Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ПРО  ПТИЦУ  НЕДОЗАВТРУ

Сказки


СКАЗКА ПРО ПТИЦУ НЕДОЗАВТРУ
СКАЗКА СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ
СКАЗКА ПРО ПОЛОВИК ТОЛЮ
СКАЗКА ПРО ТЕОРИЮ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
СКАЗКА ПРО СВЕТ
СКАЗКА-ЛУЧ...
Я ВСЕГДА С ТОБОЙ
СКАЗКА ПРО ДОЛБАННОГО АНГЕЛА ЕФИМА



СКАЗКА  ПРО  ПТИЦУ  НЕДОЗАВТРУ


..Жили-были жители. Да-да, было и такое.. Жители жили в плоскости номер четырнадцать. От плоскости номер четырнадцать, от самого её средоточия, разухабисто оттопыривался и уносился ввысь перпендикуляр номер один. На самой макушке луча того перпендикуляра сидел Некий. Хорошо, что Некий не носил шлёпки, ибо, если бы от неосторожного покачивания ногой с него свалился бы шлёпанец..., Некому было бы некому шлёпанец принести. Потому что так высоко, на макушку луча никто никогда не смог бы добраться.

Некий и сам не помнил, откуда он здесь. И как его зовут. Он давно утерял свой паспорт, и поэтому даже не помнил, как он выглядит, ведь фотографии при нём не было, и зеркала не было тоже.

Некий смотрел в Вечность, а Вечность транслировала новости. Пульта у Некого не было, поэтому он постоянно куксился и выпучивал глаза. Это он так сигнализировал Вечности, чтобы не была такой падлой, и немедленно переключила на футбол!!! Вечность делала вид, что ни хрена не замечает, как Некий куксится и чванится и трясёт побагровевшими ушами.

Так вот... Вечность транслировала новости из плоскости номер четырнадцать. Там какой-то пухлый выдвиженец в жёванной рясе, махал крестом призывно и бубнил непонятные словеса. Некий креста пугался, прятал голову между коленками. Некого бесил этот предмет в руках бородатого мятого выдвиженца....Почему крестовина то?... - думал Некий. -...Почему не молоток?!....

..А в это время выдвиженец уже хватался за кадило... И дымил им почём зря, с таким умным видом, словно эти его помахивания жестяной вонючей дымной кружкой на цепочке многого стоят.

..Иногда Некий просто смотрел на выдвиженца и тихо нервничал, иногда Некий засыпал под мерное гудение платья-бороды, иногда, смеха ради, требовал транслита. И Вечность включала функцию перевода. Переводчик был старый, со скудным лексиконом, поэтому Некому смысл гудения выдвиженца был понятен лишь обрывочно.

Особенно настораживало то, что выдвиженец натужно выкрикивал странное слово "гОспОди!!!!", словно бы обращаясь к Некому. С этого обращения выдвиженец начинал, а завершал свой трёх- а то и четырехчасовой гудёж разунылым песнопением...

Что было в промежутке.., Некому оставалось только догадываться.. Ибо, Вечность настойчиво транслировала плоскость номер четырнадцать в крупных планах. Некто видел разные... изумлённые серо-голубые.., прямые карие.., зелёные исподлобья.., красные мокрые... У Некого наверное тоже такие были.. Он не знал. Ведь он не видел своего лица..

Все они располагались попарно, но пары глядели вразнобой. Обращаясь то к низкому, почти хрущёвской планировки, небу плоскости номер четырнадцать.., то к недалёким горизонтам плоскости номер четырнадцать.. А иные продвинутые додумались таки стоять прямо в том месте, откуда разухабисто оттопыривался перпендикуляр номер один, на макушке луча которого сидел Некий..

Они просто стояли и смотрели, придерживая рукой сползающие крыши.. и шапки. На них были шапки, потому что в плоскости номер четырнадцать была зима. Плюсовая, бесснежная, зелёная, пляжная...зима. Её можно было услышать, прислонив чуткое ухо к груди почти любого жителя плоскости номер четырнадцать.

..Дело в том, что для наступления весны, плоскости номер четырнадцать требовались Птицы.. Если бы Птицы прилетели, их бы сразу заметили всяческие художники Саврасовы, и начертали бы полóтна, возвещающие Великую Весну.., и все бы это увидели.., и стало бы тепло...!

Короче, все ждали.., Вечность транслировала.., а Некий хотел футбола. Некий очень нервничал из-за того, что пропускает очередной ответственный матч, а Вечность так и не позволяет переключить канал... Он хотел уже крикнуть жителям плоскости номер четырнадцать, чтобы те от него "Ацтали!!!!!!"..

И вот тогда он додумался!.. Все мы с вами знаем, как заметно просветляется мозг, как активно он начинает работать, когда мы держим перед собой собственный стимул. А футбол - бесспорный стимул! Так вот: Некий додумался распатронить припрятанный в Вечности инкубатор! Он вынул оттуда несколько подрощенных Птиц, странных, прозрачных птиц с преогромными пренеземными глазами.., на каждой птице написал слово, и наладил птахам хорошего пенделя, благословив их на все тяжкие в плоскости номер четырнадцать, а сам наконец-то уселся поудобнее на макушке луча перпендикуляра номер один, водрузил на коленки ведро попкорна и уткнулся в заветный футбол!...

Птицы летели и орали!!!! Птицам было страшно и холодно. Их стремительное падение с макушки луча перпендикуляра номер один было хаотичным и нецензурным!..Но, к счастью, люди не понимали языка Птиц, не распознали сути их воплей.., а просто стали бегать внизу ошеломлённо, раскинув руки, толкаясь.., кто с сачком, кто с подолом, кто с парой загребущих ладоней.. Каждый старался вычислить траекторию валящейся с луча Птичьей орущей тушки, дабы заграбастать немедля сей дар Некого.

Но, как бы ни были точны местные вычислительные технологии, Птицы закономерно урюхались в самых неподходящих местах, с глухим стуком, подняв клубы пыли.

Набежали жители.. И стали читать Птиц, дербаня их, перекидывая из рук в руки, и перечитывая на сто рядов. Птиц было пять. На одной было написано "ДА", на второй "НЕТ", на третьей "ИСТИНА", на четвёртой "ЛЮБОВЬ", а на пятой.... странное слово "НЕДОЗАВТРА".

