Разгадав гороскоп, пролистал облетевший гербарий.
(Поклянусь всем святым, поклонюсь камышам и цветам.)
Опасаюсь, дрожу - это раньше нас черти не брали,
а теперь - каждый сам, за себя, по себе, каждый сам...
Всë пространство пошло на углы и на чëрные дыры.
Там, где - было недавно - скользило, играло, лилось,
не успеть добежать до столба, закричать "палы-выры"...
Так и в детстве когда-то мне спрятаться не удалось:
разыскали, остригли и выдали взрослую пайку,
научили считать - для поверки на первый-второй.
Даже - помнишь - когда мы с тобою гуляли по парку
нас деревья хлестали ветвями, как гнали сквозь строй.
Но вдвоëм навигация - так, безобидная шалость,
недосуг и вести исчисленье несчастных дробей.
Мы - глазами в глаза и спиною к спине защищались.
(А теперь каждый сам по себе, каждый сам по себе.)
В переходе метро трепетанье газетной бумаги,
в переводе на русский гербарий дурных новостей.
Заклинанья бессильны, бесчинствуют злобные маги,
пожиратели снов, раздуватели мелких страстей.
Разнесëнные врозь, наблюдаем часы и от скуки
примеряем движенья планет, как корону плебей.
Всë слова; и "разлуки", и "муки" - лишь мëртвые звуки.
Каждый сам, за себя, по себе, каждый сам по себе.
Что ей, Гекуба, в имени моëм?
Давно уже на карте амнезии
оно обозначает водоëм,
разлившийся слезой на пол-России.
Мессия в Бруклин не пришëл, хотя
он клялся многотысячным евреям.
Она ему не родила дитя,
пускай была чувствительна к хореям.
(Старея, я и сам не разберу
дороги в череде местоимений.
Что было с ним? со мной?
Но я умру -
кому тогда кого винить в подмене?)
На день и ночь вернуть бы день и ночь,
когда в одно местоименье слились,
и в ступе было что и чем толочь,
и радовались боги, а не злились,
когда (почти) был честен шарлатан,
что обещал на всех чудес и хлеба.
...и имя что-то означало там,
где не дождалось нас седьмое небо.
Осень в ее неминучей плакучести,
медленности, неизменности, бренности,
листиев тысячелетней падучести,
жëлтой и красной лесов откровенности...
Где наше всë? мне ли петь об обещанном,
будущем в прошлом-условно-несбыточном?
Я упрощаю: мужчина и женщина,
счастье продажное в домике пыточном,
глянец журнальчика и интерьерчика,
след от колëс на лужайке подстриженной,
вместо клубнички увядшей - мы перчика:
к осени стиль максимально приблИженный,
к жизни приглаженный, к моде подкрученный,
слитый с пейзажем до неразделëнности.
Что, рядовой, молодой, необученный:
мне ли с тобой толковать о влюблëнности?
Сергей Слепухин: Портрет художника["Красный", "белый", "зеленый" - кто может объяснить, что означают эти слова? Почему именно это слово, а не какое-нибудь другое сообщает о свойствах конкретного...]Виктория Кольцевая: И сквозная жизнь (О книге Александры Герасимовой "Метрика")[Из аннотации, информирующей, что в "Метрику" вошли стихи, написанные за последние три года, можно предположить: автор соответствует себе нынешнему. И...]Андрей Крюков: В краю суровых зим[Но зато у нас последние изгои / Не изглоданы кострами инквизиций, / Нам гоняться ли за призраками Гойи? / Обойдёмся мы без вашей заграницы...]Андрей Баранов: Последняя строка[Бывают в жизни события, которые радикально меняют привычный уклад, и после них жизнь уже не может течь так, как она текла раньше. Часто такие события...]Максим Жуков, Светлана Чернышова: Кстати, о качестве (О книге стихов Александра Вулыха "Люди в переплёте")[Вулыха знают. Вулыха уважают. Вулыха любят. Вулыха ненавидят. / Он один из самых известных московских поэтов современности. И один из главных.]Вера Зубарева: Реквием по снегу[Ты на краю... И смотрят ввысь / В ожидании будущего дети в матросках. / Но будущего нет. И мелькает мысль: / "Нет - и не надо". А потом - воздух...]
