ПРО ЖУРАВЛЕЙ, СИНИЦ И ПРОЧИХ ЛИЦ
Сказки
Жил-был товарищ, друг и брат, чувак и крендель - Побрыкайло. Вы что, не знаете Побрыкайло?!! Вы что, не видели, как бегает Побрыкайло за машинами и кричит: "Майор Побрыкайло. Нарушаем?" ...Либо вы не водите машину, либо водите меня за нос!
Побрыкайло - это такой дядька. Такой маленький дядька с большой полосатой палкой. Он будет махать этой палкой перед вами до тех пор, пока вы не переключите его внимание на лёгкий шелест. Побрыкайло очень удивится и станет искать, что же это шелестит. Кстати, это вы шелестите бумажной денюжкой, спрятанной за спину. Денюжку сразу не показывайте. Поиграйте с ним немного. Пускай поищет, а когда найдёт, предложите ему добыть денюжку без помощи рук или с завязанными глазами. Подобные игры способствуют развитию фантазии и сноровки, что необходимо в его профессии. ...Возможно, Побрыкайло застесняется, станет строго орать, пытаясь спрятать смущение. В этом случае, вы должны его поощрить дополнительной купюрой, вынутой в виде фокуса из самого неожиданного места. Увидите, как он обрадуется. Здесь, главное, не скупиться и помнить, что этот самый Побрыкайло когда-то пережил великое потрясение... И мы должны относиться к нему с сочувствием...
Да, да... Когда-то, Побрыкайло был не Побрыкайло, а школьник Тотоха. Тотоха с большой и красивой, как ромашковое поле, душой. Он и в юности был мелким среди сверстников, поэтому многие удивлялись, как в нём умещается такая большая и красивая душа. Папа у Тотохи был мент, мать - тюремный повар, бабка - сторож, а дед - писал стихи... Правда, прятал их от всех, кроме Тотохи. Дед был смешной - большеногий, большеухий, с детскими синими глазами, и полным отсутствием дикции. Дед и Тотоха очень любили бегать по полям без трусов и запускать воздушного змея. А потом, когда утомятся, забирались на стог сена, смотрели на закат, и дед начинал читать стихи, без дикции..., но Тотоха слушал, раскрыв рот. И ещё долго-долго, до ночной темноты, из стога в высоту уносилось: "Пша, пша, ...Бла!... Бла!..." Это было лучшее стихотворение деда о какой-то ещё непонятной Тотохе любви.
"Почему ты не похож на всех, дед?" - спрашивал деда Тотоха.
"Потому что ношу в себе журавля", - говорил дед. Что это значит, Тотоха не совсем понимал. Ну, как это - дед, а в нём здоровенная клювастая птица?!
...Но вот однажды, дед залез на самую макушку высокого стога и протянул руку вверх - в ночное небо, зацепился за невидимый поручень и повис, не касаясь ногами сена. "Деда, ты чо?" - пробормотал изумлённый Тотоха. Проклятая дикция... Дед что-то ответил, а потом распахнулся, как дверь, и слышно было только, как журавлиные крылья бьют, уносясь в высоту...
Когда Тотоха раскрыл глаза, деда не было. Он сидел на стоге сена один, а рядом валялась дедовская тетрадка стихов. "Деда!!!" - заорал Тотоха и побежал по ночному полю, наугад, вслед за невидимым журавлём. "Долбаный журавль!" - а в глазах дед, читающий стихи...
С тех пор, Тотоха не останавливался много лет. Он бежал, мужал и искал журавля. Зачем? А сами то как думаете? Он скупил все книги про этих птиц, изучил по картам все места, где тусуются журавли. Про него говорили: "Дебил какой-то?!", а ещё его спрашивали: "На хрена тебе это надо?!", а ещё ему советовали: "Лучше синица в руке, чем журавль в небе!". Тотоха видал синиц, они не напоминали ни деда, ни стихов, а выкатив быстрые глаза, дрались над шкуркой колбасы. А потом, он нашёл журавля. Даже нескольких журавлей. Целую стаю. Был сентябрь, и они летели клином, курлыкая, взяв курс на ровный горизонт.