...Темнело.. На плоскость номер четырнадцать спускалась ночь.. А ночью трансляции в Вечности не велись ввиду плохой видимости и помех. Поэтому, последнее, что могла заметить Вечность - это медленно стягивающихся в плотный узел неясности жителей плоскости номер четырнадцать.. Они шли к основанию разухабисто оттопыренного перпендикуляра луча номер один.., заключая в плотный правильный круг пять Птиц.. Чтобы снова читать их, и понять, что с ними делать... В центре правильного круга, обложившись пятью едва очухавшимися птичьими нецензурно сдавленно кряхтящими от ушибов тушками, стоял какой-то Дядька, который сказал: "Так давайте же, братья....!!!"...и в Вечности пошли помехи.. наступила ночь.



Утром завыла сирена! Сирена сверлила и разрывалась прямо в уши спящего в крошках попкорна Некого.. Плохо, что Некий не носил шлёпки! Иначе, он зафигачил бы смачно своим шлёпанцем в орущую сиреной Вечность и продлил бы свой сон.. Но, фигачить было нечем.., и Некий проснулся. В глаза бил белый свет. Это в плоскости номер четырнадцать наступило утро.., и Вечность транслировала это утро во все свои экраны!..Зазвучала приветственная речь выдвиженца с каквсегдашними "гОспОди" и заунывными песнопениями. Но выдвиженец в этот раз находился не в стационарной студии, оформленной под фреску, со свечами и массовкой из старух в чёрном.., а работал на камеру, шествуя по улице.. За выдвиженцем бойко следовала лучезарная толпа с какими-то знамёнами в кисточках и крестиках.. Выдвиженец приветственно кивнул в экран Некому и возвёл глаза вверх... Вечность навела фокус.. Там, высоко над всеми, кроме Некого и Вечности, на сияющей луковице храма была распята Птица "ИСТИНА". Она дивно смотрелась! У жителей плоскости номер четырнадцать спирало дыхание и в глазах полыхали слёзы восторга и раболепия.. Конечно, кровь несколько опошляла картину.., но в целом мёртвая "ИСТИНА" была великолепна!!!

..Потом выдвиженец загундел опять что-то, глядя на Некого через экран, и замахал своим вонючим кадилом. Это снова раздражало Некого, и он перевёл взгляд на другую камеру слежения.. Ту, что транслировала другую часть плоскости номер четырнадцать. А там было шумно, и жителей пёрло вне всякой меры. Их было человек что-то около тысячи. Все бритые, все здоровые, все с прутьями арматуры в зубах! Сразу видно, что величайшие гуманисты и юннаты! Их птица (они так решили, что она - их) была ещё жива! И смотрелась модно! Вся в граффити, с победным гребнем на смешной своей общипанной голове, эта подопечная с именем "НЕТ", быстро перебирала ногами, дабы не упасть, запутавшись в кожаном ремне, на котором её волокли за собой бритоголовые. Они радостно кричали "НЕТ!" и дубасили прутьями арматуры птицу, которая тоже орала на это "НЕТ!!!!", и всё это сливалось в общую неуязвимую Гармонию!

..И даже проходя мимо большого холма, на котором стояла Птица "ЛЮБОВЬ", они всё равно орали "НЕТ", били Птицу "НЕТ" прутьями арматуры.., и командовали "ФАС!!!"...Птица "НЕТ", поджав от ужаса копчик, ломилась на холм, попутно сплёвывая выбитые зубы, рыча и роя когтями землю.. А там, на холме, избивая на потребу свою сестру Птицу, осведомлялась со слезами на глазах: "За что они тебя?...", и снова била. А Птица "ЛЮБОВЬ" смотрела грустно в глаза сестры своей, и отвечала: "Ты о чём?.. о том, что мои лапки закатаны в бетон?.."

"Да! Бля! Да! Я об этом!" - пинала "НЕТ" свою сестру "ЛЮБОВЬ" в странном отупении от животного инстинкта самосохранения (ведь её тоже могли убить за непослушание)

"Посмотри туда..." - говорила Птица "ЛЮБОВЬ", указывая ослабевшим крылом вниз, к подножию холма.

..Там стояли люди. Много. Много. Очень много людей. Они все стояли по отдельности. Никто из них не поддерживал друг друга, не брал за руку, не смотрел в глаза.. Они все были прикованы взглядами к Птице "ЛЮБОВЬ".. и так как они стояли очень долго, то, само собой разумеется, что старики умирали. Они делали это не пошло, тихо, стараясь не толкаться и не теснить.., просто опадали на землю. А рядом вырастали молодые. И тоже смотрели только на Птицу "ЛЮБОВЬ".., даже не замечая, что их модные ботинки стоят рядом с лежащей на земле, простёртой в небо, ладонью очередного опавшего.. старого грустного человека.. И даже глаза опавших, хоть уже и не блестели и не двигались, всё равно все были остановлены в последнем взгляде на ту, что стояла на холме с лапками, закатанными в бетон...

Птицу "НЕТ" уволокли бритоголовые здоровые люди, и она не успела расслышать, как сестра её Птица "ЛЮБОВЬ" задумчиво произнесла: "Жители... жители плоскости номер четырнадцать смотрят на меня. Любят меня так, как их этому научили другие жители плоскости номер четырнадцать.. Они не умеют друг друга.. Они могут только меня.. Меня.. - абстрактное понятие из загашника Вечности с лапками, закатанными в бетон... Даже если я крикну, что они ошиблись - они не расслышат, они всё равно не научатся видеть друг друга вместо меня и холма..."



..На плоскость номер четырнадцать стал всё гуще накладываться тон близкого заката. Вечность засуетилась, запереключала камеры слежения.. Экраны не отражали лишь одну Птицу. Пятую. Со странным именем "НЕДОЗАВТРА"...

"Кстати" - сказала Вечность. - "Что за слово дурацкое такое - Недозавтра?" И Некий уже собрался ответить.., как вдруг луч перпендикуляра номер один, на макушке которого он сидел.., дрогнул. Это цепляясь за него клювом, обжигая перья о его гладкую полировку, вверх по лучу карабкалась "НЕДОЗАВТРА".

