На скатерти стола расставлен натюрморт.
Когда перемещается взгляд
и слева от гигантского лимона
открывается окно,
показывается голова хлебопёка.
Лицо добродушное,
колпака только не хватает.
Огромные высокие створы,
волчьи цифры оконного проёма
накрывает узорчатая тень,
деревце,
ветвящееся дерево страха.
В полдень я уже приходил
и вернулся
в сумерках - к деве-реке послушать беседу,
плеск беседы, болтовню струй.
Жалко, ты меня не слышишь.
Не журчишь, говоришь, в себе - о себе,
между собой:
быть девой - просто покой в стремительном течении.
Любить - это просто непостижимое,
чему не научишься.
В полдень - молчание.
Затемно - невнятная болтовня, танцующая
чуть слышно
в затенённой долине.
Город можно рассматривать как ландшафт или натюрморт. Меня давно уже привлекает возможность увидеть в нашем городе ряд тесно составленных кубических форм, пересекающиеся усечённые овалы, просто россыпь нарезанной говядины. В глубине, между предметами, там, где встречаются непараллельные плоскости, иногда пробегает металлический святоша, вроде маленькой заводной зверюшки. Именно здесь, в этом узком пространстве, нам предстоит сдать нашу кровь, хотя и не всю и не без остатка. Нас ждёт приятная медсестра (далее - М.), южанка со светлыми волосами, её голова вся из закругляющихся линий, даже тяжёлые локоны закругляются, словно печёное тесто. Моё предплечье стянуто резиновым жгутом, М. просит разжать кулак и не смотреть в её сторону. Прекрасные тёмно-зелёные ширмы простираются вправо от меня. Лёгкое движение внутри моей плоти, на сгибе локтя, напоминает о происходящем. Я не вижу цвета своей крови, собираемой сейчас в пять разных пробирок. Только чувствую смену пробирки по едва заметному подрагиванию иглы, когда стеклянный край прикасается к металлу и сразу же замирает в волшебных пальцах М. Раздаётся жужжание. Как веер, раскрывающийся в широком рукаве халата, из-за двери выдвигаются пол-лица некоей пожилой дамы. Ах да, она же была здесь передо мной, струйка крови засыхает у неё на локте, не захотела взять вату со спиртом, теперь вернулась.
- Вы же видите, чем я занимаюсь, - быстро произносит М.
Её пальцы дрогнули и стекло опять коснулось иглы. Разговор завязался, зажурчал, пожилая дама уже стоит в полный рост и извиняется, извиняется. Каким-то невероятным, немыслимым жестом, продолжая собирать кровь в пробирку, М. левой рукой протягивает пожилой пациентке целительный белый кусок, а затем вослед ей произносит тихо, отчётливо, только для себя и для меня:
- Идиотка.
И это греческое слово, трагичное и прекрасное, как наш мир, соединяет наконец стеклянное с живым, оставшимся в дар от меня.
сколько ни гляди: жадность переселенцев [пробел]
стоят у металлических ворот, наглухо запертых
невозможно
не перейти в соседнюю комнату, стаканообразное пространство
невозможно изгнать из мiра цитирующее сознание
после дерева
после церкви [пробел] известная аптека
колышет [улицами] двигаются жители
невысоконьких домов
страшусь нарушения, ведь собрание деталей
а повезло старым этажам, в них жил Толстой
нельзя сломать
и птица в берёзовых волосах
мазано мастехином
белила [пробел] девяносто процентов
ii
тупо регистрирую
чайно-кофейный с китайскими картинками
причина развить отношения с внешним мiром
бррр фарфоровая женщина - фарфоровой собаке
чай
и венский стол, горячее ставили: бельмо на шпоне
осталось в сталь шампанское на охлаждение
осталось перечесть чё-нить, развесить
отрезы тканей на стульях
аль гоум [тело складок] шшь
роскошь
доступна даже нищим
так говорил Матисс, остались
шесть кофейных пар с кофейником
а мне нравится готовальня эпохи Николая Второго
пррр деревянный селезень со шкафа [пробел]
сидишь и смотришь
продам всё, продам ващe
полулежащая женщина
приподнятые торс и голова
лицом обращена ко мне
маска ужасной улыбки
гримаса смеха
собрана по частям, двигаются детали
смеётся
возвышается в ярком ореоле
четверть века тому назад
Виталий писал мне на бумаге
карандашом
"не презирай мечты своей юности"
нынче
Виталий воспоминал былое - Липецк
говорил о голоде
как из страха сжигали фамильные портреты
говорил с любовью: Елец
Липецк, Орёл - мещанские города
не было пролетариата, базы большевизма
на Пикассо и Матиссе закончилась
живопись, обращённая к предмету
Кандинский
знаками делал среду
коренные липчане выбиты...