К тому времени, Тотоха был уже Антоном Васильевичем, но душа его от этого не уменьшилась. Он схватил здоровенный сачок, и размахивая им, словно флагом, побежал за журавлями. Кстати, решающий момент застал его на двуспальней кровати, где он трудился в поте лица над своей очередной пассией. А тут - журавли!...
Так и побежал, с голой задницей, как когда-то они бегали вместе с дедом. Пассия посмотрела вслед мелькающим ягодицам, и томно произнесла: "Идиот...". А "идиот" орал: "Деда!", и убегал всё дальше.
Да! Это был марафон. Собралась куча болельщиков, они делали ставки, пили пиво и истошно спорили: "Добежит - не добежит!" И он добежал.
Он был уже прямо под летящими журавлями, он уже видел снизу их животы и поджатые лапы. Болельщики по тирольски заорали: "УРА!!!", он раскинул руки, запрокинул голову и счастливо захохотал, распахнув рот!... И тут... Что-то шмякнулось ему на голову. Потом, ещё и ещё... Что-то тёплое, мягкое, похожее на... Да. Да, это было оно... Оно валилось огромными кусками прямо на Тотоху, в его раскинутые руки. Оказалось, птицы здорово гадят. Ну и действительно, не приземляться же им всякий раз за такой надобностью.
Тотоха побежал медленнее, потом встал, и в первый раз в жизни заплакал. Он плакал и смотрел вдаль, куда вместе с журавлиным клином улетала его мечта, чтобы никогда больше не вернуться.
...под ногами что-то назойливо пикало. Это была глупая синица с бессмысленными глазами и куском булки в зубах. Тотоха взял её в ладонь, долго смотрел, а потом сочинил своё единственное стихотворение - первое и последнее за жизнь. Он его не записал. Никому не рассказал. Но оно прозвучало в душе Тотохи..., перед тем, как Тотоха исчез. И остался Побрыкайло. Просто Побрыкайло. Это такой маленький дядька с большой полосатой палкой.
...Я бегу за стаей журавлиной
Только сытым птицам всё равно
Отделяясь, налету, от клина
Мне в ладони валится .....
Много валится. Журавль - большая птица
И на кой такая мне нужна
А может, завести себе синицу?
В той поменьше вместится .....
|
"Скажите мне, ДА или НЕТ!??!!", - орал Печенегов, врываясь к прачкам. "Пошёл на хрен!!!" - отвечали прачки.
...Дело в том, что Печенегов любил прачек, а они его - нет. Зато, Печенегова любил слесарь 5-го разряда Ефимыч. ... "Скажите мне что-нибудь!..." - нудел Ефимыч, таскаясь за Печенеговым по прачкам. "Иди в задницу!?" - отвечал Печенегов Ефимычу, и тот млел.
Но, и это - не главное. А главное то, что в городе появился новый мэр, который издал приказ о любви. Согласно этому приказу, все должны были влюбляться не менее двух раз в неделю. Так как штрафы за неисполнение приказа были страшенные, предприятия срочно закрылись, транспорт остановился, и все... Пошли. Любить.
Любили старательно и энергично. Любили где угодно, куда угодно и кого угодно! ...Да-да, здесь фантазия читателя уводит его в мир эротическо-порнографических изысков. Стой! Читатель! Давай вспоминать вместе: любовь бывает разной, а уж спектр её проявлений таков, что просто башню срывает!... Например, пикантная любовь пионеров к старушкам! Лишь на первый взгляд она основана на карьеризме инициативных детей! Или... Любовь Петровна..., которая за свои 60 лет ни разу не занялась сексом... Парадоксов много. А в это время, в городе... Животные снизошли до людей и полюбили их. Подчинённые любили начальников, начальники писались в восторге от подчинённых. Мужчины, наконец, любили женщин, других мужчин и ещё кого-то там... Женщины, в свою очередь, любили всех подряд по щедрости душевной. ...А однажды, на центральной аллее, видели голубя, который целовался взасос с евреем Рифельсоном! Конечно, все знают из библии, что за 9 месяцев до появления Христа, к деве Марии залетал некий голубь. Но!... Вспомнить и восстановить развеянные уже веками родственные связи!... Это, знаете ли, не хухры!..