"Мляя... Некий..." - наконец сказала она, добравшись до макушки луча. - "Жители прощаются мною.. Они хватают меня за хвост и швыряют друг в друга, когда хотят сказать что завтра больше не будут вместе.. Ведь ты хотел сказать "СЕГОДНЯ"?.. моё имя означает "сегодня, сейчас, здесь, теперь, ...а не завтра"..., а жители ни фига не поняли. Перепиши меня!" - договорила и упала, вывалив птичий свой слабый язык от усталости.



Некий смотрел в Вечность.. Вечность транслировала.. Мигали экраны.. Сгущался тон заката.. там внизу..

Их уже почти не было видно из-за каквсегдашних сумеречных помех... - мёртвую "ИСТИНУ", идола "ЛЮБОВЬ", бренчащую медяками "ДА" (о ней и рассказывать нечего, ею просто торговали на рынках), расписную забитую "НЕТ"...

Некий перевёл взгляд на лежащую у его ног "НЕДОЗАВТРУ": "Прости, Птица, что ты там сказала?.."

"Я сказала, ПЕРЕПИШИ МЕНЯ. Найди другое СЛОВО." - сказала Птица.



...."Включи футбол" - сказал Некий Вечности.

"А слово?" - сказала Вечность.

"Зачем?.. они всё равно не умеют читать.." - сказал Некий уже сквозь шум начинающейся трансляции матча.




СКАЗКА  СО  СЧАСТЛИВЫМ  КОНЦОМ


Жил-был Счастливый Конец. Ну и вот. И в него не верили. Ещё с детства в него никто не верил. Его стучали по голове и беспрестанно посылали в жопу.

Однажды Счастливый Конец хотел повеситься. Ещё однажды Счастливый Конец хотел стать всемогущим. Но, это уж было совсем безумие какое-то. Его уволокли с трибуны, откуда он кричал на весь мир в рупор, попинали усердно и заперли в психушке одной.... В той психушке он и повстречал Сказку.

Она тоже там срок мотала, сначала мотала справа налево, потом слева направо. И опять.. Короче, навсегда её там определили.

Ещё там были другие персонажи интересные.....алкаш был один с фамилией Примечтаев-грЕзень.... Да и много других ещё подобных.

В общем, Сказка та была красивая. Прямо, мамочки, до чего красивая. И глупая ужасно. Не тупая, но просто-таки жутко глупая!!! Например, она всегда говорила на завтраке "Доброе утро!", и медперсонал ржал, куря из пинцета над её глупым заявлением. Ну какое ещё там "доброе" утро? Чё смеяться то?! Или, вот ещё, она улыбалась часто. Бред, короче.

Счастливый Конец сразу понял, что Сказка эта для него создана. И что они наверняка умрут в один день. Не суть, от чего.

Счастливый Конец подошёл как-то к Сказке, да и говорит человеческим голосом: "Я твой конец, дорогая моя Сказка".

А Сказка как вздрогнет! Как разревётся!!! Ну, дура. Понятно.

А он и спрашивает: "Ты всё попутала? Я же твой Конец. Будем жить и умрём в один день." А Сказка та побежала на балкон курить сразу, а он за ней. И она ему сказала затяжке на шестой: "А боюсь я тебя, добрый молодец. И искала я Конца своего по белу свету, и по окошкам слёзы свои размазывала пальцами... А вот пришёл ты, и страшно мне чё-та....."

Ну, их прервали. И растащили по процедурным.



..Три дня и три ночи беспробудный лоботомии спустя, опять они значит встречаются... Счастливый Конец говорит Сказке: "Надо нам убежать из психушки. И наших всех с собой забрать тоже!"

Сказка отвечает: "Куда?"

А Счастливый Конец говорит: "На кудыкину гору, разумеется!"

Ну, Сказка опять испугалась и побежала на балкон курить.

А тут глав врач психушки мимо проходил, увидел это, как они разговаривают, да и говорит: "Я бы вас поубивал всех! Лечишь вас, лечишь, а толку никакого!" - и ушёл.

"Тебя от чего лечат?" - спрашивает Счастливый Конец у Сказки. - "Меня вот не лечат вообще. Просто в жопу посылают, да опыты ставят. "

"А меня" - молвила Сказка. - "Меня от деструктивности."

Ну Счастливый Конец словес таких мудрёных дальше слушать не стал, да и поцеловались они. И стали они вместе.



А тут опять главврач мимо идёт да приговаривает: "Ублюдки, ублюдки, ублюдки...." и ушёл опять.

Разгневалась Сказка тогда, и говорит: "Счастливый Конец! Я люблю тебя. И согласна с тобой жить и умереть. Побежали на Кудыкину Гору."

И побежали они. Ну и вот. Семь дней и ночей бежали по больничному коридору, а потом ещё три дня и три ночи ползли на Кудыкину Гору ту. Ну, доползли они до самой вершины. Встали. Взялись за руки и хором говорят: "Мы клянёмся тебе, небо и гора, что будем вместе и будем жить и умрём!"

А небо им и отвечает через зевоту: "Нет. Вы не умрёте. Уж извините за косяк такой."

А они говорят: "Ну и ладно. Значит, просто будем мы жить да поживать", и опять поцеловались (уже второй раз!!).

Живут теперь Сказка со свои Счастливым Концом на вершине той горы. И с небом информацией обмениваются.

И им теперь по барабану, что в их союз никто, кроме неба, и не верит.

Вот так.




СКАЗКА  ПРО  ПОЛОВИК  ТОЛЮ


Жил-был половик Толя. Толя проводил время у двери. Встречал и провожал, и иногда цеплялся.... Он цеплялся за тех, кого хотел задержать в доме. Но, этого не понимали. Отпихивали Толю, размазывали его опять по полу ровно, и уходили....Толя любил Хозяина. Туфли Хозяина пахли вишней и пластиком. Это были, наверное, самые мягкие и самые быстрые туфли в мире. Они никогда не наступали на Толю. Они касались его половиковой души лишь вскользь, словно половик Толя был той гранью на взлётной полосе, от которой надлежало отталкиваться и взмывать ввысь.

Иногда туфли танцевали! Стрекотали и щекотали Толю быстрой чечёткой. Это было в особенные дни! В такие дни туфли пахли вишней так сильно, что у Толи замирало дыхание...

