ТРЕТИЙ
Сказка-миниатюра
Прошлое не проходит, а сохраняется и прибывает вечно, но мы его забываем и отходим от него, а потом, при обстоятельствах, оно снова открывается, как вечное настоящее.
У Константина и Анны было двое детей, мальчики, 13 лет и 7. Один учился в школе, другой только поступил в школу. Анна устала с мальчишками, она хотела еще ребенка, ведь ребенок всегда возвращает женщине женщину. И вот если бы девочку... Ей наскучили костлявые злые кулачки, братские свары, битвы до рассеченной брови, пот, футбольные мячи, невнятные бормотания про невыученные уроки. Ей хотелось чего-то нежного, легкого, как платье принцессы. Что мальчишки? Они не охранят старость, женятся да и уйдут в свои семьи, а девочка пребудет с родителями, и цветы польет, и воды поднесет, и своего мужа настроит так, чтоб непременно ласковые слова говорил.
Анна любила китайскую поэзию, читала Ли Бо; она была натурой тонкой и романтичной; ее настроение легко скользило от печального к радостному и наоборот, как это бывает в музыке Моцарта или в предосеннем саду, где паутинка купается меж яблоневых ветвей в лучах заката.
Вижу белую цаплю
На тихой осенней реке,
Словно иней, слетела
И плавает там, вдалеке.
Загрустила душа моя,
Сердце - в глубокой тоске.
Одиноко стою
На песчаном пустом островке.
|
Константин детей не хотел: боялся ответственности. Он считал Анну немножко ленивой, а та думала похоже в адрес Константина, и не раз они обменивались шпильками.
- Ты всегда делаешь только то, что хочешь ты.
- И ты - только то, что хочешь ты.
- Но я же вымыл тарелки.
- Значит, тебе нравится мыть посуду.
- А ты не погладила.
- А я и не хочу. Гладь, если хочешь.
Так всякий оставался при своих. А потом:
- Ты понимаешь, цапелька, что я не смогу всех вас прокормить?
Анна на это:
- Помнишь, журушка, что сказал Христос - птицы не сеют и не жнут...
"Жаль, что честный человек - не профессия", - думал Константин и вздыхал. И настроение его было, как эти стихи, как возвращение домой холодным зимним днем после долгой разлуки.
С глаз моих утомленных
Еще не смахнул я слезы,
Еще не смахнул я пыли
С чиновничьего убора.
Единственную тропинку
Давно опутали лозы,
В высоком и чистом небе
Сияют снежные горы.
Листья уже опали,
Земля звенит под ногою,
И облака застыли
Так же, как вся природа.
Густо бамбук разросся
Порослью молодою,
А старое дерево сгнило -
Свалилось в речную воду.
Откуда-то из деревни
Собака бежит и лает,
Мох покрывает стены,
Пыльный, пепельно-рыжий.
Из развалившейся кухни -
Гляжу - фазан вылетает,
И старая обезьяна
Плачет на ветхой крыше.
На оголенных ветках
Молча расселись птицы,
Легла звериная тропка
Возле знакомой ели.
Книги перебираю -
Моль на них шевелится,
Седая мышь выбегает
Из-под моей постели.
Надо правильно жить мне -
Может быть, мудрым буду?............
|
Жили они на окраине города, в частном доме, стоящем посреди яблоневого сада, так что ветки, исполненные румяным пророчеством, посентябрю заглядывали во все окна сразу.
Однажды Константину приснилось, что деревья в его саду танцуют под какую-то красивую, нежную музыку. Они медленно кружились, обняв друг друга живыми ветвями, и в басах глухо падали на землю яблоки. А потом пошел снег, который быстро растаял, и все яблоки были со слезой.
Константин проснулся с явным ощущением на губах этой музыки. Знакомая, будто уже где-то слышанная... Казалось, если бы он знал ноты, то мог бы записать ее. А потом он о ней забыл.
Так прошла зима. А в мае зацвел яблоневый сад, запели ветви и кроны, у дороги закипела и застыла, остывая, сирень. Прекрасное время! Анна призналась Константину, что у них будет ребенок. Она сказала об этом в среду, после ужина (дети пошли гулять), ныряя влажным от волнения взором в матовую глубь ножей и вилок. Еще успела заметить, что блестящее лезвие прислоненного к тарелке ножа отразило красный бок яблока. Она не знала, как отреагирует муж. А Константин никак и не отреагировал. Он со струнным спокойствием вымыл посуду, вымыл руки, высушил их полотенцем и отправился перебирать книги в комнату. Оттуда слышалось, как он громко сдувает пыль и шелестит страницами. "Сердится", - подумала Анна. У нее засосало, заныло где-то внутри. Нет, она, конечно, родит, во что бы то ни стало; решено; это ее ребенок.