А теперь о сексе. Читатель!.. Секс стал вымирать вместе с презервативами. Последние кончились, первый потерял в рейтинге. Всё почему?! Да потому, что секс - это лишь поиск, довесок, пасынок любви. В отдельных случаях, побег от оной. А была сама Любовь. В чистом виде. Здесь и сейчас. Посему, ну не доходили до секса ноги, не дотягивались руки, не дотумкивала башка человечья! ...И только дикие лоси, втихую, за кустами, торопливо вершили свои дела. Но все об этом знали, так как на шухере у лосей всегда стоял нехороший человек Конюхин, нервно озирался, потел и курил. Таким образом Конюхин проявлял свою бескорыстную любовь к похотливым лосям.
Поясню тебе, мой пытливый друг, ещё кое-что про секс. Исчезло и потеряло в рейтинге не всё. Да! Самоликвидировались лишь такие проявления сексуальной жизни, как "пересып", "трах-тарарах", "по пьяни", "со скуки", "от злости". Зато, остался "от винта", "от всей души", и, главное, "самозабвенно". Ну, а так как, такими видами секса владеет лишь ничтожный процент человеческого поголовья, то, что секс жив, знал только этот ничтожный процент. Остальные в это время осваивали новую модную фишку - любовь.
Приказ нового мэра исполнялся безукоризненно. Не возбранялся ни один вид любви. Как и раньше, была популярна любовь несчастная, присущая в основном людям нездоровым, творческих профессий и варьирующих наклонностей. Приветствовалась любовь до гроба, любовь с любого по нумерации взгляда. Любовь земная и космическая, любовь тайная и афишируемая, любовь приобретённая с годами, любовь грустная и шальная! И к любому виду любви предъявлялось лишь одно требование - её настоящесть.
И дело, вроде, шло на лад. И люди, вроде, стали возвышаться.
...И заведись же в этом городе такая сволочь, как Печенегов! С него начинается сказка. Ходячее гормональное расстройство с гипертрофированным либидо. Он любил прачек просто патологически... Вышел как-то Печенегов на центральную площадь города, снял свои истёртые в марлю трусы, поклонился на Восток, выкурил папироску, потом выкрикнул матное слово и застрелился. Обалдевший и влюблённый в Печенегова слесарь Ефимыч, в шоке, передушил всех прачек. Последняя прачка оказалась весьма грузной, и Ефимыч легкомысленно погиб под ней, совершенно забыв, что не доварил главную водопроводную трубу города. Тут же дали воду, которая превратилась в настоящий потоп. Город гиб на глазах. Тут же подсуетился Ной со своим ковчегом, предлагая утопающим горячие бутерброды и недорогие места на борту. Его расценки действительно были доступны, но у тонущих размокли деньги, так что всё обломалось, и Ной уплыл, прихватив еврея Рифельсона с не размокающей дисконтной картой и голубем.
...Всё скрыла мгла. За мглой какое-то время что-то ещё нецензурно булькало... Потом наступила тишина.
...И встало солнце. И была вода. И был Ной. И был ковчег. И сидели на летней палубе двое - еврей Рифельсон и голубь. И истово целовались они, без всякого шанса размножиться. И Ной, проверяя кассу, задумчиво сказал: "...вот падла... Карта просроченная..."