Запах вишни с ликующим рёвом проносился по Толе, и Толя улыбался, и Толины ресницы щекотали, летящие вместе с запахом вишни, Хозяйские шнурки..!

..Однажды Толя почувствовал новое. Точнее, два новых. Они пахли дождём и лаком... Они вели себя робко. Поглаживали Толю нерешительно тонкой гибкой шпилькой. Потом, стояли. Потом снова поглаживали.... А как-то раз, они остались стоять на Толе всю ночь.

Было очень тихо и темно. И в темноте Толя так хотел поговорить с ними... Но, они молчали. Потому что они не знали, что сказать. Они просто остались стоять на ночь, и не хотели забегать вперёд в близком знакомстве с Толей, ибо, не были уверены, что ещё когда-нибудь его увидят.

Но, знакомство продолжилось!... И теперь они стояли на Толе много ночей подряд. Толя больше не чувствовал себя одиноким. Он гладился щекой о крохотные их набойки, пахнущие дождём и лаком...

..Однажды ночью, Толин с ними разговор нарушил внезапно вспыхнувший свет в конце коридора, и Толя услышал, как зло зашепелявили по полу четыре тапка. Тапки шепелявили куда-то мимо, на кухню. И Толя не мог ничего расслышать, он лишь уловил едкий запах сигарет, не прекращающийся, а только усиливающийся в течение что-то около часов двух. Толя почувствовал мелкую дрожь, он ещё сильнее прижался щекой к крохотным набойкам и замер, прося: ".... ведь вы останетесь... со мной... останетесь....?..."

Два Тапка поменьше с рёвом и рычанием вырвались с кухни, потом их отшвырнуло в угол, где они со стуком о стену, сползли на пол и заткнулись..

Два Тапка побольше стояли неподвижно в конце коридора, глядя на своих собратьев, сплющив равнодушные морды.

...Толя почувствовал тяжесть. Крохотные набойки быстро налились весом, и больно врезались в его щёку. Тапки со сплющенными мордами стояли в конце коридора по-прежнему неподвижно. Толя почувствовал, как меняется центр тяжести в двух крохотных набойках... Так бывало всегда, если кто-то переминался с ноги на ногу в ожидании чего-то... Но, так больно, как в этот раз, в него никто ещё не врезался. А потом... упала слеза. Прямо в Толю. И затихла, горячая и горькая. А потом, хлопнула дверь. Хлопнула не сильно, не больно, не прищемила Толю даже..., но она хлопнула страшно... И по Толе медленно пополз отвратительный ноющий сквозняк из подъезда....

Те, со сплющенными мордами, ещё долго стояли в конце коридора..

А потом свет погас, и Тапки побольше стояли в темноте, а над ними плыл дым и никотин сиреневыми пронзительно печальными облаками...

Толя обнял слезу. Она успела продрогнуть, и была благодарна Толе.

"Какая ты горькая..." - тихо сказал Толя.

"Прости..." - сказала Слеза.

"Знаешь... я так скучаю по ним..." - сказал Толя.

"Прости...." - повторила Слеза.

И много дней потом Толя всё ждал их... Он просто ждал. Он даже не мог посмотреть в окно, потому что Половики никогда не смотрят в окно. Им остаётся только ждать.

И Хозяйские туфли не подходили к Толе целую неделю. Подходили Тапки, открывали дверь, впускали то одни, то другие грязные невкусно пахнущие кроссовки и боты, которые стояли на Толе по часу или два, потом неровно, неуверенно, с подскальзыванием убирались прочь. На кухне постоянно что-то брякало и звякало и лилось. И эти звуки пугали Толю. Он даже забывал на несколько секунд о своей тоске по крошечным набойкам, пахнущим дождём и лаком. Настолько ему было страшно.

Слеза лежала тихо. Она боялась испариться и исчезнуть. Поэтому просто тихо лежала в Толиных объятьях.

Выпал снег.... Однажды утром, Хозяин надел вместо туфель, пахнущих когда-то вишней, безликие чоботы... Чоботы постояли над Толей несколько минут, потом Хозяин взял Толю, и понёс гулять. Надо признать, Хозяин редко носил Толю гулять. Раз в пол года, а может и ещё реже. Пока они шли, Толя говорил Хозяину что-то сбивчиво, Толя очень волновался.... путал слова. Но Хозяин всё равно никак на него не реагировал. А просто нёс его гулять с пустым серым усталым лицом.

...Они вышли. Был снег. Белый, чистый, тонким слоем, который можно было сдуть с земли при желании... Толя упал в снег навзничь. Слеза вздрогнула и спросила: "Что это?"

"Снег" - сказал Толя, и обхватил слезу сильно-сильно, потому что знал, что сейчас Хозяин начнёт бить Толю.

Бить за всё и ни за что. И просто бить. И вышибать из Толиной души всю память. И замазывать потом всё это дело белым-белым снегом...

"У меня есть Слеза!" - кричал Толя.

Но Хозяин не слышал, и хлестал по нему ладонью.

"У меня есть Слеза!!!! Я не могу её потерять!!!!!" - кричал Толя., кричал так громко, как мог..., а потом от сильного удара выплакал Её... Случайно. Он не хотел. Он выплакал ту единственную Слезу, что у него была.

Она лишь успела на прощанье скользнуть горько и горячо по его ресницам. И всё....

Толя зажмурился. В нём всё зашумело от горя. И ничего он так не хотел сейчас, как завернуться в плотную трубочку и больше уже никогда не разворачиваться. Толя кричал. Наверное, долго. Наверное, сильно... Потому что он очнулся от внезапной тишины... Хозяин больше не бил его....Был снег. И Толя лежал на снегу перед Хозяином, молча, сморщась от боли души..

Хозяин наклонился к нему, погладил, попытался расправить...., и тут... к Толе вернулась...его Слеза. Она выпала в Толю из Хозяина, всё та же горькая и горячая.., и крепко-крепко уцепилась за Толины ресницы.

"Здравствуй!!! Здравствуй!!!!" - прокричал Толя. - "Здравствуй...!!!!!"

"Здравствуй!.... здравствуй..." - сказала Слеза. - "Я с тобой."

"Что мы теперь будем делать?" - сказал Толя, обнимая её нежно и надёжно.