после войны сносили дома кварталами
поэзии лазурная пустыня
fioretti
блеск реки
цветики лучше многих сих лающих
шагающих
влекомых
вспышкой - на рубежи пространства быть
ii
шагают
замещаемые, молчаний фиолетовых
жёлтых
обнажены
на обросшей равнине
перечни
предметов
согласно
Wolcott
осенний ветер японских поэтов
вот и Лила сегодня промокла
в носу ковыряет сидит
девочка со старухой у воды
и фламандская туша
туша короля - может быть, нашедшего
боб и не поднявшего кубок
хохотом разматывал клубок
материков и рек, сечь желал
нас
точно деревенских сынков-негодников
по реза?м - резы?
во плоти - страх
нет уж
теперь пробитая туша, выпущены
выброшены грязности-разности
в бескорелевье
в отсутствии зрителей
ОНИ
как же раньше жили!
раньше жили свойными именами
после переехали наши в пятиэтажный кирпичный дом
ОНИ
вроде стоят за полуоткрытой дверью
а кем назвать их, детки уже не знают
потеряли
думали, вот - проходят
над полем к посёлку авиаторов
снова тут ОНИ
вся вода наша мыла пустоту их пустот
чистые, непрерывной вереницей
самые свободные из нас, свободны
ОНИ
без причины быть
на горизонте
есть точка, которая меня интересует
вернее, которая заинтересована во мне
а может быть, не я нахожусь в центре пейзажа
а может ли центр находиться не здесь, где я стою
но в точке на линии горизонта
едва заметной точке
и этот центр притягивает меня
на сковородах вонючих ешенный
помешенный помешанный
кочергою помешенный
на улицах городов
где невесна и тлеет торф
зачем ты пробрался в?
к чему ты нагнулся над?
а будешь - записаны в строчку
в нераздельную строчку через запятую
Мельтешат переходящие по всем направлениям сразу,
по всем, не описуемым в терминах плоскости и линии,
хаос быстро перетекающих ярких свeтов,
перетекающих один из другого,
и едва ли кто-то заметил скачущий взгляд человека внутри.
Неузнанный, выглядывает, словно отдалённый потомок,
бледное растение северных деревень.
Исчезает и появляется в шаре времён года,
в шаре, меняющемся прямо сейчас, едет машина
от кафе по направлению к станции,
и сколько ни вглядывайся, не увидишь ни единого деревца,
ни - не - ни, идиотское занятие смотреть в окно
движущегося экипажа, бросается к полицейскому,
у полицейского лицо помутнело и не закрывается рот,
ищет металлурга, но тот бежал. Надеется на передачу данных
из одного в другое, на переводчика с иностранных,
переводчик болеет шизофренией, тягостное зрелище.
В сумраке, где ему не с кем говорить о пейзаже несущемся,
рождается новая форма,
тело, женщина. Шагнула навстречу
и кружочки сосков подрагивают в такт шагам,
нежные скулы цветут,
возьми за руку и притяни её ладонь,
принеси дары: жемчужное ожерелье, полoтна и серьги, а ещё
время останови на острове. Позволь, чтоб побольше
потонуло в омывающих водах.
Откуда же та, которой не было? Ищет причину,
видит ясным умом:
шар времени переменился,
августейшее солнце проницает лучами стихии,
плывущие по всем направлениям сразу.
а мог и не терять
теперь цветение лиц, жесты рук, реки
отравленные зеленью
теперь цветение лиц
если затерял, больно становится больше и больше
мало места
просто мало места. дёрнешься, сразу стена
вот бы выкрутить
спрятать
как пробки из чёрного счётчика
полутемно
полутёмные квартиры: деревенская улица в Кремле
на улице лошадь ступает за мальчиком
...Однажды высветит восток
и душу спросит ум:
К чему стремительный поток
подъемлет пенный шум?