Жил-был Идиотский Ковбой. Когда он рождался на свет, врачи не знали, что и сказать. Сперва из недр материнской утробы появилась ковбойская шляпа, потом пошёл дым, источником которого была сигара в зубах пьяного младенческого лица, потом на свет появились крупные руки новорожденного, терзавшие за грудки бледного (и бог весть, откуда завалявшегося в утробе) адвоката. Дальше дело застопорилось.
И как мать ни тужилась, младенец оставался по пояс наружу, как вкопанный, и хрипло распевал куплеты о кактусах. Врачи созвали консилиум и предположили, что младенец застрял из-за шпор на сапогах. Как они были наивны... И как синхронно заорали: "Твою мать!!?", когда из утробы раздалось ржание, и выяснилось, что младенец сидит в седле, прикреплённом к коню.
Слабаки-врачи уже валялись в обмороках, когда счастливая мать, наконец, взяла на руки младенца и коня, и прошептала довольно: "В отца!..." Кого именно она имела ввиду, младенца или коня, неизвестно. В конце концов, это её личная жизнь. Но истинная заминка произошла чуть позже, когда очнулись врачи, и мать осведомилась у них: "Это мальчик или девочка?"
Конь, откровенно, был девочкой, а вот младенец был в ковбойских кожаных штанах... Если это была девочка, то, мягко говоря, какая-то удивительная, а если мальчик, то почему пьян, как сапожник?! Теряясь в догадках, главный врач вдруг намекнул матери: "Кого вы хотите?" На это мать смутилась, дала врачу по скуле и почему-то заявила: "Не тебя же!" И правда. Этого врача никто не хотел. Он был какой-то безрадостный, не зажигал. Но суть не в этом. Пол ребёнка решили определить по первому мочеиспусканию. Если девочка, то будет писать сидя, если мальчик - стоя. В это время младенец стал плясать вприсядку, по ходу танца и помочился в штаны. Вот и пойми, то ли когда подпрыгнул, то ли когда присел. Врачам надоели эти опыты, и они ушли пить формалин в подсобку, а главный врач, которого никто не хотел, бросил через плечо: "Какой-то, мамаша, ребёнок у вас идиотский!" С тех пор так и повелось: Идиотский Ковбой.
Развивался Идиотский Ковбой совсем не так, как обычный ребёнок. Дети начинают говорить, этот начал выражаться; дети начинают ходить, этот начал шляться; дети ручки тянут, этот стал распускать. А в школе, когда все дети делали уроки, Идиотский Ковбой делал ноги.
Но на самом деле, недостаток у него был всего один - грёбаная доброта!... Доброта эта выражалась не в спасении мух из супной миски, не в сердобольном покачивании головой над брошенным щенком. Проявление грёбаной доброты Идиотского Ковбоя шокировало всё монгольское население. Так уж вышло, что жил он в монгольском хуторе "Пьяный хрыч".
Так вот, идёт, бывало, Идиотский Ковбой мимо чего-нибудь и видит грандиозную старушку, такую классически сморщенную, словно сдутый воздушный шар. И просит она подаяний, и плачет, и вообще очень убедительно выглядит.
А он ей по морде! Представляете? Типичный монгол на это сказал бы: "Сраный отморозок!", что в переводе означает "Обмороженный, обкакавшийся человек!" Но мы с вами не будем спешить с выводами, в отличие от типичных монголов, и посмотрим, что произойдёт дальше.
...Вот нищая старушка уже встаёт... Вот она уже смотрит пристально на Идиотского Ковбоя... Вот мозг старушки начинает гудеть, как процессор, идёт поиск вариантов... Сперва лицо её собирается в горестную фигушку, способную разжалобить любого, но не Идиотского Ковбоя. Затем в ход идёт скрипучая брань, способная прижать к ногтю любого, но не Идиотского Ковбоя. Он стоит перед ней, потирает запотевший кулак и мочится в штаны. И вот тогда, старушка начинает раздуваться, вот она уже достигла размеров красного разъярённого дирижабля... Затем она делает мощный хук ногой - своей румяной тугой ногой по шеяке Идиотского Ковбоя. В итоге, один - в реанимации, вторая - в бойцовском клубе зашибает бабки. Воспряла, налилась!