"Мы будем ждать... Толя. Мы будем ждать. Если я вернулась, значит и они... Понимаешь, должны и они.... И снова будет пахнуть лаком и дождём.... Мы будем просто ждать." - сказала Слеза.



...В небе... Где-то далеко, но всё ближе... начинался дождь.




СКАЗКА  ПРО  ТЕОРИЮ  ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ


...В небе... Где-то далеко, но всё ближе... начинался дождь....

"Сукно намокло" - сказала вонючая девочка, изучая край суконного неба. - "Да и обмохрИлось чё-та...".

"Ёпть!" - опечалился сумчатый Хомя, и ещё более нервно зашоркался спинкой о ногу вонючей девочки... - "А ты всё говоришь... А оно вон как... ётии....."

Хомя смотрел в суконные протёртые прокуренные небеса, мелко дрожа розовым хомистым носом.

"А знаешь чё, Хомчя! Энштейн был всё-таки клёвым...." - расхохоталась вонючая девочка, хлопая по спине сутулого Хомю. - "Клёвым!!!! Хомча! Ему спасибо за то, что мы с тобой вот стоим пятый час на остановке, и ни одного автобуса, а мы ещё не поубивали всех от злости!.., потому как относительно целой жизни эти пять часов - фигня!"

"Ёпть.....!" - согласился Хомя.

"А ещё Энштейн умел язык показывать, и не стеснялся. Человечище!! Вот..! Гляди-ка!..." - сказала вонючая девочка, комкая в руках смятую бумажку с плохого качества ксерокопией одного очень популярного креатива.

"Хороший такой у него изык! Изык знатен, да!..." - отозвался Хомя одобрительно.

"А ещё, Хомчя, у него была своя теория... Теория относительности..." - вонючая девочка углубилась под крышу автобусной остановки, забив на брызгающих грязью хамов и отсутствие автобуса.

Хомя семенил за ней. Они уселись чинно. И под накрапывающий дождь, мягко стекающий со стеклянной крыши остановки, Хомя изрёк уютно, как с печки: "Ёпть... Расскажи...!"



"....Где-то далеко-далеко была такая Страна... Очень далёкая страна.... Она так и называлась "Далёкая страна". И жили в ней очень далёкие-далёкие люди. Они всегда шли по далёкой, очень длинной, бесконечно длинной аллее... В одном направлении - даль.

У них были далёкие планы, далёкие мысли, далёкие книги... Они были далеко, так далеко от всех, что все, кто знал об этих людях, могли сказать о них только одно: "Это далёкие люди....", потому что из такого далека, в котором находились те далёкие люди, ничего более подробного о них нельзя было разглядеть, из какой бы точки ни пытались это делать.

Небо у них было далёким, далеки они были от всего... Они несли свои далёкие мечты по бесконечно далёкой аллее в Даль..., и не знали. Они совсем не знали о том, что...



...Где-то недалеко, совсем недалеко есть такая Страна... Очень недалёкая Страна. Она так и называлась "Недалёкая Страна". И живут в ней сплошь недалёкие люди. Они ходят недалеко по своей единственной недалёкой аллее, быстро доходят до ей недалёкого завершения, разворачиваются, и идут опять к её недалёкому началу, и опять там разворачиваются, и опять... У них недалёкие такие планы, недалёкие мировоззрения, книжки у них недалёкие... Они настолько недалеко, что их все прекрасно видят, и говорят о них только одно: "Что скажешь? Недалёкие эти люди. Не-да-лё-ки-е...."

И недалёкое небо, и недалёкие мечты, с которыми бродят они по своей единственной недалёкой аллее туда-недалеко, сюда-недалеко, и опять обратно...

И нет у них понятия "Даль". И всё, куда они ни посмотрят, для них - недалекое, недалеко. И Страна Далёкая недалеко, и её далёкие жители недалёкие, и аллея их, и мечты, и книги, и небо, и мысли.....



И странным получается понятие "Даль".. Понимаешь, Хомча!.. Странным! Это что же выходит..! Что жители Далёкой страны всегда идут по своей бесконечной аллее в свою Даль, которая на самом деле и есть та самая Недалёкая Страна.... И недалёкие жители становятся далёкими. А их страна - Далью. Хоть они этого и не знают. И те, и другие..." - договорила вонючая девочка, глядя на капли дождя, разбивающиеся в дребезг и звёздочки о стеклянную крышу остановки.

"...Гений... Ёпть..!" - проследил за девочкиным взглядом Хомя, и тоже стал смотреть на капли.

"Слышишь, Хомч..." - уже в сумерках спросила девочка. - "А мы с тобой... Мы?... Далёкие или Недалёкие?..."

"Мы относительны друг друга.., ётти...!" - изрёк уютно Хомя, и прижался, закрыв глаза, к девочке всей своей исполненой тепла и любви относительностью...




СКАЗКА  ПРО  СВЕТ


Есть белый свет. На который рождаются.

А есть другой свет. На который уходят.

Есть свет маяка...

И, как видно, на Земле очень много его. Света...

Он во всём!.. Это донорская кровь планеты. Её вот-вот перельют. Надо только чуть-чуть потерпеть. Надо только совсем испортиться, чтобы вливание донорской крови "Светило" стало неотложным! И будет хорошо. Даже если темно. Темнота будет светлой!...



А пока..., Он сидел и смотрел. Долго-долго. Он смотрел в жёлтый свет, в бродящих в том свете людей, расплющив глаз о плоскую изумительно прозрачную стену.

"Игнат! Ты пристыл, брат...!" - услышал он за спиной. Это был Миня. Миня подвинулся ближе, и от него предательски повеяло колбасой.

"Ничего..." - сказал Игнат, хохля на щеках перья, - "Ничего. Нормально....Колбаса?"

"Она..." - отшатнулся Миня, потупив глаза.

"Опять побираешься." - Игнат сменил застывшую левую опорную на извлечённую из перьев тёплую правую.

"Сам ты!!!" - нагрубил Миня шепотом. - "Дают - бери!!"

"Они не дают.. Они выбрасывают просто. А ты побираешься... Миня." - сказал Игнат, и почувствовал, что не хочет продолжать разговор. - "Ладно. Колбаса так колбаса."

