуты ненавидели старшего брата максимально чёрной ненавистью - ещё и потому, что читал он только вслух и не бубнел при этом, а почти даже пел.

Мы затыкали одно ухо одеялом, накрученным на кулак, а второе изо всех сил прижимали к подушке, но помогало не очень - и приходилось уже самим вываливаться в отнюдь не гостеприимную реальность пяти утра любого дня, каким бы он ни был - пусть праздничным, пусть простым и плоским, без разницы.

Рома, конечно, был нам рад. На кухоньке топтались едва-едва адекватные так дерзко и резко наступившей яви родители, стояли в очереди в ванную мы, полуодетые и чуть живые, а Рома на всю квартиру занимался уроками.

Мы от таких каждодневных его занятий готовы были выть, но если Рома вдруг уезжал на несколько дней, мы в первые дни из этих нескольких просыпались так же рано, но в пустоту. Ромы было чересчур, но без него почему-то не было вообще ничего, даже нас.

Мы становились полупрозрачными и тупо шатались по внезапно такой огромной и тихой квартире. Папа с мамой в такие утра сидели на кухне по разные стороны стола, молчали, и лица у них делались напряжённые и почти злые, а мы, не умея мириться с тишиной такого масштаба, нарочито ссорились между собой и, бывало, дрались, занимая и отвлекая себя таким образом на все ранние часы.

То, что Рома пошёл в милицию, вряд ли удивительно: он умел, но сильно не любил учиться и, родительским настойчивым по поводу института намёкам и пожеланиям вопреки, пошёл сначала в армию, а потом и в органы. Ему нравилось. Теперь по утрам он открыто пел, поскольку, хоть и сгинули учебники, привычка заполнять утреннее пространство звуком осталась.

Только не нужно думать, что Рома был прямо совсем одуванчиком - он бывал резок и жёсток вплоть до жестокости, но проблема в том, что таким его помнить нам едва ли хочется. Мы помним и понимаем его исключительно утренним, пусть даже и сквозь наши гудящие от недосыпа головы.

Мёртвого Рому память минует ради простейшего самосохранения, рассеивая укрытую белым горизонталь нашего брата в лохмотья плохо запомненного сна, - такой Роман - без лица, с одними только пожелтевшими руками поверх остановленной груди - из области разве что дурных видений, невсамделишный, плохо придуманный и чужой.

Сейчас уже не важно, что застрелил его спятивший от иррациональной зависти сослуживец, - мы-то знаем, что смерти никакой нет, есть только особый двойной щелчок выключателя, после которого из отдельно взятой жизни тёплым соком выходит её свет - и больше его никогда не бывает, как ни щёлкай. Утро беспощадно чернеет, а комната брата сжимается до размеров обувной коробки. Игрушечные стол, стул, шкаф - и кровать, много лет ночующая сама по себе - в переполненной смутными веточками невозможного теперь будущего пустоте.

Петь по утрам мы так и не отважились.


17 октября 2011 г.

Дальше: ЕЛЕНЫ

Оглавление




© Константин Стешик, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.




Словесность