А Идиотский Ковбой в реанимации уже как родной. Ведь он там далеко не в первый раз. Его туда ещё Папа Римский отправлял, за то, что ещё в ту пору, когда Папа был неприметным дьячком в покосившейся сельской церквушке, Идиотский Ковбой, зайдя в церквушку, забычковал о дьячка сигару; а когда тот взвыл, объяснился: дескать, перепутал дьячка с урной; тоже серая, тоже помоями воняет. Ну вот, после этого дьячок, с уязвлённым самолюбием, полез на высоты, и стал Папой Римским. Того теперь с урной не спутаешь. А Идиотский Ковбой, с прокушенным ухом и носом, попал в реанимацию.
Следующим, Идиотского Ковбоя, определил туда Казанова. Точнее, будущий Казанова. А в ту пору, заезжий очкарик-семинарист, похожий на пинцет, с голосом типа "фальцет". Идиотский Ковбой приветствовал его вращательным движением таза и фразой: "Здравствуй, дурашка!? Иди к "папочке"!?" И задел за живое. Семинарист-пинцет, действительно, имел гомосексуальный опыт, а потому немедля и с полным рвением стал доказывать обратное, пустив в ход абсолютно всех местных девок, тёток и старух. В итоге, вошёл в историю, как Казанова. А Идиотский Ковбой вполз в реанимацию, как жёваная калоша.
Он и сейчас в реанимации - этот прямолинейный придурок. А если он повстречается и вам, то постарайтесь его не бить. На нём и так живого места нет. Вы просто послушайте Идиотского Ковбоя. Что вам, жалко что ли?
Жил-был Хрен. Да просто Хрен! И не то, чтобы уж там какой-то Хренастый Хренище, а так... - просто Хрен и всё. Хрен был маленьким... Но, расстраиваться и комплексовать не нужно. Он ведь рос! Причём, быстро! Жил он среди какой-то растительности непонятного происхождения. Растительность только то и умела, что шевелиться от ветра да щекотать неосторожные конечности. А больше ничего. Так что, Хрену было скучно. Хрен и растительность назывались общим словом - "хозяйство". Так говаривала та баба, что приходила иногда. Она подбоченивалась, крякала: "Ого-го! Хозяйство!", потом сморкалась и уходила. И Хрену опять было скучно. Чуть позже, появлялся какой-то мрачный мужик с мотыгой, долго и злобно стоял над Хреном, примеряясь... Но, мужика звала та самая баба, и он уходил, трагически матерясь. И вновь Хрену было скучно среди бестолковой поросли.
Но, вот, однажды, перед Хреном возникла довольно странная компания. Их было трое. Они долго молчали, подбоченясь. У Хрена лопалось терпение, он хотел спросить! ...Но постеснялся, поэтому сначала спросил у тополя, потом у ясеня, потом у месяца...., а потом трое заговорили сами. Тот, что был повыше и самый помятый, заорал: "Здорово, что ли!? Тёзка! Я тебе имидж-мейкера припёр!", на что второй (тот, что был в белых лосинах и маске Зорро) раскланялся, призывно облизываясь. "Это Йёхимбэ!" - не унимался долговязый. Тем временем, третий (небольшого росточка, с пропитым лицом) совершал круг почёта, придирчиво оглядывая Хрен со всех сторон. "А это... Ты не обращай внимания! Походит, походит, да и пройдёт! Гы-гы!!!" - ржал длинный. ...Хрену был не понятен ни этот юмор, ни визит данного конгломерата, ни то, почему он приходится тёзкой долговязому с нездоровым цветом лица, ни имидж-мейкер Йёхимбэ, короче ничего было не понятно.