Бывали реки.
Безграничные реки
в светлом пространстве географических карт и в подземной полночи.
Разрывали тканные вязи,
очищали сердца, увлекая от предметов.
Теперь у них железное терпенье,
безграничная воля отнять уворованное, себе вернуть.
Ручьевинами серебра
потоки желанья огибают квадратные кладбища,
за стеной на земле ларов, в аллеях есть камень,
освящённый кенотаф ВРЕМЕНИ.
Ты от старого мiра устал наконец
Напишите стихотворение о непредставимом.
Указывая на рай,
перебираешь производные от глагола мочь.
Возможность.
Вводится термин: политическая система.
Расщеплённый огонь,
интервенция коллективных сил.
Что это за тепло такое было и откуда райская тишина?
Они увеличиваются, приближаясь.
Вводится термин: супружество.
Прозрачная глубина
светит тебе любовью супружеской пары.
Может быть, плод воображения?
Забота о сокрытом.
Не утро туманное и не даль туманная,
туманное детское - не имущее существительного.
Вводится термин: тёмный варвар.
Ведьма и враг пугают, восходит угроза.
Не презирай себя,
не сдавливай горло.
Игра рассыпающихся частей
шаром, распирающим изнутри, поднимается,
растёт: и, как ты знаешь, колышется.
Расплющенная перспектива.
Твой сон разорван звуком утраты.
Внимание ходит по кругу, вонзается в себя самоё
от лица варвара тёмного, движением
человеческих конечностей.
Испуг.
И с яростью машины шумной распределяешь пространство,
режешь его,
именуя куски бáнцу хунцé.
Вводится термин: ум.
Trelilissimo: их согреваешь,
нежность не оставляет другому места для раскаянья.
Воображаешь тысячу трёхмерных вещей в полёте.
Тьфу - плевок,
знак презрения к низшему классу.
Ты стоишь в этом страхе как в потоке воды,
в ударной волне огня,
огненной воды.
Лишённый покровов, кредита - а он был так нужен.
Мысли хорошие, но не здесь.
Щадящая мягкость, движение, за сеткой стена. Чашки
на широком столе.
Понятие единичного.
Кружок, нарисованный карандашом в прямоугольнике.
Придут, изменят часовню
уникального, не знающего ни в чём повторения.
Вводится термин: привязанность.
Ты движешься в мiре обстоятельств и подробностей,
а можно: быть без меня,
быть, но - не я.
Блистающая фигура за границей вот этого вот,
любой ценой.
Cesare или ничто: материализованный принцип.
Вводится термин: винá.
Чего-нибудь, да избегаешь.
Сладость переливающаяся, сладость Закона.
Взгляд живой, обещающий - из под тёмных покровов.
Проповедник разумный глаголет:
штрихами намечу контур,
дам вектор движения. Обуздаю по мерке.
Горячишься, привычка к благожелательности.
Вводится термин: истерика.
Напрасно представляешь других: женщину лающую, мужчину
с ножиком в отведённой руке.
Защищён.
Ты мешаешь себе.
Вводится термин: страх.
Люди боятся неустранимого,
прячутся за рамами, за стёклами,
за мешаниной быстрых движений верхних конечностей. Чушь!
Здоров.
Вводится термин: игра.
Идёшь в предысторию, в надчеловечество, чтобы
уйти от игры. Осушить бы источник.
Внимание скользит поверхностью шара,
проходит вдоль занавеса,
украшает полстину - не ощущая её изнанки.
Тебе не освободить связанных. Прислушайся,
трещинами
восходят угрозы.
Вводится термин: знание.
Знаешь, как ты был смешан с мраком позорного.
Знает знание - воспринятое от других,
по частям и давно.
Оно-то и глядит на тебя.
Дегустация вкуса всего недобытого. Сильный же ветер
налёг сегодня!
Противоречие политических систем, гнев
от разделённости.
В не твоём времени нет ни пятна, ни скудости.
Вводится термин: след.
Под скрежет мечтаешь о мощёной площади, пустой, просторной,
не вмещающей впечатлений.
Вводится термин: отдача.
Неуловимое к неуловимому.
Боль и боль.
Совсем не важно, что ты делаешь.
Солнышко - позволь ему солнствовать, отпусти.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