Миня успокоился и подвинулся ближе, так, чтобы, как обычно они смогли погреться друг об друга.

Они каждый вечер бывали именно здесь. Каждый вечер смотрели на жёлтый свет..., тёплый и жёлтый. Жёлтый, как хурма, как тыква, как сыр с дырочками. Тёплый, как... Они не могли найти сравнений. Дело в том, что в их мире не было ничего подобного этому свету за плоской изумительно гладкой прозрачной стеной...

...Свет, конечно был. Но он был разбавленным и ультрафиолетовым. Тепло тоже. Например, было тепло, когда они купались в пыли, или сидели на решётке канализации.

Но вот такого тепла.... Которое нельзя почувствовать кожей под перьями... На котором нельзя похохлиться, закатив балдеющие глаза... Которое просто было. Рядом. И шло из жёлтого света прямо в их глаза и глубже.

Игнат и Миня никому не показывали это место. У них был уговор. Это был их секрет. Странно, что два таких разных воробья повстречались однажды у этой прозрачной стены... Игнат - худой, голый и гордый, отрицающий подачки и любую манеру выпрашивать. И Миня - сытый и пушистый, как помпон на детской беретке. Миня, от которого пахло колбасой, и он не считал постыдным всё, что помогало ему выжить и быть.

"Они ходят..." - не шевелясь, чтобы не потревожить накопившееся под перьями тепло, сказал Игнат.

"Да... они тоже жёлтые..." - сказал Миня. - "От света, наверное... да..."

"Интересно, они гордые? они умные?" - говорил Игнат.

"Интересно, они там сытые? у них всё есть?" - говорил Миня, швыркая клювом.

"Интересно...."

"Интересно....."

"...Они знают про нас?..." - вдруг, сказали Игнат и Миня хором.



..Там подходили к стене. Водили глазами. так, словно хотели что-то разглядеть за стеной. Но в глазах вроде бы ничего не отражалось. Нельзя было точно понять, видят Миню с Игнатом или нет? А если видят, то почему не впустят? А если не видят, то почему не спросят: "Здесь кто-нибудь есть?..."



"Знаешь..." - сказал Игнат, оглянувшись на колючие звёзды где-то выше и дальше балконов. - "У нас ночь. Вот они и не видят... У них свет. А если смотреть из света в темноту, невозможно увидеть, что в темноте тоже кто-то есть, и тоже смотрит...."

"Игнашаааа...." - протянул Миня, жеманно закатывая глаза. - "Ты грёбаный идеалист.... Им просто нет до нас никакого дела..."

"А нам - до них, Минь. Когда у нас тут день и пыль, и канализационные решётки, и разбавленный ультрафиолет, мы ведь сюда не летим. Мы забываем про эту прозрачную стену. Мы здесь, только ночью, когда жёлтый тёплый свет снова виден..." - сказал Игнат, приплющиваясь мелкой грудкой к стене, словно собираясь в ней раствориться.



"Слушай..., если бы они выключили свет, они бы увидели нас."

"Да... Но тогда мы не увидели бы их..."

"Ну или... если бы у нас в тот миг настал день, мы бы увидели их."

"Мы бы забыли о них. Миня! Когда у нас наступает день - мы не помним..."

"Так что.... мы никогда не встретимся....?..."

"Мы будем приходить к ним. Ты и я. Те, что знаем про жёлтый тёплый свет."

"Но мы и так приходим. Смысл? Игнаша..."

"Ну... Минь... колбасы тебе, конечно, тут не дадут. Но у тебя будет свет. Такой жёлтый, как хурма, тыква и сыр с дырочками... Такой тёплый, как ничто... У тебя будет этот свет."

"Свет ради света..."

"Именно..."

"И нам не откроют окно?"

"Нам откроют свет..."

Они помолчали ровно двести четыре минуты,... а потом Миня посмотрел удивлённо и сказал: "Слушай, Игнаш? А чё мы тут делаем?!"

"Фиг его знает...!!" - ошарашенно ответил Игнат.

Потому что светало. Плескал розово-белым жидко разбавленный ультрафиолет... И жёлтый свет растаял до темноты, предоставив им снова быть воробьями.




СКАЗКА-ЛУЧ...


Это случилось в тот момент, когда папа крикнул и мама вздохнула.

Начало.

И потянулась траектория.... Сначала всё гудело где-то далеко, как за испорченной толстой мембраной.... Обитые поролоном звуки мягкими шарами касались его головы, пружинили, распадались на газовые пузырики, шипели и растворялись во тьме.... Вокруг него вилась кольцами дрожащая спираль, такая едва ощутимая сизая спираль, которая заставляла его чувствовать самого себя... Спираль вилась вокруг него, как пальцы ваятеля по куску тёплой мокрой глины на вращающемся круге... Она то вытягивала его в тонкую флейту, то сжимала в плоский эллипс..., так было до той поры, пока он не почувствовал, что сопротивляется спирали..., что он обрёл форму, и теперь спираль обязана соответствовать его форме амплитудой своих вращений.

Он рос из основания. Из той самой точки, где крикнул папа и вздохнула мама. Он знал, что он - это не всё. Он - лишь черенок от самого же себя. Тот черенок, которому надлежит произрастать как бы с нуля. Про дерево он знал и помнил всё. Но эта память была бесполезной. И о том, что она покинет его вскоре на длительный период, он тоже знал.

Он рос в сторону воронки, которая угрожающе гудела и пугала вспышками яркого света. Так, словно фотографировала его то и дело.

Воронка обычно затягивает в глубину..., а эта воронка была как бы выпуклой, и наоборот выталкивала наружу.

А когда её гудение стало нестерпимо близким, оглушающим и ослепляющим, он почувствовал, как скрутила его незримая сизая спираль, взрываясь прямо на нём, сильно закричал, не слыша самого себя от страшного и властного гудения воронки, и его... Его вышвырнуло в свет!!!!!.....

...Удалялось дерево... Его дерево, черенком от которого он являлся... Он проследил, как оно улетает в сторону, темнея, теряя очертания...

...Это его память стиралась, как незакреплённый негатив на свету...

Фотоплёнка... засвеченная фотоплёнка... и полная беззащитность... и одна огромная, уже непрекращающаяся вспышка....