С Константином дела обстояли иначе. Известие о ребенке никак не могло удобно улечься в его душе: то крылья мешали, то хвост. Он старался не встречаться глазами с Анной, а у той взгляд потускнел и как-то смазался, будто по свежей акварели провели рукой.
- Ты не хочешь? - тихо спросила Анна уже поздно вечером, когда постель была расстелена. Константин, занесший было ногу над кроватью, поставил ее на пол, посмотрел в окно, за которым шевелились, мазались о тьму белые цветы, и сказал сухо и серьезно:
- Нет, я хочу.
- И я хочу, Костя.
- Так ведь здорово.
И Анна нежно клюнула мужа в нос.
Шли дни. Константин ходил на работу, приходил с работы, ужинал и ложился спать. Вроде они объяснились, но объяснения как такового не произошло. Ощущение было у Константина такое: будто он проглотил надутый воздушный шарик, на который отовсюду давила телесная тьма. Он даже цвет шарика ощущал нутром: красный. В свою очередь, Анна проводила воспитательные меры: она вспоминала, что в ее роду, у бабушки, было шестеро детей, а в роду Константина, у прадедушки - двенадцать. И все сыновья! Правда, половина по разным причинам умерли; двое - еще во младенчестве. Но все равно... Двенадцать детей - и как-то воспитывали. Непонятно, что же произошло теперь? А сколько слив у сливы... А яблок у яблони...
А потом яблони отцвели, руки и пальцы на них забеременели, и нужно было что-то решать. Константин чувствовал, как будто не в нежной маточке жены лилась-наливалась жизнь, а сам воздух вокруг напоен жизнью, как всегда бывает особый воздух вокруг плодовых деревьев и весной, и летом, и по осени: густой, сладкий, теплый. Проведешь рукой - и ощутишь легкое сопротивление, точно бы от слабого раствора пространства с речной водичкой, если бы такой мог существовать. Забытое чувство!
Старший сын понимающе молчал. Прибавление в семье, ну что ж тут, он серьезен, такие пустяки не для него. А младший однажды пришел к папе, сел на колени, обвил ручонками и огорошил:
- Папа, у меня будет братик. Мне мама сказала.
- Ну... Братик. Или сестричка.
- А ты кого больше хочешь?
Константин задумался: - Наверное, сестричку.
Он вспоминал, какая пяточка у маленького ребенка. Чудо-пяточка, похожая на косточку абрикосы, розовая, с трогательными складочками и морщинками - как совесть, которая не ноет.
У Константина и в мыслях не было предлагать жене что-то оскорбительное, ужасное. Но сверлила мысль: все можно остановить, вернув жизни прежний вид и темп. Они ходили к иконе Божьей Матери "Призри на смирение" - считается, она помогает роженицам. А в один прекрасный день оказались в некоем помещении, где им сказали, что еще можно.
- Мы не сделаем, как ты хочешь, - говорила Анна, отводя глаза.
- Как я? А я и не хочу. То есть, наоборот, хочу, - комкал слова в губах.
У Анны слезы побежали.
- Ты понимаешь, цапелька, что я не смогу всех вас прокормить?
- Помнишь, журушка, что сказал Христос - птицы не сеют и не жнут...
- Но ведь сказано: нельзя одновременно служить Богу и маммоне. А служить маммоне - зарабатывать деньги.
- А убить ребенка - разве это послужить Богу?
И Константин обезмолвел, а потом сказал твердое мужское: - Нет.
Они повернулись и ушли. В тот вечер Анна была счастлива. Она кричала, визжала и кусалась, говорила, что любит Костю, а на остановке, перед тем как ехать домой, накупила воздушных шариков, один надула и приколола булавкой себе к груди.
Приехав домой, они вышли на середину комнаты и стали танцевать -танцевать без музыки. Как давно они не танцевали вдвоем! Как хотелось Константину в этот момент именно не близости, а вот такого родного, теплого кружения, когда рука в руке, когда ощущаешь талию. До чего же редко мы ощущаем женщину через ее талию, учимся чувствовать женщину через ее талию. Самое возвышенное в женщине - не лицо, не руки, а именно талия: приобнимешь ее - и узнаешь много больше, чем могут сказать глаза.
- Ты не хочешь?
- Нет, я хочу.
- И я хочу, Костя.
А в саду на качелях из длинной и гибкой паутинки баюкал себя успокоенный ветер.
© Владислав Сикалов, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