Тут, в его плечо осторожно постучались. "Вот что, голубчик. Я вас беру." - сказал тот, что совершал круг почёта. - "ПодхОдите. Да и возраст у вас - самый сок. Конечно, придётся покрутиться. Так что? Согласны?".
"Покрутиться?!" - спросил Хрен то слово, что ему запомнилось. "Разумеется!" - потирал маленький потные ручки. - "Или вы думали, что кому-то будете по зубам вот так, без переработки, без специй?"
"Отвали!" - забасил длинный. - "Ты, тёзка, его не слушай! Он тебя в мясорубку засунет, в лапшу изрежет! А потом, пьяни всякой на закуску будет предлагать! Они тебя под пьяную лавку будут жрать, а на утро и не вспомнят, чего жрали! А потом... ты превратишься в говно! Понял?!"
"Можно подумать, любезный, вы предлагаете что-то лучшее", - скептически скривил брови маленький, и неодобрительно посмотрел на Йёхимбэ в белых лосинах и маске Зорро.
"А чего же!? Ясен пень! Заключает с нами контракт, этот перец с ним работает, и мы сплочённой командой имеем всех и всё!" - длинный даже присел от восторга. Йёхимбэ по-русски не говорил совсем, поэтому сопровождал речь длинного активной жестикуляцией. Жестикуляция наводила на странные мысли... У Хрена внутри от этих жестов засвербело на подсознательном уровне, и он решился на прямой вопрос: "А чо...?"
"...йвачо! Не горячо!?" - заржал длинный, почему-то хватая Йёхимбу за задницу.
Было понятно, что перед Хреном открываются невероятные перспективы. То, что в нём заинтересованы, он понял ещё и потому, что трое вцепились в него и стали тянуть в разные стороны. Хрен, зажмуриваясь и треща по швам, припомнил зачем-то басню Крылова про "воз и ныне там...". Но Хрен - это не воз... С корнем и треском его выдрали из земли и порвали, как грелку... На три неравных куска... Теперь, среди растительности, валялось то, что раньше было чем-то целым, зелёным, о чём-то мечтавшем, наверняка. Трое брезгливо расступились, сплюнули, пробормотали что-то, типа: "Ни себе, ни людям...", да и разошлись.
А Хрен лежал среди равнодушной поросли, пытался собраться с корнем, с силами, с мыслями, но у него уже не могло получиться.
Мораль: самореализация - это говно. Но, без этого ты загнёшься, так или иначе.
Злая сказка, да?
Жил-был сытый большой человек. Ему было трудно. Мало того, что он был неприлично богатым и абсолютно сытым. Он был ещё и везучим. Пёрло, буквально, во всём! Вы только вообразите себе это паскудство!? Захотел денег - завал денег, захотел славы - телохранители трещат под напором вожделеющей толпы, как речной камыш, подумал о любви - тут же пришла, сама разделась, сама оделась... Он видел весь мир, не по одному разу каждую злачную страну. И всюду путь за ним устилался цветами, детьми и женщинами, которые никаких претензий не предъявляли, а только рыдали от безумного восторга и рвали на себе волосы! Представляете себе, какой ужас?! Осознаёте всю степень его нечеловеческого одиночества?! Да-да, этот бедный человек не мог прокатиться на троллейбусе или трамвае, я уже молчу про метрополитен... Ведь в этих местах на него налетали поклонники с пинцетами и клещами, и выщипывали на память волосы ото всюду, даже из подмышек...
Он прятался по крутым тачкам, забивался там, как мышка, и дрожал от страха перед своей кошмарной жизнью... Однажды, он даже хотел повеситься. Но его опередили все его 58 телохранителей. Заподозрив неладное, телохранители, с криками "Да на кого ж ты нас...!!!", раскидали по всему дому петли, и болтались всюду, как странные синие люстры в костюмах... Он бродил между повесившимися охранниками, и разочарованно отмечал, что они позанимали все свободные крюки в доме.