Он стремительно нёсся, уже потеряв из виду точку, из которой рос. Он уже не мог останавливаться.... Постепенно, начав различать звуки (не все, лишь некоторые), и цвета (несколько основных цветов).... Он конечно знал, что на самом деле и звуков и цветов существует несоизмеримо больше, чем ему довелось различить...

Интересно была оформлена его траектория роста. Прямо под ним летела пестрота делений, как миллиметры и сантиметры на линейке. Он иногда задевал линейку животом и очень обжигался от дикого скоростного трения.... Взвизгнув, взмывал в движении выше... Над ним пульсировала материя. Странная такая материя... Она состояла из магнитов. Жидких магнитов. Жидкие магниты торчали из материи как попало, во все стороны. И всё зависело от того, в какое магнитное поле он попадёт в каждую следующую секунду... Иногда были одноимённые магниты, и когда он летел в их врата, его сжимало и прессовало очень больно, потому что магниты друг друга отталкивали.... Иногда он падал, теряя всякое поле... Падал в пустоту и равнодушие, потому что попадал между магнитов, утративших поле или развёрнутых неверными жидкими углами.... Иногда, его расплющивало до искр из глаз!... Это значит, он попадал между разноимёнными магнитами, которые стягивались и прихлопывали его, как муху газетой....

А по бокам его траектории мчался заштрихованный ветер.... Просто бесконечность летящих в пустоту штришков... И если бы он повернул, его бы закололо этими острыми короткими штришками...

Поэтому он летел и рос вперёд. Странно, но и в этом измерении отсутствовали такие понятия, как "ввысь" и "вниз".... Он мчался и рос просто в направлении "туда"...

Ах, да....Эти плоские полотна цвета, которые ему доводилось прорывать собой... Они вставали на его пути внушительными дисками, от которых нельзя было увернуться. Он знал имена цветов. Жёлтый - Боль. Красный - Страсть. Синий - Сон. Зелёный - Мятная Пауза.... и ещё другие...

Они чередовались, словно ими кто-то жонглировал... И повторялись. Вне зависимости от того, удалось ему прорвать тот или иной пласт цвета или не удалось. За прорывы очки не засчитывались. Здесь вообще не засчитывались никакие очки. Просто так было надо.

Надо было. И он прорывал их. Летел поджимая живот, чтобы не коснуться обжигающей линейки, напрягая шею, чтобы не разрушиться в жидких магнитах, и.... прорывал....

....Рыхлый зелёный диск.... мятное безмолвие... не ожидания, нет... мятное зелёное безмолвие равнодушного отстранённого созерцания..., отдыха от самого себя... мятное забвение себя....

....Тугой красный... Тугой, не рвущийся.. В мурашках, какие бывают в теле, если отсидеть ногу... Резкий, навязчивый, яркий, иногда утомляющий.... Красный, бьющий... и обволакивающий... и словно гладящий... и исполненный дикой вибрации....

....Жёлтый... Больной!... Безумно жёлтый.... безумно безупречно страшно жёлтый. На вкус, как желе.... ядовитое жёлтое желе с иголками....

....Синий.... Разлетающийся вдребезги легко, при первом касании... Синий диск его Снов бил слабым током... как от телефонного провода...

А ещё, перекрёстков в его траектории не было. И быть не могло. Он чувствовал очень остро, что где-то совсем рядом пролегают и летят миллиарды других траекторий. Проходя сквозь друг друга. Иногда летя строго друг другу навстречу. Но никогда не сталкиваясь и не разбиваясь друг об друга. Ибо, материи их были очень разными. Как воздух не может разбиться о стену....

Так он рос и летел стремительно, ни разу не остановившись... Несколько раз делал попытку оглянуться назад. И он наверное даже видел свою точку, из которой рос (там, где крикнул папа и вздохнула мама). А может... он видел лишь след от той точки, лишь стягивание в неё пространства...

И он всё пытался предположить в те доли секунды, когда не был замагничен или не прорывал очередной диск цвета.... он всё пытался предположить, куда летит его траектория... И как выглядит завершающая точка... Хотя и знал, что летит не в отрезке, а в луче... А у луча, как известно, есть лишь точка отсчёта... и нет конца.

...и когда он оборачивался на свою точку, на свой личный стяг пространства... он не мог понять, которая уже по счёту эта его траектория...., траектория в траектории.... сколько наслоено начальных точек уже друг на друга... и где его дерево... то самое дерево..., из которого.. он.. черенок за черенком.. вливался, летя стремительно.. в ствол своей траектории....

...он летел...

...он летел...

...чего ждём?...

...у сказок-лучей не существует финала....)




Я  ВСЕГДА  С  ТОБОЙ


Серый нудный дождик гудел протяжно, шурша старыми шлёпанцами по тропинкам октября.. Из года в год. Из века в век..

Дождик был, наверно, уже очень старым и одиноким. Сопливым, ссутуленным, никому не нужным со своими серыми воспоминаниями.

Под дождём стоял старый Трактор Толя. И трактору Толе в сущности уже много лет было глубоко пофиг, идёт дождь или нет.. Он просто тихо ржавел под ним. И совсем не плакал. Потому что уже давно разучился.

Трактор Толя смотрел на Дом, и вспоминал старые времена..

Когда-то на месте этого красивого высокого дома была его любимая.. Её звали, кажется, Стройка Даша.. О.. Это была очень красивая стройка Даша.. Очень красивая. И роковая.

Никогда уже трактор Толя не забывал с тех пор, как она играла с ним в эротические игры.. Как призывно раздвигала перед его напрядённым гудящим совком свои пласты влажной глины с камушками.. как бился его совок о гранит.. бился твёрдо и уверенно.., и как трепетала под его совком вся она. Их заводила толпа.. Куча Семёнычей, Петровичей и Кузьмичей бегали вокруг их любви и призывно матерились "Давай, ёб твою мать!!! Давай, ёб твою мать!!!"

А когда наступало 20.00... всё стихало... Кузьмичи разбредались по домам... темнело... Толя не вибрировал и не гудел... Даша становилась прохладной, простой и родной... и они были рядом. Просто рядом в тишине. И смотрели друг на друга.

Даша говорила "Толя... знаешь... ты у меня один..."

Толя говорил: "Даша... знаешь... ты у меня одна..."