...Ужас продолжался много лет. И вот, как-то утром, этот человек понял, чего ему не хватает. ЭКЗОТИКИ!... Он стал скакать по дому, бултыхаться в джакузи, пить из беде свежую водицу и радоваться, как маленький! Конечно же, экзотики! Я не стану сейчас рассказывать о тех трёхголовых индюках, восьмигрудых женщинах и двузадых мужчинах, которых ему тут же доставили большим контейнером в качестве экзотики. Мы то с вами знаем, что этим сейчас уже никого не удивишь.
Короче говоря, он пошёл за экзотикой самостоятельно. Ну, а так как этому человеку пёрло во всём, он сразу набрёл на один ветхий домик с марлевыми шторками, от которого пахло общественным туалетом. Уже приятно! Ноздри щекотало предвкушение. В этом домике располагалась коммерческая организация "Ё.. твою мать!", которая как раз таки занималась экзотикой. Дверь пришлось выломать лопатой, так как она разбухла от влажности. Внутри встречала приятная дама (почему-то совершенно голая и пьяная), но приятная всё равно. Дама выслушала нашего общего знакомого и понимающе закивала. Причём, кивала она так усердно, что едва не разбила голову о стеллаж. Сразу было видно, что она поняла всем сердцем необычную просьбу нового клиента. С формальностями покончили быстро, с формалином (дама пила формалин) было чуть дольше. И вот, в его руках был заветный клочок туалетной бумаги с адресом, где его ждала ЭКЗОТИКА!...
Боже!... Как он был счастлив, прибыв на место, где его встретила чавкающая грязью тропа к заветной перекошенной однозвёздочной избе, обосраные мужики, валяющиеся по обочинам, печальные тощие свиньи, злая рябая баба, которая умела давать только тяпкой по морде и никак иначе!... А когда он увидел кузнеца-стоматолога, с руками по локоть в кровищи, восторгу его не было предела.
И поцеловав взасос лишайную корову, натерев лицо навозом, расхохотавшись в ядерное зелёное небо, он почувствовал, что плачет... Впервые за много лет плачет от счастья, от остроты и живости ощущений, от восхищения!... Он посмотрел в заплывшие глаза рябой бабы, которая уже занесла над ним тяпку, и сказал: "Станьте моей женой!!!"
Баба согласилась! Ну, просто, окончательная пруха!
...НЕКТО смотрел в окно. Смотрел долго и серьёзно. Он наблюдал, как окно меняет форму, и менял форму тоже.
Сначала, окно походило на иллюминатор. И НЕКТО был похож на сосредоточенную рыбу, глядящую на строгий обезвоженный мир. Затем, окно покрывалось решёткой. И вот, птица обнимала крыльями прутья, плакала. Чуть позднее, окно покрывалось паутиной льда. И какой-то шизофреник кричал: "Треснул мир! Мир в ромбах!..."
По весне, лед таял, оставляя капли воды. И эгоист мирно курил траву: "Это слёзы. Обо мне. Значит, я могу быть спокоен..."
Приходил зной, приносил пыль на окно. И сонный, летаргический взгляд уходил под веки, чтобы дождаться живых времён...
А потом, пришёл град. Чеканно, мерно, чаще..., чаще!.., злее!!... Громко! Оглушительно! По голове!... По нервам!...
Напряжённый подумал: "НЕКТО стучится?", и подошёл к тёмному окну. Но ничего, кроме своего отражения, не смог там увидеть. "Выходит, это я к себе стучусь?", - подумал растерянный. - "Я что-то хочу сказать? ...Но, я так страшно стучу, что... я, пожалуй, не открою!"
...Громыхнуло. Стекло ухмыльнулось косой трещиной...., и рассыпалось...
И так тихо, тихо стало... Ни ветерка. Ночь.
НЕКТО стоял у окна и не знал, есть ли он теперь в комнате... или нет.
© Наталья Шапошникова, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