И снова они молчали до рассвета, до первых Кузьмичей, до первого дуновения перегара, до гудения, до зноя, до вновь вонзания друг в друга....

А потом... Потом Даша умерла. И Толя не знал, почему так.

Она умерла как-то по-английски. Не попрощалась. Быть может потому, что Даша была английским проектом. Этого Толя не знал.

Толя теперь стоял в стороне, рядом с могилой Даши... на которой возвели огромный памятник. Многоэтажный сияющий памятник, с окнами и балконами. И назвали памятник "Жилым Домом". И Дом заселили люди. Очень много людей. И все они смеялись и были счастливы. Очень веселы и счастливы. Они даже не хотели знать, что их счастье стоит на могиле стройки Даши... И только иногда маленькие дети счастливых жильцов выбегали во двор и карабкались на трактор Толю, чтобы пощекотать его совочками и пострелять из пластиковых пистолетов... Толя молчал. Стоял тихо, не шевелясь...

Как Даша... И в их тишине плавали жидкие звёзды в форме комков из магнитофонной плёнки, на которую однажды и навсегда было записано:

"Я всегда с тобой....."




СКАЗКА  ПРО  ДОЛБАННОГО  АНГЕЛА  ЕФИМА


Однажды долбанный ангел Ефим залез на высокую гору, встал на цыпочки и стал орать: "Аааааааааа!"

И тут же прилетела стая птиц, обосрала его, и улетела.

Тогда, долбанный ангел Ефим присел на корточки и стал плакать вниз: "Ыыыыыы......"

И тут же пришёл обходчик всех гор, обосрал его, и ушёл.

Долбанный ангел Ефим подумал-подумал, достал бутылку водки, и стал её трясти и ржать. Потому что водка очень смешно тряслась.

И тут же из горы разверзся вулкан и прочамкал своими вулканическими губами:

"Послушай-ка, долбанный ангел Ефим! А почему бы тебе не идти!?"

"Куда?" - спросил долбанный ангел Ефим.

"Иди людям помогать! Долбанный ангел Ефим!" - прошлёпал вулкан, сплюнул горсткой алмазов и скрылся.

"Вы меня обосрать забыли!" - прокричал ему вслед долбанный ангел Ефим, но Вулкан его уже не слышал.



И пошёл долбанный ангел Ефим к людям. И входил он в дома. И входил он в метро. И выходил он из домов. И выходил он из метро. Само собой разумеется, всякий раз в состоянии полной обосратости.

Но кайф-кайфом, а надо было ещё и работать!

И стал искать долбанный ангел Ефим клиента. И заходил он в офисы, и гнали его, как распространителя и агента всяческими словесами.

И заходил он опять в дома. И заходил он опять в метро. А там ему говорили: "Как? Это опять Вы? Мы ж Вас уже обсирали намедни!?"

И выходил он из домов. И выходил он из метро.



А потом он подумал: "Вот чё я брожу, как идиот какой-то? А не превратиться ли мне, как обычно, в дверь?!" И тут же превратился в дверь.

И тут же к этой двери подошли два человека. С противоположных её сторон. Видать, они что-то учуяли, потому что, недолго думая, стали в неё ломиться и кричать громко, каждый со своей стороны. Они так ломились и кричали что-то друг другу, что у долбанного ангела Ефима чуть вся краска не облупилась.

Человек-мальчик и человек-девочка натыкали в дверь такую кучу восклицательных знаков, что дверь стала похожа на массажную щётку, на обезумевшего вибрирующего ежа.

"На кой ты между нами?!!!" - орал один человек.

"Почему ты не открываешься!!" - орал другой человек.



Ефим на это дико ржал, но его никто не слышал.



И настал день, когда два человека устали долбиться и орать. Они сползли по "Ефиму", каждый со своей стороны, легли у порога...., и вдруг увидели, что между "Ефимом" и порогом есть щель..., сквозь которую кое-что можно увидеть. Немного. Только глаз того, кто был за дверью.

Карий прищурив ресницы смотрел на мигающий серо-голубой....

А серо-голубой, распахнутый и солёный, дрожа зрачком, впитывал карий...

В этот момент два человека разучились разговаривать. Могли общаться только два глаза.

"Я устал" - сказал карий.

"Я плачу" - сказал серо-голубой.

"Я так не могу" - сказал карий.

"Я понимаю" - сказал серо-голубой.

"Я напьюсь" - сказал карий.

"Да" - сказал серо-голубой.

...и в щели мелькнули два затылка.



"Ефим" в тот час почувствовал себя покинутым... И выпятив белую крашеную "грудь", звеня ручками, пытался о себе напомнить.

Но сегодня он не был нужен.

Два человека разговаривали с небом. Каждый со своим личным небом (так они думали). Не будем влезать в тайны их слов, ибо, не сказочное это дело. Да и не в том суть.

А суть в том, что небо то оказалось общим. И как размытая акварель, соединились в нём голоса двоих. И с высоты, слившимся голосам стало видно, что между ними вовсе не дверь, а сам долбанный ангел Ефим, обосранный всем миром, бессловесный.

Тот самый Ефим, который приходит однажды ко всем, но не все его понимают. Не все понимают, что превращается он в белую крашеную дверь, а не в ржавую скрипучую калитку потому, что приносит чистоту и свет. И что глазка в нём нет потому, что он призывает видеть не внешними а внутренними глазами. И что замочных скважин в нём нет потому, что он вовсе не запертая дверь, а распахнутая. Абсолютно распахнутая.... Только людям бывает страшно это осознать. А ещё, он стоит между двоими, как фильтр. Ангельский долбанный фильтр, собирающий на себя всю пулемётную очередь втыкающихся восклицательных знаков, чтобы двое случайно не поранили ими друг друга. Ведь восклицательный знак - знак очень острый и неоднозначный по интонационной окраске.



Долбанный ангел Ефим, в спящей тишине, закатил белые крашеные свои глаза и подумал: "Как давно я не был на горе... Как давно я не орал "ААААА!!!!" и не плакал "Ыыыы...". Как давно меня не обсирали птицы и обходчик гор....

...подумал-подумал, и убежал на свою гору.

Спокойно! Он вернется.




© Наталья Шапошникова, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.





Словесность